Даже самые большие недруги не могли отрицать, что Артабану самой судьбой предназначено быть государственным мужем. Он намного превосходил всех прочих сановников: и умом — острым, властным, быстрым в выборе решений, — и внешностью. Высокого роста он был статен, дороден; большая холеная, окрашенная хной борода подчеркивала мужественные очертания лица, нос был подобен острому орлиному клюву, глаза светились мыслью, но могли метать и молнии.

Артабан оглядел собравшихся, задержав взгляд на маге, после чего сказал:

— Великий царь, царь царей, царь двадцати трех провинций, сын Дария, внук Виштаспы, богоравный Ксеркс моими устами выражает свою волю и объявляет, что сегодня будут приняты Гистасп, сын Дария, Арсам, сын Дария, Анаф, сын Отана и Артифий, сын Артабана. Остальным повелеваю явиться на следующее утро.

Недовольно ворча вельможи, которым было отказано в приеме, разошлись. Ушел и Демарат. Маг остался стоять на месте. Вновь взглянув в его сторону Артабан провозгласил:

— Царь повелевает войти в его покои Гистаспу, сыну Дария.

Следом за Гистаспом были приняты и другие сановники. Выходили они очень быстро, что свидетельствовало о том, что царь торопится и не склонен вступать в длинные разговоры. Маг догадывался о причине подобной спешки. Надежный информатор из числа приближенных царя сообщил, что в царский гарем доставлены две очаровательные ионийки. Судя по всему Ксерксу не терпелось отправиться к своим новым наложницам.

Зала опустела. Остались лишь бессмертные, да невозмутимый маг. Давая отдых ноющим от ходьбы ногам он прислонился к безобразному каменному туловищу какого-то монстрообразного божества. Лица бессмертных дрогнули от этого кощунства. Негромко скрипнула створка приотворяемой двери, появился Артабан.

— Ты еще не ушел, Заратустра? — деланно удивился он.

— И не уйду. — Маг усмехнулся. — Не ради этого я проделал многочасовой путь.

— О, я понимаю тебя! — Артабан махнул рукой, приказывая бессмертным удалиться, и дружески тронул Заратустру за локоть. — Дорога, пройденная ногами отшельника, несоизмеримо дольше, чем та, что проскакал конь Гистаспа или Гиперанфа. Поверь мне, я искренне сочувствую тебе, великий маг, но ничем не могу помочь. Царю не терпится устремиться в сребростенный гарем.

— Да, великий царь падок до иониек, — невозмутимо согласился Заратустра.

Пальцы Артабана, сжимавшие локоть странника, ощутимо дрогнули. Вельможа конечно же подозревал, что Заратустра имеет соглядатаев среди придворных, но не думал, что они столь осведомлены — ведь девушек доставили из Сард лишь ночью. Однако Артабан быстро совладал с собой. Коротко рассмеявшись он поспешно сменил столь щекотливую тему разговора.

— У повелителя много забот. Увы, он не всегда располагает временем выслушать советы своих мудрых слуг.

Заратустра, прекрасно знавший, что именно Артабан решает, кто попадет, а кто не попадет на прием к царю, заметил:

— Я слышал, что в последнее время великий царь стал прислушиваться к советам одним и совершенно забыл о других.

— Недоумеваю, Заратустра, кого мог забыть великий князь.

— Ну, например, Мардония или Мегабиза.

— В твоих словах отсутствует истина, маг. Как может повелитель забыть о Мегабизе, сыне благородного Зопира, оказавшего столь значительную услугу его деду Курушу, или Мардония, долгие годы верно служившего высокочтимому отцу? Они, как и прежде, пользуются благорасположением повелителя.

Маг проигнорировал эту напыщенную тираду.

— Почему же в таком случае они не могут увидеть своего господина в течение уже многих лун?

Артабан всплеснул руками.

— Повелитель очень занят и, как ему ни горько от осознания этого, он не всегда может позволить себе выслушать речи своих верных слуг. Он просил передать свое искреннее сожаление, что не может принять тебя, великий маг.

— Подозреваю, он даже не знает о том, что я здесь, — пробормотал Заратустра.

Начальник охраны возмутился.

