— Не пойдет. Они нужны мне сегодня.
— Извините, но это невозможно.
— Да вы знаете, кто я? — Энгус был в бешенстве.
— Да, сэр. Я читаю газеты, и, — он улыбнулся Бонни, — видел фотографию вашей помолвки. Должен сказать…
— Ничего не говори, грязный ублюдок, — произнес Энгус повышенным тоном.
Попугай, чувствуя напряженность, начал стрекотать. Бонни быстро выписала чек на двести фунтов и вытащила все еще оравшего оскорбительные слова Энгуса на улицу. Она бросила извиняющийся взгляд на директора. Она несла клетку с щебечущим попугаем, а Энгус, ругаясь, уселся в ожидавшую их машину. Всю дорогу до дома он не мог успокоиться.
Бонни улыбнулась в подушку. Она постепенно привыкала к его вспышкам гнева. «Завтра он обо всем этом пожалеет, — думала она, — слава Богу, что попугай уснул. Завтра попытаемся найти для него зеркало».
На следующее утро, во время завтрака, вошла миссис Тернер. Она была очень расстроена.
— Очень неприятно говорить вам это, но ваш попугай был найден в клетке мертвым. Бен пошел утром, чтобы напоить его, и сказал, что у птицы сломана шея. Не могу представить, как это могло произойти.
— Я тоже не могу, — Бонни посмотрела на Энгуса. — Я слышала, как он щебетал ночью, но потом уснул.
— Он все время щебетал, пока я был в библиотеке, а потом около двух ночи я уехал в клуб.
Энгус вспомнил тот момент волшебного наслаждения, когда птица, не дававшая ему сосредоточиться, лежала мертвой в его руке. К нему пришло знакомое ощущение вседозволенности, когда что-то очень слабое, ранимое было беспомощным против его силы. Птица заслужила смерть. Он снял ткань с клетки, птица не выполнила его команды. Он просунул руку в клетку и спокойно сдавливал ей шею, пока из ее глаз исчезли последние признаки жизни. Он всегда наслаждался моментом смерти. Ему казалось, что он посвящается в какую-то великую тайну. Ночью птица была уже мертва, а утром он завтракал с Бонни. Никто в доме, кроме него, не знает, что же случилось на самом деле.
— У нас ничего подобного не случалось с тех пор, как были задушены крольчата один за другим. Ты помнишь? — сказала миссис Тернер.
Энгус кивнул.
— Я похоронил их в коробке из-под обуви.
— Как ты тогда плакал! — сказала миссис Тернер. — Мы думали, что никогда его не успокоим.
— Как ужасно. — Бонни стало страшно.
— Я покажу тебе, где я их похоронил. — У него опять поднялось настроение.
У Энгуса был огромный старый фермерский дом в Испании. Он принадлежал его матери, и Энгус любил ездить туда и смотреть из верхних окон на огромную равнину, которая простиралась за домом. Существовала легенда о том, что по этому пути из Испании в Альпы шел Ганнибал.
Бонни понравилась идея слетать в Испанию. Она прочла все книги Хэмингуэя, и ей казалось, что она почти все знает о гордых, сильных людях этой страны. Они прилетели за две недели до свадьбы. Их встречал шофер Паоло.
— Как тут дела? — спросил Энгус.
— Хорошо. Очень хорошо. Урожай в прошлом году превзошел все ожидания. Собрали много фруктов. Мы получили свою долю и наши семьи сыты всю зиму.
Энгусу было приятно это слышать. Бонни осмотрела местность.
— Надо сказать, что здесь очень красиво. Я представляла себе, что так и будет. Посмотри на зеленые тени.
Дорога из аэропорта в маленькую деревушку Сан Мартин блестела от яркого, жаркого апрельского солнца. Вдоль дороги зеленели деревья. Тут же брели ослы, подгоняемые кнутами мальчишек. Воздух наполнился сладким ароматом сосец, яркие цветы ковром устилали холмы.
— Как чудесно, правда? — спросила Бонни, взглянув на Энгуса.
У Энгуса было хорошее настроение.
— Да, — сказал он, — подожди, что ты скажешь о «La Massa». Это мой самый любимый дом.
Вскоре они подъехали к дороге в Сан Мартин.
— Боже великий, — Бонни невероятно удивилась. — Вся деревня выглядит так, как будто она встроена в стену.
