А когда Князь охладел к Софи, влюбился в другую, взял ее в наложницы — как Софи ревновала!.. Теперь же она едва помнит своего жениха, а к Князю относится с истинно дочерней любовью. Его очередная наложница не вызывает у нее антипатии. Все страстные чувства сейчас отданы бывшему разбойнику Мишелю Онучину, который до сих пор не избавился от пристрастия к «шику» в одежде: зимой носит шубу или длинное пальто нараспашку, белое шелковое кашне и до блеска начищенные сапоги. Все, конечно, по последней моде, но до боли напоминает наряд, в котором Софи впервые его увидела. И что же? Теперь Софи это ничуть не раздражает.

Да, время все лечит. Все меняет. И Олюшка пережила свою утрату, забыла и об инциденте, и о поступке Софи.

… Сколько лет прошло с тех пор? Десять? Двенадцать?

Они тогда уже вернулись в Москву, обосновались.

И Олюшка влюбилась.

Да так сильно, что даже просила Софи обратить ее возлюбленного. А то мало ли что? Мир так опасен, а смертные так хрупки. Сделавшись вампиром, он станет сильным и куда как менее уязвимым.

У Олюшки уже был печальный опыт любви к смертному. Во Франции, во время оккупации — кажется, в сорок втором — она умудрилась познакомиться с русским парнем, офицером Красной Армии, бежавшим из плена и сражавшимся во французском Сопротивлении. Как потом узнала Софи, Олюшка помогала Сопротивлению и даже прятала в особняке каких-то людей, пользуясь абсолютной беспечностью госпожи и тем, что домашнюю прислугу Софи не убивала, даже будучи очень голодной. Нет, Олюшка не лгала госпоже: она не пыталась выдать этих людей за прислугу. Она просто о них ничего не говорила, а Софи не обращала особого внимания, сколько там сердец бьется в пределах ее дома. Потом возлюбленному Олюшки не повезло: он был ранен и попал в гестапо. Олюшка у Софи в ногах валялась: спаси Алешу, госпожа! Его Алешей звали. Софи и сама-то немцев сильно не любила еще с прошлой войны. Но во Вторую мировую у них было слишком много сильных колдунов. Проникнуть на территорию врага, в хорошо охраняемую тюрьму было рискованно даже дня вампира: мало ли какие магические ловушки могли там поджидать. А рисковать собой ради возлюбленного Олюшки Софи не видела смысла.

Алеша умер. В тюрьме. От пыток. Это Олюшка узнала уже потом, после войны, когда пыталась найти Алешу или хотя бы сведения о нем.

И вот, спустя почти шестьдесят лет, Олюшка снова влюбилась. Можно понять, почему она захотела заранее обезопасить своего любимого. Но и Софи можно понять: ей было неинтересно обращать этого парня. Ну вот неинтересно — и все! Он ничего собой не представлял, ну совершенно ничего. Олюшка говорила — он добрый, нежный, такой необыкновенный, он совсем как Алеша…

Софи пыталась ей объяснить, что Птенец — это ответственность. Это морока. Его надо обучать жизни во тьме. Кормить. Водить на охоту. Отвечать перед Князем за его поступки. Да и нельзя обращать просто так, по собственному желанию, сначала надо получить разрешение Мастера своего гнезда. В данном случае — Князя Московского.

Нет, конечно, Князь позволил бы Софи обратить кого угодно. И Олюшка это знала.

Однако сама Софи не хотела брать на себя обузу в виде Птенца. Она вообще никогда не создавала Птенцов и даже не была уверена, что получится…

«Попробуйте, госпожа. Мы готовы рискнуть!» — крикнула бледная и решительная Олюшка.

« Мыготовы»? «Мы»! И вот тогда Софи рассердилась. Другой вампир за подобное самоуправство наказал бы слугу! Ведь Олюшка нарушила Закон Великой тайны, она выдала смертному существование вампиров!.. Но Софи все же любила Олюшку. И не собиралась быть с ней слишком уж суровой. Она пообещала, что попробует. А сама — просто выпила жизнь Олюшкиного возлюбленного. Стала сильнее на одну поглощенную жизнь и избавилась от проблемы. Олюшке она сказала, что молодой человек не перенес превращения. Но верная слуга давно жила среди вампиров и все поняла. Как она убивалась! Софи было ужасно жаль ее, ведь стоило забыться, приоткрыть ментальные щиты — и она сама начинала чувствовать горе своей слуги, ее боль и опустошенность.

