Поймал взгляд человека — и все, он твой. Он не будет сопротивляться. Конечно, если человек расслаблен и не ожидает нападения.

Молоденькая продавщица с крашенными в неестественно рыжий цвет волосами не ожидала нападения от красавца Михаила.

А ее старшая подруга с мятым, увядшим личиком и усталыми глазами не ждала ничего дурного от худенькой и бледной девочки Нины.

Несколько глотков… Немного живительного человеческого огня. Кусочек чужой жизни. И всегда — такой соблазн взять больше! Взять все! Почувствовать себя по-настоящему сытым и сильным!

Каждый раз, когда Нина пила кровь, она завидовала вампирам прошлого, тем, которым Закон еще не запретил убивать смертных. И она знала: каждый вампир завидует им, когда питается. Зато потом, после, когда оторвешься от жертвы, — какое это счастье, что ты не убил! Как, наверное, это страшно и мерзко — убивать ради насыщения, ради наслаждения. Неудивительно, что все старые вампиры такие жестокие. С каждым убитым смертным они убивали что-то в себе…

Нина не убила за всю свою нежизньни одного человека. И всегда чувствовала, когда пора остановиться. Модест Андреевич хорошо ее обучил. Продавщицы ничего не вспомнят. Просто будут ощущать слабость и усталость. А две маленькие ранки на шее слева — они действительно маленькие, если укусить только один раз и не возвращаться к той же жертве. Если правильно пить, на коже не остается других следов.

Она оторвалась от своей жертвы раньше, чем Михаил — от своей.

Лизнула ранку, чтобы остановить кровь. Осторожно усадила продавщицу на стул.

Михаил вынужден был не только усадить свою жертву, но и прислонить ее к стене. Кажется, он взял чуть больше… Но жить девчонка будет. Всего лишь завтра не сможет выйти на работу.

Перехватив взгляд Нины, Михаил смутился и сунул в карман продавщице несколько купюр. Так быстро, что Нина не успела разглядеть, сколько именно.

— Не стоит, — грустно сказала Нина. — Она найдет их и станет вспоминать, откуда взялись деньги. И, возможно, вспомнит тебя…

— А она меня и так не забудет. Но будет уверена, что я заплатил ей за другое, — спокойно ответил Михаил.

Склонившись к продавщице, он поцеловал ее в накрашенные оранжевой помадой губы и прошептал:

— С тобой было так сладко, милая. Жаль, что мне приходится уезжать. Но это будет моим лучшим воспоминанием. Купи себе на память что-нибудь красивое. Нет, не спорь, дорогая. Я бы сделал тебе подарок, если бы не спешил. Но мне некогда, а подарить что-нибудь хочется.

Шепот его был так вкрадчив, что у Нины по коже побежали мурашки. Она вдруг почувствовала себя обнаженной, и будто нежнейший шелк медленно-медленно скользил по ней. И губы Михаила почувствовала на своих губах. И прикосновение его ладоней.

Нина вздрогнула и стряхнула морок. Эти чары предназначались не ей, а рыжей продавщице. Как часть ее несуществующего приятного воспоминания.

Обхватив себя руками, Нина попятилась.

Она умерла в пятнадцать лет. Ей неведомы были волнения плоти. Нет, конечно, Нине было все-таки не пять, как несчастной Клодии, героине романа «Интервью с вампиром», который Нина прочитала лет двадцать назад. Выживать в пятнадцатилетием возрасте проще, чем в пятилетнем. Не нужно хотя бы притворяться несмышленышем…

И все же — Нина была ребенком. Психологически.

Похоже, ребенком она так и осталась. Потому что ни разу не влюбилась за все эти десятилетия.

Пятнадцать лет. У многих в пятнадцать уже есть любовник… Не только в нынешнюю эру поголовной акселерации и половой распущенности, но и в былые времена: в пятнадцать выходили замуж, а Джульетте у Шекспира так и вовсе четырнадцати еще не исполнилось.

Нина, пожалуй, могла бы при желании кого-нибудь соблазнить. Даже если при жизни ты — самая серая мышка в классе, сделавшись вампиром, ты все равно обретаешь чарующую прелесть. По крайней мере, в глазах смертных. Все вампиры привлекательны — это помогает им охотиться. Нина могла бы очаровать и влюбить в себя смертного, если бы захотела.

Но — не хотела. Ее не интересовала эта сторона жизни.

