Стажер мгновение колебался, пузырясь негодованием, но потом все-таки вышел наружу.

— Хороший юноша, — одобрительно заметил Бумбен. — И вопросы задает хорошие. Ты видал, как он работает со свидетелями? Любо-дорого… Пробивной. Только прямолинейный очень. Как осадной таран. Зашибет еще кого ненароком…

— Ничего, — отозвался Робьяр. — Научится. А мне уж без разницы.

Бумбен, кряхтя и стеная, как всегда, когда возникала необходимость в перемещении его тучного тела из одной точки пространства в другую, перебрался с дивана за стол. Повозился руками в кипе бумаг, вчитался а собственное заключение, брезгливо морщась.

— По-прежнему, ничего? — спросил он, наконец.

— Совсем напротив. Всего полно. Только я не вижу… Не вижу его, — сознался Робьяр хмуро. — Вижу то, что он делает. Вижу, как он находит свои жертвы — ему безразлично по сути, кто именно это будет. Ему доставляет наслаждение сам процесс. Он не берет случайных людей, он готовится заранее, тщательно прорабатывает каждый шаг своей охоты, но при этом на редкость везуч, чтобы ни разу не проколоться… Я вижу, как он настигает жертву, но… Я не вижу его самого.

— Он не человек?

— И вы туда же? — усмехнулся Робьяр. — Не обольщайтесь. Только люди совершают преступления.

Дневное дежурство начинается чуть свет. Я здорово не выспался и, честно говоря, был изрядно удивлен, получив приказ немедленно прийти в ректорат до вылета. Неужели там никогда не спят? Покидая ректорат, я был уже не удивлен, а взбешен. Уши пылали, словно меня таскали за них в течении этих нескольких минут. Хотя там, за дверью, мне казалось, что мир вокруг замерзает от ледяного тона наставников и холодного взгляда ректора.

Дверь неслышно приоткрылась, заставив меня резко и инстинктивно выпрямиться, но это оказалась всего лишь Илла.

— Понравилось представление? — усмехнулась она, подходя поближе.

— Не могу поверить, что они так поступили со мной! — не сдержавшись, выдохнул я. — Это несправедливо! Я, в конце концов, ничего такого и не натворил!

— А кто спровоцировал драку в клубе, хотя отношения города с Гнездом и без того несколько обострены?

— Только из-за драки?

— До этого ночь пропадал где-то… — напомнила Илла.

— Да пустяки это все, — отмахнулся я. — Ну добавили бы еще дежурств… Они же запретили мне выход за пределы Гнезда!

Илла кивнула:

— Ты совершенно прав. Это несправедливо. Но понимаешь, мне показалось, что они не столько старались наказать тебя, сколько уберечь. Ты ведь знаешь, обстановка в городе сложная. За начало сезона произошло шесть совершенно необоснованных нападений на Птенцов…

— Шесть?

— Не все закончились так трагично, как в случае с Тинаром… — Илла покачала головой. — Совет пока не хочет поднимать шум и, соответственно, запретить вам выход в город безо всяких на то оснований они не могут. Это не в традициях Гнезда… А ты сам дал им повод. Тем более, что уж тебя-то они постараются сохранить прежде всего…

— С чего бы это?

— Не притворяйся, что не понимаешь, — улыбнулась она.

— Ладно, допустим, — уступил я. — Не скажу, что мне это нравится, однако допустим. Но они поступили со мной, как с нашалившим первоклашкой! Безо всяких объяснений поставили перед фактом и отправили назад в детскую!

— Милый мой, ты прожил здесь столько лет и все еще требуешь объяснений? Это простительно вышеупомянутому первоклашке, но не тебе… — Илла уже откровенно засмеялась. — И вообще, ты бы не жаловался. Тебе ведь позволили выбрать?

— Ага. Между зубами и шипами… — проворчал я. — То же мне выбор: или я дежурю каждый день или пишу этот идиотский гимн! Шантажисты…

— Не злись. Анвер прав — кому его еще писать, как не тебе?

— Ну, спасибо…

— Ты хоть поспать успел? Не свалишься с дракона за Пределом?

