Сначала было тихо, но вскоре послышались тяжелые шаги и голос царевича.

— А, мама! Не ожидал увидеть тебя.

— Ты один? — басом осведомилась Аместрида, и Гидарн представил как выпуклые глаза царицы обегают комнату, придирчиво ощупывая каждый угол.

— Конечно, один. Что привело тебя ко мне?

Аместрида ответила не сразу. Жалобно скрипнул дифр. Гидарн понял, что царица присела рядом с сыном. Потом она зашептала, точнее зашипела. Ее слова были наполнены такой лютой злобой, что вельможа невольно вздрогнул.

— Сколько ты еще намерен терпеть этого старого жирного ублюдка?

— Но мама…

— Молчи! Неужели тебе не надоело кланяться ему! Неужели ты не хочешь занять золотой трон и надеть на себя царский кидар в присутствии шести тысяч коленопреклоненных сановников в ападане!

— Мама, о чем ты говоришь!

— Мой мальчик, ты полагаешь, что можешь обмануть меня, выдавая себя за неразумного юнца? Обмануть — да, но не меня. Я-то знаю, кто ты есть на самом деле. Ведь ты мой сын, моя кровь, твое сердце полно ненависти и коварства. Как ловко ты плеснул в чашу толстяка яд!

— Но…

— Молчи! Не говори ни слова! Твоя мама поможет тебе овладеть троном. А за это ты всегда будешь любить ее…

— Мама!

— Молчи!

Послышалось мокрое хлюпанье, затем шуршание одежды и скрип дифра. Гидарн с гадливым чувством прислушивался к этим звукам, ощущая как горячеют щеки, а в голове начинают стучать крохотные гулкие молоточки. Аместрида издала сладострастный стон. Этот звук вывел начальника бессмертных из оцепенения. Прижимая к себе меч, чтобы тот не звякнул, и цепляясь плечами за нависающий свод, Гидарн пополз прочь от Алой залы. Подслушанный разговор мог дорого обойтись ему, ведь если Артаксеркс или Аместрида узнают, что он был свидетелем происшедшего между сыном и матерью, то уж тогда голове Гидарна наверняка красоваться на медном шесте у входа во дворец. Обдирая колени, вельможа полз на четвереньках по узкому лазу, а в голове его звучали восторженные стоны царицы. Так он добрался до конца потайного хода, откинул деревянную панель, скрывавшую этот ход снаружи, и осторожно высунул голову, желая убедиться, нет ли кого поблизости. В этот миг две пары сильных рук подхватили парса под локти и вытянули на свет.

— Еще раз приветствую тебя, сиятельный Гидарн! — Голос Гистаспа был притворно-насмешлив. — Что это ты ползаешь, словно степной гад, вместо того, чтобы ходить как подобает человеку.

Начальник бессмертных угрюмо молчал, сознавая, что попался будто несмышленый мальчишка. Теперь он был полностью в руках царского брата, за спиной которого стояли шестеро косматых телохранителей-скифов. Можно было, конечно, попытаться выхватить меч и умереть в бою, а не на плахе. Можно было…

Брат царя потешался, глядя на растерявшегося вельможу.

— Что-то ты сегодня не столь разговорчив, как обычно. И плащ твой помят и изодран. И уже не вспоминаешь о славных предках, и не клянешься в верности повелителю.

Гистасп обернулся к своим скифам и приказал:

— Оставьте нас. Ступайте к моим покоям.

Проводив длинноволосых богатырей недоуменным взглядом, Гидарн воззрился на царского брата. Тот усмехнулся и, взяв вельможу за локоть, увлек его в сторону, противоположную той, куда ушли телохранители. В голосе Гистаспа звучала доверительность.

— Страшные времена настали, Гидарн. Приходится даже в своем доме ходить в окружении вооруженных слуг. — И без всякого перехода. — Как поживает любимый богами Артаксеркс? — Гидарн не нашелся с ответом. Царский брат насмешливо хрюкнул. — А как дела у сиятельной Аместриды?

Начальник бессмертных безмолвствовал, лихорадочно размышляя, как следует себя вести. Гистасп, напротив, извергал потоки слов.

— Да, о нравы! Что сказал бы мудрый Заратустра, увидев все это! Мы катимся в пропасть. Куда подевалась былая простота! Где она, женская стыдливость и целомудренность! Суки совращают собственных щенков! Что ждет державу!

— Чего ты хочешь от меня? — наконец спросил Гидарн, бросая косой взгляд на говорливого сановника.