… Или просто она запретила себе интересоваться? Потому что считала, что это ей не нужно?

Сколько было Михаилу, когда он умер? То есть когда был обращен? На вид — двадцать с небольшим. Или чуть больше. Высокий, мускулистый, но не массивный: поджарый, как молодой кот, и такой же ловкий. Черты лица правильные, но слишком резкие. Жесткая линия рта. Но когда он улыбается, лицо преображается, смягчаясь. Глаза красивые: карие, с девчачьими длинными ресницами. И при темных глазах — светлые, золотисто-русые волосы. Нина где-то читала, что сочетание темных глаз и светлых волос — признак породы. Но вряд ли Мишель Онучин из аристократов. С аристократами Нине общаться приходилось, Михаил не из их числа, те — другие. Конечно, Михаил умел быть галантным, умел вести себя обворожительно, хотя нет-нет, да и проскальзывали в его речи блатные словечки… Впрочем, все старые вампиры это умеют. А Михаил родился явно задолго до революции.

Интересно, кто и почему его обратил?

Вампиры обращают людей в себе подобных из выгоды, если хотят обессмертить способности конкретного человека, но чаще — из личного расположения. Среди вампиров много настоящих красавцев потому, что когда-то они, будут смертными, привлекли внимание вампиров, вызвали любовь и вожделение, и их красоту было решено сохранить, обессмертить. Интересно, Михаила обратили из-за того, что он хороший воин и из него должен был получиться достойный Страж, или же какая-нибудь влюбленная вампирелла сделала его бессмертным за жаркий взгляд и чарующую улыбку? Он ведь прав: та продавщица его не забудет. Наверное, все женщины его запоминают.

Чтобы продавщица забыла, надо серьезно покопаться у нее в мозгах, а на это требуются время и силы. Так что он правильно поступил. Хотя и жестоко. Забрав у нее чуть-чуть крови, Михаил подарил ей лучшее в ее жизни воспоминание. Теперь для бедной девушки никакие реальные любовные приключения не смогут сравниться с этим… которое она якобы пережила. А на самом деле — она просто кормила вампира… Впрочем, все вампиры жестоки. Это часть их природы.

Ане снилось нечто странное — то проносились перед внутренним взором сцены из прошлой жизни, то вдруг окутывал смертельный холод, и она проваливалась в темноту, тоску и безнадежность. Она была одинока и несчастна. И ужасно голодна. Аня знала, что надо встать, пойти к холодильнику и срочно чего-нибудь съесть. Нет, не просто съесть — сожрать! Заглатывать огромными кусками все, что подвернется, жадно запивая чаем.

Нет, лучше соком. Томатным соком. Красным, густым. Хотя на самом деле ей не хочется есть… Ей хочется только пить.

Томатный сок. Красный, густой. Кажется, она заболела, у нее температура. Где же бабушка? Где кто-нибудь, кто поможет ей? Никого нет. Значит, надо встать. Надо добраться до холодильника. Только бы проснуться… Почему она никак не может проснуться? Раньше кошмарные сны отпускали ее быстрее.

Наконец Аня открыла глаза. Она лежала на незнакомой кровати, в незнакомой комнате. Вокруг темно.

Но почему-то это не мешает ей прекрасно видеть все вокруг.

Боже, как хочется пить!

Аня пошевелилась и попыталась встать, но она была еще слишком слаба. Конечно, ведь те подонки едва не убили ее. Да еще и опоили какой-то дрянью в шампанском. Ане захотелось плакать. Почему они так поступили с ней? За что? Ведь она им поверила. А Михаил… Сердце сжалось. Как же она могла быть такой дурой? Почему возомнила себе невесть что? Будто он — это Он! Тот самый, кого она всегда ждала…

— Ты не была дурой, — услышала она. — Тебя заворожили, только и всего. И не надо себя ругать. Никто из людей не может устоять перед магией вампиров.

Аня немного повернула голову. Ян сидел в кресле рядом и смотрел на нее.

Сейчас он еще сильнее походил на ангела. Тонкое, юное лицо, будто выточенное тончайшим резцом, слегка светилось в темноте. И сложенные на коленях руки тоже светились. Огромные голубые глаза фосфорически сияли. Длинные золотистые волосы спадали волнами на плечи. Как у ангелов на картинах. Только одет он был не в ангельском стиле: в простой синий пуловер и джинсы.