Я не слушал дальше, ощущая некоторую смущенную растерянность и неловкость. Крестьяне говорили всего лишь о наемниках-пограничниках, обычно охраняющих небольшие селения, выстроенные на границах с Издольем, где водилась всякая опасная для людей нечисть.
«А ты о чем подумал?» — насмешливо осведомился внутренний голос.
У ворот Гнезда я расстался с благожелательными попутчиками и вошел внутрь башни. Несмотря на то, что снаружи уже вовсю властвовало утро, здесь царил привычный прохладный сумрак и тишина. Считалось, что именно такая обстановка наиболее благоприятствует творческому процессу. Вот только мне всегда хотелось увидеть умника, который выдумал это и поговорить с ним по душам об особенностях творческих натур, которые, как простые смертные, также предпочитают тепло и свет.
Впрочем, такая обстановка скорее всего объяснялась иными причинами. Дело в том, что наше Гнездо, как и все остальные Гнезда мира, было выстроено в незапамятные времена с неизвестными целями. Это гораздо позднее его приспособили для нужд Птенцов, видимо, потому, что никому другому подобная махина не пригодилась. Трудно представить для чего первоначально предназначалось это грандиозное сооружение в несколько десятков этажей высотой, разделенное на внутренние, зачастую не сообщающиеся между собой отсеки. Благодаря загадочным свойствам это здание обеспечивало абсолютное уединение своим жильцам, что было на руку Наставникам, поскольку гарантировало сохранение порядка внутри смешанного молодежного общежития, и категорически не нравилось самой молодежи, ибо лишало всех даже возможности невинно ходить в гости друг к другу.
Общими были лишь несколько помещений — нижний холл, зал для собраний, столовая, центральная лестница, посадочные площадки и еще несколько отсеков помельче. А также террасы, узкие, в полтора шага шириной внешние каменные выступы, где неофициально собирались обитатели Гнезда, хотя всем это категорически запрещалось.
В Гнезде постоянно проживало не так много людей, как могло показаться, исходя из его исполинских размеров. Зато оно было под завязку заполнено всяческим оборудованием, и поэтому большая часть внутренних помещений стала недоступна несведущим, нам то бишь. Там властвовали технари и естественно паучники, пытаясь угадать предназначение наследия предков, так стремительно истребленных благодарными современниками, что они не успели позаботиться об инструкциях для потомков. Никто даже точно не мог сказать, на каком круге истории это произошло. Говорят, это был золотой век, когда удалось продвинуться немыслимо далеко до начала очередной войны… А потом все закончилось, как обычно. Впрочем, об этом лучше расскажут историки.
Пока же знатоки из Гнезда и примыкающего к нему Университета, задействовав все доступные ныне ресурсы, пытаются хоть что-то освоить. Иногда им это удается. Как, например, удается делать немыслимой сложности медицинские операции при помощи древнего, но отменно действующего оснащения лабораторий. Когда-то и Джеанну вытащили с того света как раз здесь… А иногда им это не удается, и тогда один из этажей Гнезда превращается в мертвую зону, а горожане злорадно населяют ее призраками и чудовищами… И, кстати, не особенно и преувеличивают.
Монстр. Где-то в Городе…
Повелитель звал.
Зов этот неудержимый, томительный, беспощадный выматывал его и смертельно пугал. Какое-то время он еще мог бороться с ним, не подчиняться, делать вид, что ничего не происходит. Но тогда Повелитель свирепел и каждый миг существования обращался в пытку. Он мог думать только об этом.
Те, кто находился рядом, иногда замечали, что он ведет себя странно. Они объясняли эту странность по-разному. Кое-кто догадывался, что происходит. Точнее думал, что догадывается.
Особенно Она.
Она чуяла нечто. Она чуяла Повелителя, что было не редкостью. Многие замечали его присутствие. Но лишь она словно бы могла разглядеть истинную сущность Повелителя. Возможно, она слишком хорошо знала его самого. Возможно, она просто оказалась проницательнее других.
