Из-за поворота реки чуть слышно доносился гул автомобильных двигателей. Александр рысью, забыв выйти из реки и разбрызгивая радужными веерами воду, кинулся туда.

Примерно в километре ниже по течению реку огромными бетонными быками перегородил мощный мост, по которому мчались, хоть и не сплошным потоком, разноцветные и разномастные автомобили. Совсем неподалеку от Александра на берегу, зарывшись в песок всеми четырьмя колесами, торчал на солнцепеке черный с оранжевым вездеход дорожной полиции, а подле него на расстеленных полотенцах грелись двое здоровенных детин, судя по аккуратно сложенной тут же серой форменной одежде, из числа соратников барона фон Штильдорфа. Видимо, ребята только что сменились с дежурства и решили не терять времени попусту.

Александр, обрадовавшись виду первых за несколько дней живых людей, да еще представителей закона, хотел было направиться прямо к ним, но вовремя вспомнил, что пиджак и туфли остались лежать за поворотом реки, а в одних изодранных в лохмотья брюках он представляет весьма подозрительное зрелище. Пожалуй, все-таки стоит вернуться назад, чтобы привести себя в относительный порядок, — полицейские, судя по всему, расположились загорать надолго…

Однако, вернувшись к знакомому валуну, ротмистр едва узнал только что покинутое место. Нет, валун никуда не пропал, но скала, высившаяся над местом его странного “сна”, еще несколько минут назад девственно чистая, оказалась сверху донизу усеянной разного рода сакраментальными надписями типа: “Здесь были Вася и Аскольд”, памятными неизвестно кому датами, сердечками, пронзенными стрелами Амура, похабно-математическими “формулами” и прочими автографами людей недалеких и явно не обремененных проблемами, а песок усеян следами кострищ, пустыми банками из-под пива, кваса и сельтерской, осколками бутылок и прочим мусором, по которому еще недавно Александр так скучал.

Цивилизация тут же не преминула напомнить о себе: один из бутылочных осколков мстительно, как показалось ротмистру, впился в голую ступню. Прыгая на одной ноге и пытаясь зажать ладонью рану, из которой так и хлестала кровь, обильно струящаяся на песок, Бежецкий растерянно огляделся. Ни пиджака, ни туфель в обозримом пространстве не обнаруживалось, так как они, видимо, канули в небытие вместе с только что оставленным параллельным миром Соседа. Для проформы ротмистр поискал еще, не надеясь особенно на удачу…

Спокойный голос, раздавшийся из-за спины, подействовал на Александра как удар тока:

— Потерял чего, господин хороший?

Один из полицейских, минуту назад загоравших на песочке возле вездехода, широкоплечий парень лет двадцати пяти, нацепив комично выглядевшую на почти голом человеке форменную фуражку, стоял на пресловутом мысу, широко расставив волосатые мускулистые ноги и держа в опущенной левой руке ремень с портупеей и пустой кобурой. Пустой кобура была потому, что правой рукой “дорожник”, находясь согласно инструкции “в пяти-семи метрах от подозреваемого в правонарушении”, направлял прямо в живот подозреваемому, то есть Александру, тупорылый табельный “веблей-скотт” калибра 11, 43 мм…

“Ну, блин, привязался! — Александр ежесекундно озабоченно поглядывал в зеркало заднего обзора. — Чего ему нужно? Неужели люди Полковника так топорно работают? Или не его?…”

“Хвост” он заметил сразу же, как только вырулил на Невский. Кургузый “даймлер” какого-то легкомысленного, “лягушачьего” цвета, висящий на хвосте “кабарги”, уже начал надоедать Бежецкому. Раздражало не само преследование, а тот дилетантизм, с которым оно велось. Преследователи не только совершенно не скрывались, но, казалось, нарочно пытались держаться к объекту как можно ближе. Опасаться ротмистру было нечего, поэтому он всеми силами пытался заставить себя не нервничать. Искушение вдавить в пол до упора педаль газа стало так велико, что даже зачесалась ступня в ботинке. Надежная мощная машина, мгновенно превратившись в настоящий болид, несомненно, оставила бы далеко позади здешний неповоротливый аналог приснопамятного гэдээровского “трабанта”, в просторечии, как ни странно, и здесь называемый “мыльницей” из-за пластмассового кузова. Однако зуд зудом, а сотни ни в чем не повинных автомобилей добропорядочных петербуржцев, торопящихся домой после трудового дня, движущихся слева и справа по оживленнейшей магистрали столицы, тоже стоило принимать во внимание.

