— Живьем хотят взять, разве непонятно? — буркнул Николай.

Жорка тоже отшвырнул банку и схватился за двустволку.

— Я им так просто не дамся... Ротмистр вздохнул и, бросив весло, принялся расстегивать куртку.

— Стрелять не стоит: у них автоматическое оружие и одним залпом они изрешетят всю лодку, да и нас заодно. Вместе с вами, Кавардовский! — Язвительный поклон в сторону несколько поубавившего свою резвость Князя. — Поэтому нужно использовать последний шанс.

До вражеской посудины оставалось уже не более пятидесяти метров, и отлично можно было различить человека в белом с биноклем в руках на ее носу, а также десяток бритоголовых парней, вооруженных автоматами и помповыми ружьями, позади.

— Петр Андеревич, вы же не станете... — всполошилась Валя, сжимая мокрыми и перемазанными ржавчиной ладонями щеки.

— Стану, мадемуазель, стану... Берите весло, Георгий, и постарайтесь все-таки добраться до цели. Обо мне не думайте...

— Петр!..

Вместо ответа ротмистр, скинув с ног ботинки, почти без всплеска исчез в мутных волнах.

Стоящий на носу с биноклем в руках Клещ в развевающемся по ветру белом дождевике, испятнанном брызгами, летящими из-под носа моторки, строго-настрого запретил открывать огонь по приближающейся лодке.

— Живьем всех взять, живьем. С мужиками поболтаем, девку — на хор!

Последнее замечание вызвало одобрительный гул у братвы, мечтавшей поскорее дорваться до беглецов, особенно до проклятого ниндзя.

— Глянь, Леха! — Базука опустил свой бинокль. — Кажись, кого-то за борт сбросили. Или что-то.

— Наверное, того, связанного. Видать, наш человек был... — Клещ напряженно всматривался в окуляры.

— Жалко... Может, выплывет?

— Связанный?

Вадик снова перекрестился.

— А кота этого, заразу, собственноручно утоплю! — мечтательно произнес он. — Вон он: видишь башка ушастая из-за борта торчит! В мешок подлеца да в воду!

— Ты явно неравнодушен к котам, Вадя! Это что-то патологическое... — Клещ повернулся к другу, опуская бинокль. — Всем приготовиться к абордажу...

— Чего-чего?..

— Захватим это корыто, говорю!

В этот момент лодку, идущую на полном ходу, слегка качнуло, словно она налетела на мель, и над бортом в вихре брызг сразу на метр выросло что-то непонятное, черное, блестящее, словно бы облитое мокрой кожей.

— Атас! — завизжал Базука, занося руку для крестного знамения.

Ударила жиденькая автоматная очередь — у кого-то из братвы не выдержали нервы. В этот момент лодка резко накренилась и перевернулась.

Последнее, что успел увидеть в своей жизни оглушенный, полузахлебнувшийся и полуослепший Клещ, был бешено вращающийся винт моторки. В следующий миг мир окунулся в багровую бездну.

«Анюта... — успело пронестись в уже наполовину умершем мозгу Алексея. — Анечка моя...»

— Ну что там, что? — Валя, вытягивая шею, все пыталась разглядеть что-нибудь в том месте, где несколько минут назад исчезла преследовавшая их моторка.

Мужчины, опустив ненужные уже весла, понуро сидели, уставясь на мокрое дно лодки, в плескавшуюся воду, в которой намокала сброшенная ротмистром перед прыжком в воду куртка. Даже Кавардовский притих и смотрел куда-то в сторону.

— Может быть, выплывет. Вода-то теплая...

— При чем здесь температура воды? Там винт... И волна опять же. Видишь: ни одного предмета на поверхности не плавает. Все потонули. Да и времени прошло изрядно. Ладно, Жорка, бери весло.

В этот момент мокрая рука, беззвучно взметнувшись из-за борта, крепко вцепилась в рассохшиеся доски.

До ближайшего перехода было уже недалеко: выступить в путь пораньше и... К обеду, возможно, откроется новый мир. Каким он будет? Таким же, как этот: девственным и нетронутым или?..

«Еще один необитаемый мир... — пронеслось в голове Чебрикова, бережно разглаживающего на колене истрепанную берестовскую карту. — Сколько же их: таких прекрасных, первозданных и... совершенно безлюдных».