Это пугало и раздражало. Она наблюдала за его отлучками и в ее глазах, казалось, стыло понимание и отвращение. Потому что на ее взгляд Повелитель не имел права на существование.
Как странно, но лишь в этом случае всесильный Повелитель был бессилен и уязвим. Он не мог владеть ею, как другими. Он не мог (не хотел?) уничтожить ее, как других, потому что… Потому что она выпадала из привычного рисунка мира. Из фишки на доске Она превратилась в полноправного игрока, пусть еще и не вступившего в действие, и ее нельзя было просто смахнуть, не глядя…
Почему Она все еще не перешла в нападение? Боялась? Вряд ли. В ее глазах было все, кроме страха. Сомневалась? Ждала чего-то? Иногда ему казалось, что Она действует исподволь. Плетет что-то невидимое, неосязаемое, но прочное и способное однажды обернуться ловушкой. Как Она это делает? Почему он не в силах увидеть это?
Недоумение терзало даже Повелителя. Но пока предпринять что-то, не лишившись покрова тайны, было бы слишком рискованно. Мелких, но таких въедливых людишек вокруг стоит опасаться даже могучему властителю, ведь их слишком много.
Оставалось выжидать, стараясь не оставлять следов, которые могли бы навести Ее на логово Повелителя.
Другие дороги, другие дни
Огонь трепетал, танцевал и ластился. Он нетерпеливо касался закопченных стенок никогда не чищеного очага, жадно облизывал потрескивающие дрова, ласкал железную, черную как ночь решетку… Огонь был другом. Он дарил тепло. Он успокаивал. Он надежно хранил тайны… Одна из них как раз сейчас превращалась в угольки.
Девочка поворошила золу кочергой, припрятывая предательски уцелевшие остатки: несколько спекшихся бусин, стеклянная пуговица, почти расплавленное колечко из дешевого мягкого металла… То-то Шаррона теперь разозлится, не обнаружив своего сокровища! Девочка мимолетно улыбнулась, предвкушая, и машинально потерла синяк на скуле — огромное, безобразное лиловое пятно, появившееся на ее лице благодаря злючке Шарроне. И это тогда, когда девочку пригласили на Прощальную ярмарку в городе!
Смутный переполох в глубине дома заставил ее насторожиться и прислушаться.
«Где эта маленькая дрянь?! — донесся плачущий женский вопль, — Вы посмотрите только, что она натворила!.. Да?! А кто же еще?!.. Пустите, я ей глаза выцара… Пусти!» — вопль взметнулся до истерического визга и грохот в глубине дома опасно приблизился.
Девочка не стала дожидаться расплаты, а привычно скользнула в темный закуток за очагом. О его существовании помнила только она и использовала как убежище в подобных ситуациях. Надо ли говорить, что похожие ситуации возникали частенько…
Комната наполнилась возбужденными людьми, пытающимися сдержать разъяренную фурию — высокую молодую женщину с размазанной по лицу косметической краской. Искаженная ненавистью физиономия заметно уродовала ее, но в обычной обстановке, наверняка, не один мужчина внимательно глядел ей вслед. Да что там, если говорить открыто, не один мужчина платил хорошие деньги, чтобы провести с нею пару часов. Потому что лишь совсем неискушенный наблюдатель, увидев эту толпу кричаще одетых и аляповато накрашенных женщин, не догадался бы, где происходит дело.
Женщины принялись разноголосо вопить и скандалить, как-то незаметно забыв, зачем они примчались сюда и лишь появление новых действующих лиц заставило их умолкнуть, да и то, только после резкого окрика хмурой седовласой дамы, облаченной в строгое темное платье. Женщины стихли, поспешно поправили пострадавшие прически и кокетливо заулыбались, привычно выставляя свои прелести, поскольку вместе с седовласой в дверь вошло целых три мужчины, и судя по внешнему облику, отнюдь не оборванцев. Добротные костюмы, уверенные лица, твердые взгляды… Может быть слишком твердые, для приличных людей, но заведение моны Каримы не отличалось фешенебельностью, и ее девочки не привыкли привередничать.
