Решив, что не стоит и пытаться вклиниться между запрудившими пятачок перед подъездом автомобилями, Александр заглушил мотор и по старой, совершенно неуместной здесь привычке, сунув ключи в карман, направился к своему жилищу, лавируя между блестящими бортами.
Неожиданно для Бежецкого его появление вызвало бурное оживление в обеих группах. Шквал вспышек блицев заставил ослепленного Александра загородиться рукавом и попятиться. Репортеры, ощетинившись объективами и микрофонами, рванули к ротмистру, как на стометровке, сшибая с ног и отталкивая друг друга, без всякой корпоративной солидарности и уважения к обильно представленному здесь прекрасному полу, который повадками, кстати, ни в чем не уступал сильному. Телохранители же, явно подчиняясь чьей-то команде, начали ледоколами в бушующем море целенаправленно пробиваться к Бежецкому, не только расталкивая (вернее сказать — размазывая) толпу, но и успевая при этом прижимать к уху свои напоминальники. Еще мгновение, и его, плотно стиснутого литыми плечами, повлекло неведомой силой к подъезду. Полностью лишенному самостоятельности Александру оставалось только растерянно вертеть головой и жмуриться от вспышек. Со всех сторон сыпалось:
— Агентство “Новости столицы”: что вы можете сказать?… Как вы объясняете?… Газета “Вести”: вы уже решили оставить государственную службу?… “Петербургский пересмешник”: будете ли вы с супругой проживать в России?… “Новый Иерусалим”: согласны ли вы на перемену вероисповедания?… “Петергоф-ТВ”: как вы прокомментируете?…
Наконец Александра бережно, но неуклонно втолкнули в парадное, и несколько здоровяков, захлопнув двери, дружно прижали их вздрагивающие створки плечами, с трудом сдерживая натиск обманутой в своих ожиданиях, слава богу, в большинстве своем худосочной толпы. Убедившись, что “объект” в безопасности, непрошеные телохранители аккуратно смахнули с его костюма невидимые пылинки и, отступив, почтительно вытянулись во фрунт. Ошеломленный ротмистр растерянно оглянулся и непроизвольно, жестом скомандовал им: “Вольно”.
По широкой лестнице (его, между прочим, лестнице), видимо в спешке покрытой красной ковровой дорожкой, сохранившейся с незапамятных времен скорее всего где-то в чулане, спускалась группа явно не самых простых людей. Впереди, оживленно тряся похожей на одуванчик головой, семенил, поддерживаемый с двух сторон, какой-то старичок в старомодной треуголке со страусовыми перьями и расшитом золотом парадном мундире, смахивающем на камергерский и украшенном массой звезд и крестов, под которыми едва виднелась ярко-зеленая лента с золотой каймой через правое плечо. Свита старичка мало чем уступала предводителю по роскоши мундиров (гражданских и военных) и обилию регалий.
Не дойдя нескольких шагов до Александра, старец внезапно оттолкнул “ассистентов”, выпрямил спину, сделал пару неожиданно четких шагов навстречу опешившему хозяину и, сорвав шляпу, с видимым трудом опустился на одно колено. В наступившей тишине под сводами парадного подъезда графов Бежецких зазвучал немного дребезжащий старческий голос. Сначала ротмистр не понял даже, на каком языке говорит странноватый старик, но спустя мгновение уверенно опознал немецкую речь.
— …передать его великокняжескому высочеству волю почившего в Бозе великого князя Саксен-Хильдбургхаузенского Эрнста-Фридриха Пятого…
Александр опешил.
— Позвольте, господа… — начал он по-русски.
Перебитый на важном месте своей речи старичок недовольно пожевал губами и обернулся к сопровождавшей его толпе вельмож (а как, позвольте, можно расценить такое великолепие мундиров?). Из рядов свиты тут же выступил неприметной внешности лысоватый человечек средних лет и с готовностью начал переводить вышесказанное на русский язык. Видимо, сановники посчитали, что, не зная языка, Бежецкий упустил нить речи старика, оказавшегося не кем иным, как первым гоф-министром великого княжества Саксен-Хильдбургхаузе некого.