— Да, в оригинале это укрепленная греческая деревня. Затем сюда пришли римляне и построили вон там город. — Он указал на большое здание, которое виднелось позади деревни. — Паоло, давай подъедем к дому с другой стороны. Я хочу, чтобы мисс Фрейзер увидела равнину.
Когда машина остановилась у задних ворот, Бонни вышла и посмотрела вдаль. Они с Энгусом стояли на мысе, который выдавался вперед, словно нос корабля, под которым находились сотни футов земли. Солнце садилось за плоской далью горизонта. Длинные лучи его касались цветов, пышных от весенних дождей. Чуть позже равнина станет мертвой, как пустыня, а сейчас она переливалась волшебными красками. Бонни взяла Энгуса за руку, они стояли так молча. Бонни представляла большой караван слонов Ганнибала, шедший через поля. Она видела смуглых солдат, идущих вслед за огромными животными.
— Знаешь, — сказала она Энгусу, — я слышу, как звенят их доспехи и трубят трубы. Ты слышишь?
Энгус засмеялся.
— Не дури, дорогая. У тебя слишком богатое воображение.
Бонни отвернулась.
— Давай отправим Паоло, а сами пешком дойдем до дома, — сказал он.
Паоло открыл большие ворота и въехал. Бонни и Энгус медленно пошли по дороге. Энгус вел Бонни через зону деревьев, и вдруг перед ними появился огромный дом, похожий на большую каменную крепость с крошечными оконцами.
Энгус быстро нашел дорогу к маленькой двери в этой непроницаемой стене. Бонни сразу попала в огромный коридор, выложенный кафелем. Из коридора Энгус провел ее в еще большую комнату со старой испанской мебелью. Бонни была потрясена.
— Боже мой, я чувствую себя лилипутом.
Энгус улыбнулся.
— Этот дом служил убежищем для всей деревни, если надвигалась какая-то опасность. Запомни, это был центральный зал, где размещали коров и овец. В те времена животные были очень ценными, чтобы их оставлять бандитам или продавать. Я покажу тебе твою комнату. — Он повел Бонни наверх. — Здесь, — он открыл дверь.
Бонни понравилась ее комната. Она ожидала увидеть мрачную комнату со старой мебелью. Напротив, она оказалась в маленькой веселой комнатке со множеством кукол. Здесь были куклы из Китая, Японии, даже английская кукла в морской форме и маленький соломенный гребец.
— Чья это комната? — спросила Бонни.
— Моей матери.
— Да, — Бонни затаила дыхание. — Ты действительно хочешь, чтобы я спала здесь?
— Да. Я позову тебя, когда ты переоденешься к ужину.
Часы показывали восемь. Бонни сняла серый дорожный костюм и надела длинное белое платье с голубым поясом. Энгус был пунктуален, они вместе спустились вниз.
Мария подавала национальные блюда. Шафран окрасил рис в золотистый цвет, розовые креветки лежали рядом с серо-голубыми мидиями. Бонни взглянула на маленькие щупальца, свернувшиеся в узелки, они лежали среди помидоров и лука.
— Попробуй хотя бы один, — предложил Энгус.
Бонни положила маленький клубок в рот.
— Фу, — сказала она.
Энгус тут же разозлился.
— Не будь такой брезгливой, Бонни. Они едят почти все, что движется. Ты привыкнешь к испанской кухне.
— Мне непременно это нужно съесть?
Она вспомнила, как ее мать стояла над ней, когда Бонни была ребенком. Оставить на тарелке даже крошку считалось серьезным преступлением, и ее мать всегда за это ругала. «Я в твоем возрасте умирала от голода, а ты теперь выбрасываешь пищу. Ешь, ты, маленькая сука», — бывало говорила Лора. Бонни вздрогнула.
— Да, тебе придется съесть это. — Он не шутил. — Мария очень обидится, если что-нибудь останется на твоей тарелке.
Бонни радовалась, что Энгус был просто раздражен, а не в ярости.
— Хорошо, — сказала она, — я научусь есть все, что передо мной поставят.
«Кроме тапиоки,[7] — подумала она. — К счастью, Энгус, кажется, не любит детскую пищу».
Она пожалела о своем обещании на следующий же день. Они провели его, бродя по римским развалинам и музеям. На обратном пути через поле, заросшее дикой петрушкой, Бонни нашла осколки старой римской посуды и стекла.