Софи пыталась загладить вину. Подарила Олюшке несколько чудесных драгоценностей, в том числе старинный браслет с крупным сапфиром, который сама очень любила. И постепенно Олюшка утешилась, забыла об этом инциденте. Браслет с сапфиром носила, не снимая.

Софи, глядя на этот браслет, всегда вспоминала, что виновата, виновата перед Олюшкой.

Все-таки ее слуга очень любила того парня.

Может, следовало отказать ей пожестче, но не убивать его? Пусть бы Олюшка с ним роман крутила — лет на тридцать этого второго Алеши уж точно хватило бы, если не больше.

Но сделанного не воротишь.

Так что не стоит и переживать, правда?

Нина лежала на полу, холодея от ужаса, ярости и бессилия.

Она попалась! Попалась! Как глупо!

Она уронила ручку.

Ручка закатилась под шкаф.

Нина встала на колени, наклонилась, заглянула под шкаф.

И увидела его. Этот странный букетик.

Несколько сухих веточек, перевязанных цветными ниточками.

Сколько раз в архиве убирали с тех пор, как погиб Модест Андреевич, а этот букетик почему-то не вымели. Надо будет пожаловаться на работу уборщиков.

Нина протянула руку и коснулась букетика. Укололась пальцем об одну из колючек — и хотела отдернуть руку… Нет, неправильно: она должна была инстинктивно отдернуть руку! Но в тот же миг, когда колючка воткнулась в палец, Нину парализовало. Мгновенно. Полностью. Она даже глаза закрыть не могла. Даже веки ей не повиновались. Хорошо, что вампиры быстро регенерируют. У смертного пересохла бы сетчатка, мог бы ослепнуть… Впрочем, смертный умер бы через две минуты, не успев ослепнуть: ведь дышать Нина тоже не могла. Но ей, к счастью, это было не нужно.

Нина лежала на полу, смотрела на проклятущий букетик и думала: сейчас придет убийца и прикончит ее. Это ловушка. Ловушка… Наверное, и Модеста Андреевича убили так же. Сначала обездвижили. Поэтому он и не сопротивлялся.

Засохший цветок чеснока. Веточка боярышника. Веточка шиповника. Растения, традиционно считающиеся опасными для вампиров. Нет, Нина знала, что от чеснока у добычи портится вкус крови, а запах этого растения — пока оно живое и свежее — вызывает в горле и в глазах вампира форменный пожар. Но боярышник и шиповник — Нина была уверена, что это легенда, что они-то не могут повредить вампирам!.. Интересно, если попадешь в куст шиповника — застрянешь там навеки, то есть до восхода солнца? Интересно, а принцесса Шиповничек, она же Спящая Красавица, была на самом деле вампиром? Ведь в основе почти всех сказок лежат реальные истории… И в действительности бедняжка не спала, а все сто лет лежала, парализованная, умирая от голода? Принц, который избавил ее от шипа в пальце, наверное, стал ее первой жертвой. Это было бы забавно, если бы не было так грустно…

Букетик был перевязан четырьмя цветными нитями: черпая, красная, белая, синяя. Что это означает в магии? Четыре стихии?

Дверь в библиотеку открылась, звонко процокали каблуки.

Женщина? Неужели убийца — женщина?

— Мадемуазель Нина! — прозвучал гнусавый, манерный голос.

При жизни этот вампир был французом, и он произносил ее имя с ударением на второй гласной.

«Вот кто убил Модеста Андреевича! И кто убьет меня!» — в ужасе поняла Нина, слыша приближающиеся шаги.

Филипп Орлеанский. Принц Филипп Орлеанский.

Все главы вампирских сообществ носят титулы Принцев и Принцесс. В России — Князей и Княгинь. Но настоящих принцев крови среди вампиров всего семеро. Принцев и Принцесс.

Филипп Орлеанский одни из них. Это, пожалуй, самая одиозная фигура. Младший, любимый и единственный брат знаменитого короля Людовика Четырнадцатого, вошедшего в историю, как Король-Солнце. Развратник, садист и чернокнижник. Из скольких городов были изгнаны он и его любовник шевалье де Лоррен? А вот в Москве их приняли. Вернее, приняли только принца. Потому что — принц. Знаменитость, прославившийся на весь мир не без участия Александра Дюма. И здесь Филипп пока еще не совершил ничего такого, за что его следовало изгнать. Точнее, он не был пойман за руку… Потому что такой волк может только притворяться невинной овечкой, но никогда ею не станет.