Новость была просто потрясающей: пышная делегация, состоявшая из чиновников Саксен-Хильдбургхаузенского посольства и представителей великокняжеского двора, явилась ни много ни мало для того, чтобы вручить скромному российскому офицеру корону этой небольшой, но имевшей древнюю историю монархии, расположенной в самом центре Европы. Волей случая оказалось так, что графиня Бежецкая, урожденная графиня Ландсберг фон Клейхгоф (вот в чем заключалась причина внезапной ее любви к немецким родичам), оказалась единственным отпрыском некогда раскидистого, а теперь почти совершенно вымершего древа Хильдбургхаузенской династии. А так как по вековым законам великого княжества, только формально не считавшегося королевством, свято чтимым его обитателями, женщина не могла носить древнюю корону Хильдбургхаузенов, а детей мужского пола (равно как и женского, между прочим) претендентка пока не имела, законным правителем вплоть до рождения наследника престола должен был стать ее супруг, то есть он, Александр Павлович Бежецкий.
Вполуха следя за вычурными речами сановников, Александр мысленно разворачивал перед собой карту Германской Империи (местного, естественно, ее аналога) и разыскивал на ней не столь уж и маленький по масштабам здешней лоскутной Европы (но совершенно ничтожный по российским) причудливо изрезанный клочок земли, окрашенный в травянисто-зеленые тона. Площадь — чуть более тысячи квадратных километров, население — около полутора миллионов человек, столица — город Хильдбургхаузен… Удивительно, до чего же много информации всадили люди Полковника в голову вчерашнего офицера Советской Армии, довольно приблизительно помнившего подобные данные, относящиеся даже к его родной стране.
Тем временем перестав говорить, старик взял с протянутой ему атласной подушки такую же, как и у него самого, зелено-золотую ленту и огромную, переливающуюся сотнями разнокалиберных бриллиантов многолучевую звезду и попытался возложить сии знаки великокняжеского достоинства на свежеиспеченного монарха. За его спиной маячило еще несколько сановников с такими же подушками, на которых, как успел заметить Бежецкий, возлежали сверкающая бриллиантами корона, похожий на бейсбольную биту скипетр, горностаевая мантия и еще какие-то непонятные регалии… Александр не в силах выдержать всего этого спектакля заслонился руками и попятился.
— Э… господа! Постойте! Это так неожиданно. Я не могу так вот скоропалительно принять ваше лестное предложение…
В выцветших от времени бледно-голубых глазах гоф-министра, казалось навечно, застыло недоумение. Он нетерпеливо повернулся всем телом к переводчику (а у старичка-то застарелый остеохондроз!) и выслушал торопливый перевод, после чего разразился длинной речью. Александр знал теперь благодаря столь усиленной подготовке немецкий язык, но следить за смыслом старомодной речи, тем более на специфическом нижнесаксонском диалекте, мог с трудом.
Со слов вельможи выходило, что отклонить свалившуюся нежданно-негаданно на него ответственность ротмистр не в состоянии. Более того, отказ выполнить волю покойного великого князя Саксен-Хильдбургхаузенского Эрнста-Фридриха Пятого чреват такими осложнениями… Добил Александра оказавшийся здесь, видимо в качестве рояля в кустах, чиновник в ранге товарища министра внешних сношений. Взяв секундный тайм-аут, он за рукав отвел опешившего ротмистра в сторонку и зашептал ему на ухо об ответственности перед государством, важности возложенной на него миссии. Одним словом, ошарашенный Бежецкий наконец позволил нацепить на себя дурацкие ленту со звездой (все остальные атрибуты, слава богу, полагалось возложить только после официальной коронации в Хильдбургхаузене, в кафедральном соборе Святого Иоганна Благословенного, спустя определенный срок после похорон предыдущего великого князя) и принял поздравления от случившихся здесь, естественно совершенно случайно, представителей Саксонского, Баварского, Вюртембергского, Австрийского и десятков трех с лишним других посольств Европы, среди которых настоящей достопримечательностью был личный представитель при российском дворе негуса Абиссинского и Эфиопского Менелика Пятого. Прикинув в уме количество государств здешней Европы, напоминавшей лоскутное одеяло, судя по всему спешивших в данный момент заверить нового монарха в своих соболезнованиях и поздравить с принятием титула, Бежецкий загрустил. Тут еще, ко всему прочему, вышколенные телохранители распахнули двери, и в помещение ввалилась разъяренная ожиданием огромная толпа репортеров, оглушив монарха сотнями вопросов и окончательно ослепив вспышками блицев.