— Как может Заратустра подвергать сомнению мою искренность?!

— О нет, почтенный Артабан! Я сетую на твою забывчивость!

— Достаточно! — сорвав с себя вежливую маску закричал вельможа. — Я не намерен больше терпеть подобных оскорблений. Ступай вон или тебя вышвырнут из дворца!

Заратустра медленно повернул голову и устремил на Артабана пристальный взгляд. Сила этого взгляда давила на сановника, словно каменная глыба, руки и ноги его дрожали, лоб покрылся испариной. Но, собрав свою волю в комок, он выстоял.

— Убирайся! Или я крикну стражу!

— Будь осторожней, Артабан, — нараспев прошептал Заратустра. — Иногда, нужно немного яду; он вызывает приятные сны. И, в конце концов много яду, для приятной смерти[9].

Резко повернувшись Заратустра вышел, оставив все еще дрожащего Артабана в одиночестве.

Но маг не отказался от своих попыток пробиться к царю Ксерксу. Используя гипнотические способности он заставил раздеться одного из бессмертных, повстречавшегося ему вблизи дворца. Облачаясь в цветастый халат, Заратустра без особого труда миновал одурманенную его взором стражу и прошел мимо к женским покоям. Здесь он сбросил одеяние воина и смело шагнул через порог.

Стоявший неподалеку от двери евнух бросился навстречу с мечом в руке. Но Заратустра отбросил толстяка незаметным движением ладони. Рухнув на выложенный глиняными плитками пол и ошеломленно взирая на руку, в которой мгновение назад был зажат кривой меч, евнух послушно выслушал все то, что ему сказал маг.

— Немедленно доложи повелителю, что его хочет видеть маг Заратустра.

Евнух уполз за шелковые занавеси, привезенные из далекого Таия, а вскоре появился оттуда пятясь задом. Следом за ним показался великий царь Ксеркс, лишенный, правда, в этот момент особого величия. Оправляя складки льняной одежды он недовольно посмотрел на Заратустру и сказал:

— Ты преступаешь все мыслимые границы, маг! Разве тебе не известно, что проникшего в наш гарем ожидает медленная мучительная смерть?

— Известно, великий царь, — ничуть не смущенный таким началом ответил Заратустра. — Но я не имел иной возможности созерцать светлый лик наместника Ахурамазды. И, кроме того, каких бед может натворить в гареме столетний старец Заратустра, чья мужская сила и в молодые годы была меньше сотой доли тех достоинств, какими обладает великий царь!

То была довольно грубая лесть, но царю, который слышал лишь комплименты не слишком славящихся умом придворных, она показалась верхом изящества. Ксеркс самодовольно улыбнулся и погладил окладистую бороду.

— Ты отвлек нас от важных государственных дел, но мы рады слышать твои речи. Говори, какая необходимость привела тебя к нам, Заратустра, но прошу тебя, покороче.

— Я буду быстр, словно царская мысль! — Заратустра чуть склонил голову. — В последнее время до меня доходят слухи, что великий царь вновь отложил подготовку похода против эллинов. Осмелюсь напомнить великому царю, что руки этих нечестивцев осквернили святыни Ахурамазды в Сардах. Не выказав никакого раскаяния за содеянное, они осмелились восстать с оружием в руках против великого Дария, за что и были сокрушены мощью парсийских армий, но вновь не проявили ни малейшего сожаления.

Ксеркс нетерпеливо перебил мага:

— Я знаю, знаю это! Но мы считаем, что поход на эллинов преждевременен. Необходимо дождаться, когда их подточат внутренние междоусобицы и тогда эллинские города сами падут к нашим ногам.

— Осмелюсь заметить, что великий царь слушает слова дурных советников, а честные слуги царя, желающие поведать правду, не допускаются до основания золотого трона. Я говорю о тех, кто знает истинное положение дел в Элладе. Это извечно преданные великому царю Мегабиз и Мардоний, а также спартанец Демарат.

— М-да. — Царь задумчиво тронул рыжевато-черный ус. — Я действительно давно не видел Мардония. Почему?

Вопрошающий взор Ксеркса остановился на лице мага и Заратустра мгновенно послал мысленный импульс — всего одно слово «Артабан», а вслух сказал: