— Я ее не знаю, — ответил незнакомец, — не знал до этой ночи.

— Вы, значит, знакомый этого?

— Нет, Сергея я тоже не знаю.

И опять Макс не нашелся, что сказать, только глупо хлопал глазами. А потом задал вопрос, который давно вертелся на языке:

— А вы вообще кто?

И незнакомец ответил, ни на секунду не замешкавшись:

— Вампир.

Макс замер в нерешительности. Не, понятно, что парень прикалывается, но как-то не в тему и по-дурацки. Он усмехнулся, показывая, что оценил шутку, но анимешный красавец реально перестал ему нравиться. Почему, блин, взрослые никогда не говорят серьезно? Ведут себя, как с малолетками, хохмят не по делу или вот как этот — тупо стебутся.

— Вы не похожи на вампира, — сказал Макс твердо.

Парень в притворном удивлении поднял бровь.

— Вот как? А каким, по-твоему, должен быть вампир?

— Ну… — Макс в задумчивости посмотрел на небо, — у него должны быть острые клыки. И еще красные глаза, кажется. И он умеет превращаться в летучую мышь, — помолчал и добавил: — А еще при солнечном свете их кожа вроде как светится, сверкает…

Незнакомец поднял и вторую бровь — на этот раз он искрение, не наигранно удивился:

— Что за бред! С чего ты взял?

— Вы в кино не ходите, что ли? — насупился Макс. — Фильм недавно был, там вампиры не появлялись на солнце, потому что их кожа начинала светиться, а это могло их выдать обычным людям.

— Чего только не придумают… — фыркнул гость. — Хотя, это, право, занятно — сверкать на солнце, как бриллиант. По крайней мере, куда лучше, чем гореть, как солома… На самом деле вампиры на солнце сгорают, малыш. Их кожа не сверкает. Она вспыхивает.

— Как если бы ее облили бензином и подожгли?

— Вроде того.

— Да, лучше уж сверкать…

— Впрочем, и в летучих мышей вампиры не умеют превращаться. Ну сам подумай, как такое возможно? Они же не оборотни.

— Что же они тогда умеют?

— Летать умеют. Просто летать — в своем собственном обличии.

— И вы умеете? Раз уж вы вампир?

— Умею.

— Ага, как же, — Макс рассмеялся. — Ну, полетайте!

Парень огляделся, будто проверяя, не наблюдают ли за ними. Никто не наблюдал. Да и вряд ли их можно было рассмотреть на темной палубе сквозь бликующие стекла ярко освещенного банкетного зала…

— А хочешь полетать со мной? — вдруг предложил он.

Дурак, что ли?

Ну и что делать? Согласиться? Пусть покажет, как он умеет летать! Смех, да и только. Неужели этот идиот думает, что Макс поверит? Ему уже почти двенадцать, он не маленький и не лох. И он никогда не путает выдумку и жизнь. Вампиры и прочие монстры — это из фильмов и компьютерных игр. Они отдельно от реального мира. Зато в реальном мире полно всяких психов… Полетаем, ага… Разве что с палубы в ледяную воду.

У Макса вдруг запрыгало сердце и пересохло во рту.

Что, если на свадьбу пробрался маньяк, охотящийся на маленьких мальчиков? Сейчас схватит и утащит в темноту. Или, правда, утопит.

— Да ладно… — прошептал он, — я лучше пойду. А то холодно.

— Боишься, — не то спросил, не то констатировал незнакомец.

Макс спрятал руки в карманы и попятился к банкетному залу.

— Чего бояться-то? Просто не хочу…

Парень улыбнулся, и глаза его полыхнули огнем, а во рту сверкнули длинные острые клыки… Или показалось? Гипноз?

Едва сдержавшись, чтобы не закричать, мальчик влетел в двери банкетного зала, слыша за спиной негромкий смех, от которого мурашки пробежали по спине.

Придурок! Придурок и псих!

В зале танцевали. Медленный танец под красивую музыку. За столом сидела одна бабушка.

Макс кинулся к ней.

— Ба! Когда уже все это кончится, а? Я домой хочу! Я спать хочу!

— Т-ш-ш! — Бабушка махнула на него рукой. — Сядь, поешь чего-нибудь… Дома тебя не уложишь, а тут вдруг спать захотел.

Макс обреченно глянул в сторону двери на палубу.

— Ба, а ты знаешь этого парня? Ну этого, в плаще, который тут с тобой рядом сидел?

Бабушка на мгновение задумалась.

— Нет, не знаю.

— А что он тут тогда делает? Кто он такой?!

Чья-то рука коснулась его затылка и ласково взъерошила волосы.