— Насчет безлюдных, это вы верно заметили, — ворчливо заявил кто-то рядом, прямо за спиной ротмистра. — Но относительно необитаемости я с вами готов поспорить!

Петр Андреевич ошеломленно закрутил головой, но никого, кроме спящих путников вокруг не было.

— Не старайтесь, не старайтесь. — Невидимый обладатель ворчливого голоса засмеялся. — Все равно у вас ничего не выйдет.

— Почему? — Граф словно невзначай положил руку на автомат и весь напрягся, готовый в любую секунду нырнуть вбок из-под гипотетического прицела, перекатиться и открыть огонь на поражение. — Разве вы невидимы?

Невидимка замялся:

— Можно выразиться и так... Хотя... Да ладно, все равно вы не поймете.

— Я что, произвожу впечатление непроходимого тупицы? — Ротмистр, чтобы потянуть время, сыграл обиженного, а сам в этот момент напряженно раздумывал о том, как найти выход из этой странной ситуации.

— Что вы! — совершенно искренне, как показалось Чебрикову, ответил «гость». — Вы, судя по всему, очень умны л к тому же весьма хладнокровны. А если еще перестанете тискать свой смертоносный аппарат, то вообще вырастете в моих глазах на недосягаемую высоту.

— А у вас есть глаза?

— Конечно, как и у всех... Почти у всех разумных существ.

Ротмистр не торопился следовать совету, продолжая сжимать рукоять «АКСУ»:

— Есть и слепые?.. Простите, я это так — из чистого любопытства.

— К чему извиняться? Есть разные разумные, в том числе и с другими органами чувств, заменяющими им зрение. Без глаз, но не слепые. Я понятно выражаюсь?

— Абсолютно! — заверил «гостя» ротмистр. — Но мы, кажется, отклонились от темы.

— Да-да...

Петр Андреевич был готов поклясться, что невидимый собеседник сейчас рассеянно протирает стеклышки пенсне, как делал приват-доцент Мерзляков, преподававший в кадетском корпусе русскую словесность, когда терял нить беседы и мучительно пытался вернуться на проторенную дорожку.

— Итак, чем обязан столь позднему визиту? — по-светски продолжил граф, устраиваясь поудобнее — шестое чувство подсказывало ему, что ни опасный хищник, ни какой-нибудь не менее коварный головорез в пространную беседу с потенциальной жертвой пускаться не будут... Невидимка уже сто раз мог воспользоваться своим преимуществом, не афишируя своего присутствия. А значит, по крайней мере в ближайшее время, автомат действительно можно оставить в покое.

— Да-да, конечно... С прискорбием должен сообщить, что вы изрядно отклонились от нужного вам курса, — сменил дружеский тон на официальный ночной гость. — Следуя далее, если можно так выразиться, без руля и без ветрил, фигурально, конечно, вы рискуете забраться в такие дебри, возвращение откуда станет вообще проблематичным.

— Значит, есть верный курс... к нужной нам цели? — пытаясь утихомирить заколотившееся от радостного предчувствия сердце, ротмистр едва не сказал домой, но вовремя спохватился, что дом этот — только его и Кавардовского.

— Конечно.

— И как туда... Если вам известно, разумеется...

— Разумеется. Естественно, точного направления, как говорится, пальцем, я вам указать не могу. Не существует в нашем случае направлений... Желаете, я продемонстрирую вам это наглядно, пусть и весьма упрощенно?

— Конечно.

— Прикройте на мгновение глаза.

Петр Андреевич беспрекословно повиновался, и тут же в темноте перед его глазами возникло сложнейшее переплетение разноцветных нитей, среди которых преобладали золотистые, но встречались зеленые и красные и совсем редко — других цветов радуги. Клубок жил своей жизнью, постоянно меняя форму, словно перетекая из неправильного шара в некое подобие куба, и тут же — во что-то конусообразное... Нити извивались, каждую секунду переплетаясь по-новому, создавая все новый и новый прихотливый узор. Ротмистру на мгновение показалось, что он что-то уловил в диком переплетении, но стоило всмотреться — и понимание ускользнуло, а взамен навалилась головная боль, постепенно становящаяся все более и более мучительной. Внезапно он понял, что все то время, что он созерцал разноцветное живое чудо, его окружал какой-то невообразимый шум наподобие какофонии, издаваемой симфоническим оркестром в процессе настройки инструментов, только еще более хаотический и немелодичный. Дали знать о себе и другие органы чувств, причем не с лучшей стороны...