Решение пришло внезапно, когда Александр автоматически притормаживал у светофора, зажегшего желтый сигнал прямо перед носом его машины. Сбросив скорость почти до нуля и краем глаза отметив, как “даймлер”, который отделяли от преследуемой “кабарги” два автомобиля, тоже начал притормаживать, Бежецкий, “ударив по газам”, проскочил перекресток.

Позади раздалась только робкая и какая-то куцая трель уличного полицейского: видимо, служака в последний момент разглядел номера Дворцовой Службы на “кабарге” и, судя по всему, решил перенести громы небесные с головы высокопоставленного чиновника на его преследователя, неуклюже пытавшегося выбраться на оперативный простор. Спустя пару минут Александр снова взглянул на дорогу и удовлетворенно улыбнулся, не обнаружив позади ядовито-зеленой “мыльницы”. До настоящего профессионализма “хвостам” было далеко. Интересно, кто же это все-таки был?

Бежецкий несколько расслабился и даже начал насвистывать некий фривольный мотивчик. Однако все неожиданности были впереди.

Подъезжая к своему дому, Александр еще издали отметил скопление разномастных автомобилей. Да какое там скопление — перед подъездом буквально яблоку негде было упасть. Роскошные, сияющие благородным черным лаком лимузины демократично стояли бок о бок с потрепанными, видавшими виды малолитражками всех цветов радуги. Между машинами и возле парадного входа толпились десятки людей.

Ломая голову над тем, куда приткнуть “кабаргу”, Александр по совковой привычке попытался угадать причину этого столпотворения, совсем упустив из виду то, что все эти гости — его, так как именно он, граф Александр Павлович Бежецкий, и является владельцем дома, вызвавшего столь явный интерес публики. Радовало то, что среди разнокалиберных автомобилей не было заметно ни одного полицейского или медицинского, а следовательно, каким-либо криминальным происшествием здесь не пахло. Однако вид здоровенных “манекенов” в стандартных темных костюмах, распираемых на плечах мощной мускулатурой, а на груди — явно чем-то оставляющим дырки очень крупного калибра, скучковавшихся возле роскошных “русско-балтийских” и “дортмундеров” и свысока поглядывающих на “шушеру”, сновавшую вокруг своих “фольксвагенов”, “шкод” и “испано-сюиз”, наводил на размышления.

Естественно, “быки” здесь, в отличие от мира Александра, на роль владельцев таких шикарных тачек тянуть никак не могли. Криминал этой России вообще старался не афишировать себя, довольствуясь своей паучьей иерархией внутри собственной экологической ниши. Новые русские, набившие Бежецкому оскомину дома, тут никому не привиделись бы и в дурном сне, хотя некоторые из скороспелых купчиков новорусскими замашками владели вполне. Подобными автомобилями в России-2 пользовались люди солидные и добропорядочные: дворяне не из бедных, купцы, промышленники, дипломатический корпус… “Качки”, следовательно, всего лишь шоферы либо телохранители, а скорее всего, и то и другое вместе. Так сказать, в одном флаконе. Что же привело столько солидных людей к дому скромного ротмистра? Несколько смущали также дипломатические номера и пестрые флажки на капотах некоторых “членовозов”.

Вторая группа людей, чуть ли не впятеро превосходившая численностью первую, являла собой сборище типичных представителей второй древнейшей профессии, обвешанных фото — и видеокамерами, магнитофонами и прочей навороченной и не очень репортерской аппаратурой. От лимузинов журналисты, видимо хорошо знакомые с повадками меланхолично жующих жвачку, именуемую здесь смолкой, “шкафов”, во всех мирах нетерпимых к папарацци, старались держаться на почтительном расстоянии.