Я должен признать, что беседа с Гердой пошла нам на пользу.

Нам показалась блестящей идея откровенно рассказывать друг другу о своих ощущениях и переживаниях. Поэтому теперь я могу сказать Кармен, что этим летом мне совсем не хочется ехать в Блумендаал, а больше всего хочется, чтобы у доктора Уолтерса развилась скоротечная чахотка, и как здорово, что, каждый раз, переступая порог офиса «MIU», я попадаю в зону, свободную от рака. Кармен, в свою очередь, честно говорит о том, что больше не в силах терпеть эти муки, что уже за два-три дня до сеанса химии ее начинает колотить нервная дрожь при мысли об игле.

Запретной темой по-прежнему остается все, что может стать реальностью после химиотерапии: метастазы, ампутация груди и смерть — это самые страшные последствия. Совершенно неожиданно я нахожу поддержку у доктора О. Карла Симонтона: в своей книге он пишет, что негативные мысли подавляют развитие болезни. Симон, как окрестила его Кармен, уже не вызывает во мне неприятия; более того, после прочтения глав «Интеллектуальное воздействие на рак», «Управляйте своим здоровьем», «Научные доказательства правильности нашего подхода» я прихожу к выводу, что Симон — это Луи ван Гаал в медицине.

Я вывожу для себя простую формулу жизни: если статистика — наш враг, а Симон со своей американской беспечностью игнорирует все цифры и рейтинги выживаемости, значит, он друг. Так что за последнюю неделю мы уже рассказали всем, кому это было интересно, о том, что метод Симона, призывающий бороться с раком с помощью позитивного мышления, упражнений по медитации и приемов визуализации, научно обоснован (хотя, если честно, я все-таки умолчал о том задании с рисунком, что мы получили от Герды). И если кого и можно назвать чемпионом в позитивном мышлении, так это Кармен.

Все подтвердили, что мы абсолютно правы в своем настрое.

Если Симон говорит, что можно победить рак, значит, у Кармен получится.

Мы убеждаем всех в том, что дух может быть сильнее тела. Да что я говорю — он действительно сильнее! Мы обязательно справимся. И пусть все, кому мы небезразличны, поддерживают нас в этой борьбе, помогают нам держаться за эту единственную спасительную соломинку! Хвала Симону!

У Кармен начинают выпадать волосы. По утрам, когда она просыпается, ее подушка усыпана волосами. Со вчерашнего дня Кармен может совершенно безболезненно снимать с головы целые пучки.

— Прошу внимания, — с серьезным видом произносит она, встречая меня вечером дома, — я практиковалась целый день…

Она встает передо мной, придает своему лицу испуганное выражение, широко раскрывает глаза, закусывает губу, подавляя притворный крик, и обеими руками выдергивает из головы пучок волос. Новая шутка из ее репертуара а-ля мистер Бин.

— Неплохо, правда? — говорит она, заливаясь истерическим смехом.

■

Поздно вечером, в ванной, она смотрит на себя в зеркало, пригнув голову:

— Волос заметно поубавилось, ты не находишь?

— Хм… Все равно еще много осталось.

— Это ненадолго. Посмотри, — говорит она, приподнимая прядь волос на макушке. Я вижу под ней островок голой кожи.

— Ну, это смотрится вполне естественно, когда разделяешь волосы на пробор…

Она почти не слушает меня.

— Мне кажется, я этого не вынесу. Мне становится так страшно, когда представлю, что однажды я появлюсь на работе или зайду в кафе, и все сразу увидят это.

Она злится и одновременно едва сдерживает слезы. Мистер Бин благополучно забыт.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я.

Момент, которого я с ужасом ждал все это время, приближается с пугающей быстротой.

— Может, мне совсем их остричь? — нерешительно предлагает Кармен.

— Ты хочешь, чтобы я это сделал? — спрашиваю я, глядя на ее отражение в зеркале.

Господи, неужели это говорю я?

— А ты можешь… ты действительно этого хочешь? — нервно произносит она, борясь со смущением.

Не знаю, как это мне удается, но я киваю и улыбаюсь:

— Конечно, я это сделаю для тебя.

Она снова смотрит на себя в зеркале, задумывается на мгновение и произносит:

— Тогда делай.

— Отлично, — говорю я и достаю из шкафчика электрическую машинку для стрижки волос.

— Как ты собираешься это делать? — неуверенно произносит она.

— Сначала машинкой, а потом ножницами?

— Да, думаю, так будет лучше. Получится гладкая голова. Я не хочу чесаться под париком.

Я беру белый носовой платок и накрываю Кармен плечи. Она не отрывает взгляда от зеркала. Я разглядываю ее макушку, профессионально, как настоящий парикмахер, кручу головой. Черт возьми, кто-нибудь может сказать мне, откуда начинать? Наверное, лучше с затылка, чтобы она не видела, как обнажается кожа головы под машинкой? Да, пожалуй.

— Ну что, приступим, дорогая…

Я делаю глубокий вдох, включаю машинку и, поднимаясь от затылка, выстригаю дорожку шириной сантиметра в четыре. При этом я успеваю поцеловать Кармен в щеку. В зеркале она видит, как на белый платок ложится длинная прядь волос, зажимает рот рукой и начинает плакать. Я сглатываю подкативший к горлу ком, но упорно продолжаю стрижку, покрывая ее голову поцелуями. Мы оба молчим.

Уже через десять минут Кармен лысая.

— Аааа! Эта чертова штука сведет меня с ума! Чешется ужасно!

Я отрываюсь от своего музыкального журнала.

За домом на террасе жарко. От ветра ее защищают соседская пристройка с одной стороны и высокая живая изгородь с другой. Только за садом, у ручья, который служит водной границей между городом и лесопарком Амстердаме Бос, иногда можно уловить дыхание ветерка, но мы почти никогда туда не спускаемся. Хотя, оказавшись там, ощущаешь себя в настоящем лесу. Более неестественной картины и представить себе нельзя. Иногда я и Луна ходим туда кормить уток, но вообще-то для меня сад заканчивается за деревянными перилами нашей террасы. Мы сидим под большим прямоугольным тентом. Даже мне жарко, и это притом что я не в парике.

«Колючка» — так называет его Кармен со вчерашнего дня. Она носит парик вот уже неделю, но лишь вчера температура поднялась выше двадцати градусов. До этого было замечательное лето с точки зрения париковой технологии: не выше семнадцати градусов, много дождей и ни единого дня на пляже.

— Ты не можешь его снять?

— А как же Мод? Она вот-вот приедет с малышкой.

Луна ночевала у Мод, а сегодня дочке захотелось в зоопарк. Я был на седьмом небе от счастья, когда Мод предложила свои услуги. Во вторник состоялся очередной сеанс химиотерапии, и если к выходным Кармен чувствует себя заметно лучше, то я совершенно разбит. Три дня я честно ухаживал за Кармен и Луной, в промежутках забегал на час-другой в «MIU», так что все это измотало меня до предела. Благодаря Мод мне удалось выспаться сегодня утром, и теперь во мне столько энергии, что я был бы не прочь завалиться на дискотеку в «Бичпоп». Но пока я не раскрываю Кармен свой подлый план.

— Ну и что с того? Разве ты не у себя дома? Всем пора привыкнуть к тому, что ты лысая, — говорю я. И добавляю самым что ни на есть беспечным тоном: — Кстати, Мод не задержится надолго, она хотела сходить в «Бичпоп» сегодня вечером. Ты знаешь, это в Блумендаале. Они снова открываются сегодня.