— Прошу вас, — сказал Николай, проводя посетителей к холодильным камерам. — Я вскрытия не делал, запретили. Поступил приказ передать трупы в судмедэкспертизу ФСБ, там ими займутся. Дело-то не шуточное. Но и без вскрытия, по-моему, все более или менее понятно. Повезло, что сейчас мое дежурство.

Николай обращался к Стражу Мишелю, как главному из двоих, но периодически бросал откровенные взгляды в сторону Нины. И Нину всякий раз передергивало. Наверное, глядя на любую немертвую, этот извращенец невесть что себе воображает… и становиться героиней его фантазий было мерзко. А он явно уже фантазировал — сердце его билось сильнее, кровь прилила к лицу, от Николая запахло возбуждением. В сочетании с уже имевшимся тошнотворным букетом из смерти и формалина Нине этот запах показался совершенно омерзительным.

Она пожалела, что поехала сюда. Здесь было нехорошо. Еще хуже, чем на кладбище. Большинство людей, конвейером проходивших через это промороженное помещение, были жестоко убиты, и отголоски их последних эмоций — ужаса, боли и растерянности — все еще бились о стены морга и настойчиво ломились в душу, отнимая силы. Приближаться к печи крематория и вовсе не хотелось.

— Все тела можно не осматривать, — продолжал меж тем Николай, — этим людям действительно перерезали горло, одинаковым сильным точным ударом, — он показал на собственной шее величину разреза. — Почти стопроцентно это сделал один человек. Все умерли от потери крови, как и положено при таком ранении. Но одна девушка умерла иначе.

Николай подвел их к одной из каталок, на которой лежало прикрытое простыней тело.

— Вот посмотрите. — Он бережно, словно боясь потревожить спящую красавицу, отодвинул краешек простыни, открывая голову и плечи мертвой девушки.

Она была очень молоденькой, и Нина подумала, что бедняжка лишь немногим старше ее самой — той, какой она была почти семьдесят лет назад. Осунувшееся личико, запавшие, остекленевшие глаза, подобие нежной улыбки на бледных губах. И кожа, туго обтягивающая кости, будто девушка долго голодала. Увиденного было вполне достаточно, чтобы сказать наверняка: у нее выпили всю кровь до последней капельки, и уже по мертвой плоти резанули ножом так, чтобы на первый взгляд жертва ничем не отличалась от других.

— Мне приходилось видеть людей, обескровленных, гм… вампирами, — продолжал Николай. — Я неоднократно из чисто научного интереса делал их вскрытие и не могу ошибаться. Я даже нашел ранки от клыков у нее на шее, хотя из-за разреза они почти незаметны. Никогда не видел, чтобы человека высасывали так… досуха. Даже сосуды склеились. Могу показать…

— Не стоит, — остановила его Нина, — все и так понятно.

Николай выжидающе посмотрел на Мишеля.

— Что известно о происшествии на кладбище? — спросил тот. У вампиров в милиции были свои осведомители, но лишняя информация никогда не помешает.

— Не много. Тела прошлой ночью принимал мой сменщик, он особенно не расспрашивал оперативников. Я смог узнать только, что кто-то захватил микроавтобус с экскурсией по ночной Москве, завез экскурсантов на Ваганьковское кладбище и всех покрошил.

— Стоп, — сказал Мишель, — что еще за экскурсия ночью?

— Да есть такие, — махнул рукой в резиновой перчатке Николай. — По местам городских легенд и мифов. Типа, посмотрите направо: вот тут изредка появляются призраки школьниц, задушенных самолично Берией, а теперь посмотрите налево: вон там, если прислушаться, стенает дух невинно убиенного царевича Дмитрия… Лабуда, одним словом. Но все совершенно официально. Народу нравится.

— Придумают же… И что?

— И все. Автобус отъехал по расписанию, имея полный комплект лохов на борту, потом почему-то зарулил на Ваганьково, где неизвестные расправились со всеми, включая экскурсовода и шофера, и смылись. Автобус так и стоит возле ворот, а одиннадцать трупов аккуратно сложены между могил в малопосещаемой части кладбища. Их даже не пытались спрятать, так, слегка присыпали мерзлой землицей. Плюс еще пять трупаков рядышком. На простое ограбление, согласитесь, похоже мало. И на теракт не тянет…

— И что, никто не оказал сопротивления убийцам?

