Но к величайшему всеобщему разочарованию мужчины, за исключением одного, самого толстого, даже не взглянули в сторону кокеток. А единственный, кто заинтересовался, выбрал, естественно эту стерву Шаррону, проигнорировав даже слой размазанной косметики на ее мордашке. По знаку седовласой Каримы недовольные женщины скрылись, а двое оставшихся мужчин устроились в деревянных креслах у очага. Девочка, лишенная возможности незаметно исчезнуть, притихла. Но и ее тоже поджидал сюрприз. Карима подошла к очагу и постучала по решетке:

— Крошка, я знаю, что ты там, вылезай!..

Встревоженная девочка перестала дышать, затаившись и надеясь, что Карима пошутила или просто лишний раз страхуется. В детстве ее часто обманывали подобным образом. Но мона Карима снова постучала по решетке, на этот раз сильнее и обойдя очаг, заглянула за каменную кладку:

— Выходи, милая. Эти люди хотят поговорить с тобой… — и добавила свистящим шепотом: — Вылезай, мерзавка, иначе вытащу за космы…

Сердце девочки замерло на целую вечность, замороженное ужасом, а потом забилось часто, неровно, толкаясь в ребра. И каждый толчок отдавался резкой болью. Девочка знала, что рано или поздно случится нечто подобное, что она услышит роковой зов, что это произойдет обязательно и с ней, как со всеми остальными, в конце концов, она росла в публичном доме, а не в оранжерее и глупо было бы надеяться… Но она надеялась до сих пор.

— Вылезай! — прозвучал третий строгий оклик, и девочка завозилась, выбираясь наружу. Деваться все равно некуда.

Выбралась, отряхнулась, не глядя ни на кого, вскинула надменно подбородок. Зеленые глаза стрельнули вокруг и погасли лишь тогда, когда их обладательница убедилась — пути к бегству перекрыты. Карима заранее все предусмотрела и заперла лишние двери. Уж она-то знала нрав своей воспитанницы.

— Малышка, — проговорила Карима почти ласково, поправив складку на помятом платье девочки. — Эти добрые люди хотят, чтобы ты спела для них…

— Что?! — хрипло переспросила пораженная девочка. Ей показалось, что она ослышалась.

— Люди рассказали им о твоем чудесном голосе, и они пришли послушать, как ты поешь… — сообщила Карима, вкрадчиво улыбаясь молчаливым посетителям.

Девочка изумленно моргала. Пришли в публичный дом послушать пение?.. С другой стороны, куда же им еще идти, если она здесь живет? Девочка на всякий случай с сомнением посмотрела на молчунов в креслах и увидела отчетливый кивок одного из них. Что ж, если они так хотят… Возможно, это только вступление к дальнейшему. Сердце болезненно трепыхалось.

Девочка встала поближе к огню, чтобы хотя бы со спины чувствовать себя защищенной, сжала кулаки, спрятав их в складках юбки, подумала несколько мгновений, выбирая песню и стараясь немного успокоиться, иначе, голос не послушается ее, а потом запела.

Нет, что бы ни случалось, что бы не происходило с девочкой, голос — звонкий, сильный, покорный — никогда не изменял ей. Петь она начала так давно, что не помнила, как это случилось впервые. Ей временами казалось, что даже в колыбели она пела. Пела так, что люди вокруг бросали свои дела и слушали только ее. Никто никогда не учил ее владеть голосом, но она знала как это делается инстинктивно. Тарита, которая в отличие от самой девочки помнила момент ее появления в заведении моны Каримы, говорила, что хозяйка согласилась купить у оборванцев-родителей их трехлетнюю дочь лишь из-за ее необычного голоса. Кариме казалось, что это может привлечь внимание клиентов к ее заведению. Но она ошиблась. Клиентов, как правило, не особенно интересовало музыкальное сопровождение. Да и девчонка оказалась чрезвычайно строптивой. Так что последние несколько лет Карима чаще жалела, что взяла в дом эту хамку. Редкую радость ей доставляли только выезды девочки на городские ярмарки, откуда она привозила денег зачастую больше, чем иная девица заработает за неделю. Люди слушали маленькую певицу. И платили деньги за ее талант. Но Карима чуяла, еще год-два и своенравная девчонка, скорее всего, сбежит однажды ночью. Поэтому появление этих двух сумрачных типов с, безусловно, интересным предложением было как нельзя кстати. Если девчонка им понравится, они обещали сумму, какой Кариме с лихвой хватило бы на ремонт старого здания, где щели в полах были такими, что крысам приходилось перепрыгивать их с разбега.