— Разве я не сказал тебе, кто я? — раздался насмешливый голос у самого уха. — Ты плохо слушал?

Сильные пальцы собрали волосы в горсть и легонько дернули.

Как он оказался здесь? Макс только что смотрел на закрытую дверь, никого перед ней не было! Не может же он двигаться так же быстро, как… как…

— Бабушка! — всхлипнул Макс.

Но бабушка таращилась куда-то в сторону и не слышала его, кивала в такт музыке и как будто дремала с открытыми глазами.

— А еще вампиры умеют завораживать свои жертвы, — услышал Макс, — чтобы они не сопротивлялись, когда их убивают. Или когда убивают их детей.

Макса развернули, и он увидел длинные клыки и горящие ледяным серебряным светом глаза. Хотел позвать маму, но голос не слушался, только рот открывался и закрывался, но из горла не доносилось ни звука.

— Напрасно ты отказался от полета, — произнес незнакомец. — Это было бы… захватывающе. Хоть что-то необычное и волшебное в такой короткой и бессмысленной жизни.

Макс снова судорожно всхлипнул, пытаясь закричать, и снова не смог. Даже когда убийца — да, да, убийца! — выволок его из помещения, где гремела музыка, на продуваемую ледяным ветром палубу и свободной рукой достал из внутреннего кармана пальто нож. Макс уперся ладонями в грудь убийцы, пытаясь отодвинуться как можно дальше, но парень держал его очень крепко. Макс вдруг вспомнил, что вампиры еще и невероятно сильные.

Вампир поднял его голову за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. Макс мельком увидел серебряный отблеск и тут же крепко зажмурился.

Вампирам нельзя смотреть в глаза!

— Дурачок, смотри на меня! — приказал убийца. — Я не хочу, чтобы тебе было больно!

Макс плотнее сжал веки.

— Упрямый мальчишка, нет времени возиться с тобой!

Вампир снова развернул его к себе спиной и быстро полоснул ножом по горлу. Шею будто обожгло раскаленным железом, резкая острая боль оглушила и ошеломила, заставила слезы брызнуть из глаз, а тело забиться в судорогах. Макс вырывался, цепляясь скользкими от крови пальцами за руку вампира. Бился как рыбешка, выброшенная на берег, с неожиданной силой и отчаянием, и вампиру пришлось постараться, чтобы правильно прочесть заклинание и собрать кровь в чашу.

Кровь хлестала, как из дырявого шланга, и Макс очень быстро слабел, в ушах звенело, перед глазами расползалась тьма, затмевая льющийся из приоткрытой двери свет, и музыка, удаляясь, становилась тише, тише, или это Макс удалялся от музыки куда-то… куда-то, где тихо…

Темно и тихо…

В тот день, когда сожгли их мать, шестилетние Гензель и Гретель Цуммер так и заснули на площади, в пыли перед догорающим костром, обнявшись и согревая друг друга. Слишком были они измучены, чтобы идти домой.

Священник — тот самый, который донес на их мать, — пришел за ними вечером.

Но девочку он не нашел; в пыли возле догоревшего костра лежал только мальчик.

Священник на руках унес его с площади. К себе домой. И оставил жить у себя. Пожалел, потому что знал: всеми брошенный, с клеймом «ведьминого отродья» мальчик не выживет.

Патер Мюкке поступил благородно, хотя кое-кто из паствы осуждал его за излишнее милосердие.

Священник пытался найти Гретель, но она исчезла. Никто из горожан, живших возле площади, не видел, как она ушла… или кто ее увел. Шептались, что Ульрика родила своих близнецов от дьявола, и вот он забрал девочку, чтобы воспитать из нее ведьму, а мальчика оставил, чтобы его глазами следить за городком.

Патер Мюкке не верил, что Гензель — сын дьявола, хотя никогда и не относился к нему по-настоящему тепло, поскольку все-таки подозревал в нем врожденную порочность, унаследованную от матери. Патер не был жесток к Гензелю. Правда, сек его розгами каждую субботу… Так ведь почти всем мальчикам доставалось по субботам! Мама никогда не порола Гензеля, но ведь на то и ведьма, чтобы не следовать основным канонам воспитания и сызмальства развращать своего ребенка неумеренным баловством, готовя из него достойного слугу Сатане! Священник старался загружать Гензеля работой, порою совершенно бессмысленной, поскольку был уверен, что для праздных рук Сатана быстрее найдет занятие. С десяти лет Гензель начал прислуживать в соборе. Таким образом патер Мюкке надеялся вернуть его в лоно христианства, а заодно разрушить предубеждение, которое питали все прихожане к сыну ведьмы.