Друзья, родные, коллеги и знакомые вряд ли могут представить себе, что можно жить со смертельной болезнью. И ждать — то ли тебе станет лучше, то ли ты умрешь. Вот так просто.

Но на самом деле все не так просто.

— Некоторые пациенты, подвергающиеся LV-терапии, годами борются с раком, — говорил нам Роденбах, — но бывает и так, что уже через неделю LV вдруг перестает работать. Тут мы бессильны делать прогнозы.

Финишная лента марафона вновь отодвинута. И неизвестно, на сколько километров. Мы вновь отброшены назад, в неопределенность, в которой пребывали весь первый год, с момента обнаружения рака.

Спасибо, док.

После того как ей стало лучше, Кармен, разумеется, не могла тратить все свое время на шопинг, хотя и очень старалась. Она начала задумываться и о других материях. Ну, вроде моих признаний на летнем отдыхе в «Клаб Мед». Поначалу она сдерживалась. Мы были счастливы вместе и хотели прожить оставшееся нам время в свое удовольствие. Потом ее здоровье резко пошатнулось, и все внимание и силы ушли на то, чтобы выжить.

Но теперь в повестку дня Кармен вернулись мои прошлые подвиги. В последнее время она стала все чаще звонить мне в течение дня, проверяя, где я нахожусь, и подробно расспрашивать о том, что я делал, если отсутствовал дома более часа.

Кармен еще не заговорила об этом, но я уже чувствую, что ей хочется обсудить со мной «Веселые пятницы Дэнни». И это в такой момент! У меня заранее портится настроение, хотя она еще и не заикнулась об этом. Сам факт меня бесит. Черт возьми, неужели ничего святого не осталось в этом мире?

Сегодня пятница. Мой план таков: перекусить с Рамоном, а потом — к Розе. Я, в розовой рубашке и туфлях из змеиной кожи, захожу в гостиную. Кармен лежит на диване, смотрит телевизор. По ее глазам я вижу, что не ошибся в своих подозрениях. Я прикидываюсь полным кретином и подхожу к ней с поцелуем.

— Спокойной ночи, любимая, — говорю я приторным голосом.

— Ты знаешь, мне бы не хотелось, чтобы ты уходил сегодня.

— Дорогая, если что-нибудь случится, я сразу приеду. Я беру с собой телефон.

— Я не это имею в виду. Я просто хочу, чтобы ты остался дома.

— Не понял. Мы с Рамоном договорились встретиться через десять минут. Я же заранее предупредил тебя! Всю неделю я ждал этого вечера. Ты же знаешь, пятница для меня единственный день отдыха.

— Тебе следовало думать об этом, прежде чем трахать всех подряд, — холодно произносит она.

— Карм, это смешно и нелепо. Мы уже все выяснили, пока были в «Клаб Мед».

— Да, однако теперь я иначе на это смотрю. Если ты уходишь из дому, разве я могу быть уверена в том, что ты снова не изменяешь мне?

Не знаю, как это у меня получается, но я искусно разыгрываю возмущение:

— Карм! Дай мне вздохнуть! Я хожу с тобой на химию, на радиацию, скандалю с врачами, выдергиваю их по ночам из постели, я… я… делаю все для тебя!

— То, что ты делаешь для меня, здесь совершенно ни при чем. То, что ты делаешь, — это норма. «В горе и в радости…» Не забыл еще, Дэниел ван Дипен? — бросает она.

Теперь я по-настоящему взбешен. Она не всерьез. Она не может так думать. Я выдерживаю паузу, чтобы услышать это от нее. Но она молча с вызовом смотрит на меня.

— Отлично, — говорю я дрогнувшим голосом. Хватаю телефонную трубку, швыряю ее на диван. — Тогда просто позвони Анне или Мод или своей матери. Пусть они ухаживают за тобой, если ты считаешь, что все, что я делаю, это всего лишь норма. Я переночую в отеле.

Я шагаю к двери. Кармен бросает телефон мне вдогонку.

— Иди, беги! Снова трахай кого-нибудь, — визжит она. — Да хоть себя самого! Ты мне не нужен!

Ты мне не нужен. Ты мне не нужен. После полутора лет госпиталей, визитов к врачам, истерик, тревог и страданий я ей не нужен.

Кипя от ярости, я резко распахиваю дверь в коридор. Ты мне не нужен. Тогда сама возись со своей раковой канителью, Кармен ван Дипен. Я умываю руки. Едва сдерживаясь, я накидываю куртку и, ругаясь про себя, открываю дверь дома.

И замираю на пороге.

У моей жены рак, и она умирает. Я не могу уйти. Я действительно не могу уйти. Я захлопываю дверь и снимаю куртку. Смотрю на себя в зеркало. Я действительно не могу уйти. Из гостиной доносится тихий голос Кармен:

— Дэнни?

Я возвращаюсь в гостиную. Кармен уже стоит у двери.

— Прости… — еле слышно произносит она. — Прости меня, Дэнни…

Я беспомощно смотрю на нее, подхожу и заключаю ее в объятия. Она обмякает в моих руках, как тряпичная кукла, и у нее начинается истерика.

После часа слез, утешений и примирений мы решаем позвонить Фрэнку и пригласить его в гости. Облом. Он не может. «Я в кафе, „Беп“».

— О…

— Что-то случилось?

— Ээ… нет. Все, проехали. Веселись!

— Постараюсь!

Я звоню Мод. В телефоне слышны знакомые звуки. Это гудит паб.

— Дэнни? — кричит она. — Я тебя плохо слышу. Я в «Пилсвогель» с Ташей.

Я нажимаю клавишу «отбой» и отправляю Мод сообщение, что ничего срочного.

— Все пьют в городе, — говорю я раздраженно.

Кармен не осмеливается даже взглянуть на меня.

— Но это не имеет значения, любовь моя. Может, позвонить Анне?

— Да, конечно. — Она смеется. — Если мы еще расскажем ей, из-за чего ругались, она своим присутствием заставит нас повторить это на бис…

Я звоню матери Кармен. Она чувствует, что у нас проблемы, и, прежде чем я успеваю задать ей вопрос, сама предлагает приехать к нам. Через полчаса она у нас. Мы болтаем обо всем на свете, только не о том, из-за чего ругались сегодня вечером. В одиннадцать Кармен ложится спать, смертельно усталая. Я открываю еще одну бутылку красного и остаюсь в гостиной с матерью Кармен.

Когда наверху становится тихо, она спрашивает, из-за чего мы поссорились с Кармен.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я с удивлением.

— Мать чувствует такие вещи, — отвечает она с улыбкой. И внимательно смотрит на меня. — Не так давно Кармен рассказывала мне о твоих изменах.

— О?.. — Я в шоке.

— Будь ты моим сыном, я задала бы тебе хорошую порку.

Я ухмыляюсь, пытаясь сохранить лицо.

— Знаешь, милый мой, — продолжает мать Кармен, — я по ночам не сплю и все думаю про этот проклятый рак, про то, что он делает с тобой. Как бы мне хотелось, чтобы это я ходила на химию, чтобы мне ампутировали грудь, чтобы я страдала вместо Кармен. Я очень хорошо понимаю тебя и не осуждаю за то, что иногда ты срываешься.

— Я тоже так думаю, — тихо говорю я.

— Но этот домашний арест тоже не выход. И я завтра же скажу об этом Кармен. Я вижу, как тебе трудно. И считаю, что ты просто молодчина. — Она крепко обнимает меня. — Я горжусь, что у меня такой зять.