— Наконец-то ты соизволил собрать разбежавшиеся мысли! Хорошо, поговорим начистоту. Ты красиво говорил сегодня, Гидарн, но я не царь и я не поверил ни одному твоему слову.

— Почему ты тогда молчал?

— А что я должен был сказать? Что старый верблюд не вынесет перехода через Говорящую пустыню? Думаю, ты и сам давно понял это, как и то, что старому верблюду лучше оставаться в неведении относительно того, что думают окружающие его.

Гистасп закудахтал-засмеялся, драгоценная цепь на его груди отозвалась легким звоном.

— Говори, — прошептал Гидарн, — мне интересна твоя речь.

— Я хочу оказать тебе две маленькие услуги, а за это ты ответишь мне тем же. Видишь вот эту штуку… — Гистасп извлек из поясного кошеля серебряный ключ и показал его вельможе. — Он открывает одну очень крепкую дверь. По-моему, он тебе нужен.

— Допустим. Где ты его взял?

— А разве это имеет значение! Лови, он твой!

Гистасп подбросил ключ вверх. Начальник бессмертных ловко поймал его и зажал в кулаке.

— Что требуешь взамен?

— Хочу быть уверенным, что твои люди не появятся этой ночью в моих покоях.

— Даю тебе слово. Что ты еще можешь предложить мне?

— Я подскажу тебе место, где пройдет мой царственный брат, отправляясь на ужин.

Усмешка тронула губы Гидарна. Начальник бессмертных резко спросил:

— Яд подействовал слишком быстро?

Этот вопрос совершенно не смутил Гистаспа. Он также усмехнулся.

— Представляешь, это так огорчило главного хранителя царских погребов, что он вонзил себе в брюхо кинжал.

— Сколько же украденного вина вытекло! — воскликнул Гидарн. Вельможи натянуто рассмеялись. — Что ты хочешь за вторую услугу?

— Я был бы рад, если б вслед за отцом последовали оба верблюжонка.

Гидарн покачал головой.

— Не выйдет. Один из них нужен мне.

— Ты делаешь глупость. Щенок не простит тебе смерти отца.

— Он сам повязан в этом деле.

— Все равно не простит. Становясь царями, наследники избавляются от отцеубийц. Он расправится с тобой тихо, по-семейному.

— Не выйдет, — упрямо стоял на своем Гидарн, и было непонятно, что он имеет в виду под этим «не выйдет».

Но царский брат понял.

— Тогда я не говорил тебе этого.

— Хорошо. Так где будет царь перед ужином?

— Он посетит меня, а возвращаться будет через старую галерею. Там десять глубоких ниш, в которых стоят треножники. Сегодня ночью их забудут зажечь.

— Забудут?

— Именно. Мои слуги порой страшно беспамятны.

— А если он не захочет пойти к тебе?

— Захочет. Ты когда-нибудь чувствовал себя волком, которого гонят облавой? Примерно так ощущает себя наш толстячок. Ему нужна волчица, рядом с которой ему будет спокойно. Я и есть эта волчица.

— И старый верблюд пойдет в Гародману!

— Надеюсь.

— Ну хорошо. Я буду помнить об оказанных тобой услугах.

— Тогда прощай. Нехорошо, если нас увидят вместе. Надеюсь встретить тебя за ужином завтра, сиятельный хазарапат!

Гидарн кивнул и почти бегом бросился в покои Мегабиза, где дожидались известий прочие заговорщики. Минуло совсем немного времени, и у входа в Желтую башню появились трое закутанных в плащи вельмож. Шедший первым Гидарн показал начальнику караула ключ. Бессмертный внимательно рассмотрел его и кивнул своим воинам. Толстенная медная решетка со скрипом поползла вверх. Поднявшись по узкой винтовой лестнице, трое остановились перед обитой металлом дверью. Гидарн вставил в замочную скважину ключ. Послышался короткий скрежет и дверь распахнулась. Убийцы вошли внутрь.

Нелегко было выманить Кобоса из его владений, где он чувствовал себя весьма и весьма уверенно. Дитраву пришлось пойти на хитрость. Он послал за евнухом не бессмертного, как делал обычно в подобных случаях, а маленькую улыбчивую служаночку, чьей обязанностью было омывать ноги царским гостям. Потрепав девушку по щеке, евнух осведомился, зачем он ей понадобился. Как и было велено, лукавая служанка ответила, что со старшим евнухом желает поговорить сиятельный Гидарн. Кобос не заподозрил ловушки. С некоторым промедлением, но он все-таки пришел туда, где по словам девушки должен был ждать начальник бессмертных, но застал вместо него Дитрава.