Карима, хотя и привычная к пению воспитанницы, невольно заслушалась. Незнакомая, мрачная мелодия лилась из дрожащего горлышка лядащенъкой девчонки переливчатым потоком. Как ей это удается? Карима с удовлетворением отметила, что двое в темном определенно заинтересовались. Сидят, не спускают глаз с малышки, даже не переглядываются. И ни у одного в глазах нет таких знакомых похотливых искорок. Хотя с другой стороны, чем способна привлечь мужчину это худышка, похожая на лягушку?

— Хорошо! — внезапно сказал один из молчунов, которые, кстати, даже не соизволили представиться. — Достаточно…

Девочка запнулась и смолкла, кажется, впервые в жизни растерявшись. Еще никто не осмеливался прервать ее пение. С верха лестницы спускавшейся в комнату, донесся легкий переполох, когда обитательницы дома моны Каримы, привлеченные пением, торопливо исчезали за дверью. Девочка машинально взглянула туда, лишь бы только не смотреть на своих слушателей. Успокоенное пением сердце снова заныло… Что-то теперь будет?

— Что с ее лицом? — вдруг осведомился второй из молчальников.

— Споткнулась и упала неудачно, — поспешно отозвалась Карима. — Знаете, эти дети… Это скоро пройдет, — добавила она горячо. — Вообще же она очень хорошенькая, особенно при свете дня. А еще через пару лет станет красавицей!..

Девочка изумленно уставилась на Кариму, которая не далее, как сегодня утром обозвала ее жабьей мордой. Посетители переглянулись. Потом первый спросил, словно не замечая присутствия девочки:

— Она не испорчена?

— Что? — переспросила слегка сбитая с толку Карима. — А!.. Конечно! Ей же только восемь!

— И что с того? — равнодушно спросил мужчина.

— У нас честное заведение! — с неожиданной обидой отозвалась Карима. — Мы не развращаем малолеток!

— Вы их просто продаете незнакомцам, — закончил насмешливо собеседник.

Карима озлилась:

— Вас заинтересовал ее голос, а не умение раздвигать ноги. Мне подумалось, что вы хотите дать девочке шанс выбраться отсюда, где ее талант никому не нужен. Если же вам нужны цветы-малышки, загляните через улицу… — продолжая говорить, Карима мелкими шажками приблизилась к двум мужчинам и сейчас нависала над ними коршуном. Или раздраженной гусыней, если быть объективнее.

Изрядно озадаченная девочка, которой прежде никогда не доводилось видеть мону Карима такой, наблюдала за сценой со смешанными чувствами. И заметила, что путь к входной двери открыт, только когда стало слишком поздно для бегства. Один из мужчин поднялся и сообщил спокойно:

— Мы забираем ее, если вы еще не передумали. Вы получите за девчонку столько, сколько запросили. И еще монету сверх, если соберете ее за две минуты и вытащите из постели вашей шлюхи толстого борова, что ушел с ней…

Карима, собиравшаяся что-то сказать, захлопнула рот и унеслась по лестнице с необычной для ее возраста прытью, оставив окаменевшую воспитанницу наедине с двумя незнакомцами, которые только что в ее присутствии купили девочку, как мешок морковки. За ее короткую жизнь подобное происходило уже второй раз. В первый раз ее продали родители, у которых детей было больше, чем мышат, и их девочка могла если не простить, то понять. Но Карима продала ее просто ради денег, в которых не особенно нуждалась. В конце концов, на Прощальной ярмарке, и на Весенней, и на десятке других маленькая певунья зарабатывала совсем неплохо и никогда не была никому обузой…

— Сколько вы за меня заплатили? — вдруг спросила она незнакомцев.

Те взглянули на нее с любопытством. Тот, что повыше усмехнулся;

— Тебя это и вправду интересует?

Девочка промолчала. Ей хотелось заплакать, но в присутствии этих надменных типов и вернувшейся предательницы Каримы она не могла себе этого позволить, и лишь снова вскинула подбородок. Что ж, сделанного не воротишь. Никого умолять она не станет. А как только представится благоприятная возможность…