— Попробую… Спасибо. Пойду, пожалуй…

Я все еще был раздражен, когда вышел на посадочную площадку. И оттого на вопросы, посыпавшиеся со всех сторон при моем появлении, ответил невразумительным ворчанием. Тем более что никто еще толком ничего не знал. Вчера мы приехали поздно, и даже проныра Шаур иже с ним не пронюхали подробностей инцидента. А те, кто только что вернулся с дежурства вообще с нескрываемым и даже где-то оскорбительным изумлением взирали на мою разбитую скулу.

Все-таки Джеанна права по поводу моей репутации…

Я успокоился лишь, когда дракон распахнул крылья и вынес меня в чистое утреннее небо.

Солнце еще не взошло. Далекий горизонт расчертили позолоченные, тонкие перья облаков. Прозрачный, холодный воздух звенел и сыпался осколками, как хрусталь. Ветер скулил, отставая. Земля, уже по-осеннему разрисованная золотом и багрянцем, безудержно канула вниз…

Дракон чуть шевельнул крылом, корректируя направление полета. Он устремился на север. Туда, где неохотно таяло, отступая под натиском утра, равнодушное Око Дракона.

Как всегда при пересечении Рубежа мне показалось, что я проталкиваюсь через плотную, упругую пленку. Всякий раз я забываю спросить дракона — чувствует ли он то же самое или это просто мое воображение играет со мной. А потом радуга порубежья захлестнула и повела, и я снова забыл обо все на свете. Мы нырнули в невероятный мир, несуществующий и существующий на самом деле. Мир невероятный и при этом позволяющий осуществиться любым вероятностям. Мир за пределом реального. Может и условность, как утверждает старик-ученый с Упокоища. Только очень достоверная условность, способная убить неосторожного…

Здесь драконы были почти беспомощны, поскольку их стихийная сила теряла ориентиры. Здесь инициатива переходила к всадникам.

К моему величайшему сожалению, просто наслаждаться простором и свободой нам тоже не давали. То есть ты, конечно, можешь парить здесь сколько угодно, но если ты на дежурстве, то имеешь определенные обязанности. А именно стеречь и обновлять границу, отрезающую мир от Тьмы. Всего лишь цепочка огоньков отгораживала исполинский сгусток мрака от зыбкой ирреальности остального пространства, но, похоже, ее было достаточно, чтобы сдержать натиск колышущейся темноты, названной Стеной Тьмы. Один из этих огоньков — мой…

Теперь, после рассказа Закира, я смотрел на привычный темный занавес с несколько иным чувством. Может и верно он отделяет нас от другого мира? Настоящего, такого же, как наш… Темная стена отрезала нас от родины праотцов. Они сами возвели ее, чтобы уберечься от зла.

И в том мире, возможно, не было драконов. Как же они жили?

«В том мире многого не было» — откликнулся дракон.

— Откуда тебе знать? Ты помнишь? Так это правда?

«Правда все, что не является ложью»

— Если ты проснулся только ради того, чтобы кормить меня затасканными сентенциями…

«Существует правда об ином мире», — отозвался дракон, не дослушав. — «Драконы не в силах ни подтвердить ее, ни опровергнуть. Мы не были там. Мне не знаем»

— То есть, как — не были? Ведь давно предполагалось, что люди пришельцы на этой земле. У нас нет глубокого прошлого… А у драконов есть.

«Наш мир — наша родина».

— Тогда вы должны помнить момент появления людей…

«Зачем?» — с непередаваемой интонацией, на которую способны только эти надменные твари, осведомился дракон.

— Но если вы всегда были здесь, хоть что-то вы помните?

«Мы были. Но были не мы…»

Я поперхнулся, услышав это. Осторожно сообщил:

— Непонятно.

Честно говоря, в ответ я ждал нечто язвительное по поводу умственных способностей человечишек, но вдруг получил вполне исчерпывающий ответ:

«Тогда мы были другими. И память тех драконов недоступна нам сегодняшним. Мы не помним — только тоскуем по ушедшему. Всегда»

Я помолчал, раздумывая, а потом спросил:

— Ты заметил вчера призрака на берегу?

«Нет», — лаконично ответил дракон.

— То есть, как это «нет», если я его видел?.. Впрочем, зная ваши штучки, попробуем спросить по другому: ты заметил что-нибудь на правом берегу реки?..