— Судя по всему, нет. На телах отсутствуют следы борьбы. Только одна женщина, насколько я выяснил, умерла от черепно-мозговой травмы. Удар был один, очень сильный… Городские власти обеспокоены и требуют особо контроля за этим расследованием, так что теперь им займется ФСБ.

— А что будет с телами? — спросила Нина.

— После вскрытия сожгут, как обычно, если родственники не отыщутся, — равнодушно пожал плечами Николай. — А хоть бы и отыщутся. Впервой, что ли. Мне и самому частенько приказывают — негласно, разумеется — уничтожить в печи какого-нибудь жмурика. Особенно если жмур не простой, и убийство не бытовое… Ну, вы понимаете.

— Частенько — это как? — Нина представила вдруг, как к моргу подгоняют закрытые фуры, битком набитые телами.

— Ну, случаев десять за год бывает. Подписываем бумагу о неразглашении и сжигаем без ведома близких.

Десять случаев в год — это частенько?

Что ж, жизнь в стране явно налаживается.

— Что скажешь? — спросил Мишель, когда они с Ниной покинули морг и сели в машину.

— Очень странное убийство, — сказала Нина. — Скорее всего, и впрямь какой-то ритуал. Нужно осмотреть кладбище, поискать магические знаки. Если оперативники решили, что это дело рук сатанистов, значит, они нашли какие-то улики…

— Не обязательно, — возразил Мишель. — В убийствах на кладбище сатанистов подозревают первым делом.

— Верно. Но я уверена, что это кто-то из наших. Кто-то, занимающийся колдовством.

— Хочешь поехать со мной?

Нина помолчала.

— Не особенно. Может быть, справишься сам?

— Конечно.

Мишель не настаивал, он видел, что посещение морга далось напарнице тяжело, не стоит мучить ее и дальше. Пусть возвращается в свою библиотеку, там от нее больше толку.

— Странно, — сказала Нина, — зачем захватывать целый автобус? У водителя наверняка «маячок» в машине; если автобус идет не по маршруту, в диспетчерской могут заподозрить неладное, начнут вызывать шофера по рации, а тот молчит… Пошлют кого-нибудь к кладбищу и сорвут захватчику весь спектакль…

По мнению Мишеля, это было неважно. Вампир мог точно так же заворожить первых встречных на улице, и те послушно пошли бы за ним на кладбище, но вариант с автобусом был удобнее и быстрее… Важно было только то, что вампир очень силен: заворожить такое количество людей весьма не просто.

Уж Мишель-то знал об этом.

Мишель приехал на кладбище в самый глухой ночной час, когда даже центр Москвы затихает. В помещении охраны горел свет: ужасное преступление не способствовало безмятежному отдыху сторожей. Мишель не стал близко подходить к воротам, он тенью перемахнул через забор и, не касаясь земли, пролетел между надгробиями к тому месту, где было совершено убийство.

Ваганьковское кладбище было открыто в страшном для Москвы чумном семьсот семьдесят первом году. Почему-то люди считают, что на старых погостах обожают селиться привидения и прочая нечисть. На самом деле, это не так. Чем больше старых могил, чем меньше свежих захоронений — тем кладбище спокойнее. Как, например, Ваганьковское. К тому же оно было многократно освящено — и в самом начале, и когда закладывали храм; плюс здесь хоронили многих церковных деятелей, так что земля тут тихая.

На новых же кладбищах, стоит только чернокнижнику неудачно провести обряд или кому-то из некромантов попытаться пообщаться с ушедшими, земля сразу извергает какую-нибудь дрянь. Чаще всего вурдалаков, иначе называемых гулями: они получаются из покойников, много грешивших при жизни. Душа такого мертвяка уже далеко… неизвестно, что там с ней, с душою. А тело легко становится сосудом для нечисти. И извергается мертвец из земли, превращаясь в мускулистую, когтистую, зубастую, стремительную, сильную, вечно голодную тварь. Днем вурдалаки закапываются в могилы и спят, а ночью выходят и ищут, кого бы сожрать. После них разве что несколько обглоданных костей можно найти, да и те по всему кладбищу растащены. А если живых людей не попадается — мало ведь любителей ходить ночью мимо кладбища — мертвецов из могил выкапывают и жрут. Опасные твари: даже вампир с трудом выстоит против дюжины вурдалаков. Хорошо еще, умом они обделены. И нападают только на кладбище, да еще рядом с самой оградой.