Руководящую роль на съезде играли «известные в республике юристы» Юрис Боярс, Илмар Бишерс, Роман Апситис[1478].
Как вспоминает руководитель правозащитной группы «Хельсинки — 86» Ю. Видиньш, их «Меморандум», который 31 января они представили в ЦК Компартии Латвии, «был использован при разработке документов расширенного пленума Правления Союза писателей Латвии в июне 1988 г., а также на Учредительном съезде Народного фронта Латвии»[1479].
В принятой на съезде программе говорилось: «Народный фронт Латвии выступает за формирование национальных отношений на основе ленинских принципов самоопределения и равноправия наций в союзе советских государств»[1480]. Это значит, что Народный фронт Латвии тоже взял курс на преобразование СССР в конфедерацию.
19 октября в Вильнюсе состоялось учредительное собрание белорусского историко — просветительского общества «Мартиролог Белоруссии» (аналог московского «Мемориала»), на котором «был избран Организационный комитет Белорусского народного фронта за перестройку «Адраджэньне» («Возрождение»)[1481].
Через несколько дней, 22–23 октября прошёл учредительный съезд «Саюдиса»[1482], участников которого приветствовал новый первый секретарь ЦК Компартии Литвы А. Бразаускас[1483], который незадолго перед тем сменил на этом посту Р.Б. Сонгайла[1484].
Принятая «Саюдисом» программа не содержала требования выхода Литвы из состава СССР, но провозглашала, что «в Литовской ССР должны иметь силу только её законы»[1485].
Таким образом, осенью 1988 г. народные фронты трёх прибалтийских республик открыто провозгласили курс на превращение СССР в конфедерацию. На самом деле, как уже отмечалось, их устремления шли дальше этого.
На них начинают ориентироваться другие республики. «В ноябре 1988 г.» наиболее активные деятели Союза писателей Узбекистана создали народное движение «Бирлик» («Единство»), которое сразу же выдвинуло лозунг независимости республики, правда, пока в составе СССР[1486].
13 октября состоялось заседание Политбюро, на котором рассматривался вопрос о подготовке Пленума ЦК КПСС по межнациональным отношениям. Выступая на этом заседании, М.С. Горбачёв ни словом не обмолвился о тревожной ситуации, складывавшейся в Прибалтике[1487].
Может быть, он был плохо информирован? Ничего подобного.
Именно в это время «на одном из заседаний Бюро ЦК (Компартии Эстонии — А.О.) Вяляс предложил внести в Верховный Совет республики законопроект, содержащий норму о выполнении общесоюзных законов лишь в тех случаях, когда их одобряет республиканский парламент». После того, как присутствовавший на этом заседании руководитель республиканского КГБ К.Е. Кортелайнен выступил против предложения первого секретаря, «Вяляс объявил перерыв, пригласил Карла Ефремовича к себе в кабинет и пытался склонить его на свою сторону». Председатель КГБ республики не только проявил непреклонность, но и, связавшись по телефону с Москвой, тут же поставил в известность о происходящем нового председателя КГБ СССР В.А. Крючкова. Тот сразу же доложил обо всём М.С. Горбачёву, но не получил от него указаний[1488].
Характеризуя развивавшиеся в Прибалтике процессы, Г.Х. Шахназаров писал тогда генсеку: «Для успешного разрешения ситуации с Прибалтикой очень важно докопаться до существа их позиции. Мне кажется, она целиком продиктована установкой на выход из Союза»[1489].
«Накануне октябрьского праздника, — вспоминает В.А. Медведев, — у меня состоялся разговор с Горбачёвым о ситуации в Прибалтике. На следующий день он предложил выехать в Литву Слюнькову, в Эстонию — Чебрикову и в Латвию — мне. Поездки состоялись сразу после праздника»[1490]. В.А. Медведев находился в Латвии с 11 по 14 ноября[1491], в те же дни Н.Н. Слюньков посетил Литву[1492], а В.М. Чебриков — Эстонию[1493].
«О своём пребывании в Латвии, — пишет В.А. Медведев, — могу сказать одно — это было настоящее политическое пекло: шумные собрания, пикеты, транспаранты, острейшие дискуссии в аудиториях, на улицах и площадях.
В Москве ничего подобного ещё не было. Это был её завтрашний день»[1494].
«Медведев, Слюньков и Чебриков, — читаем мы в дневнике А.С. Черняева, — только что вернувшиеся из Латвии, Литвы и Эстонии… Все трое «в ужасе». Их днём и ночью пикетировали с плакатами: «Русские, убирайтесь вон!», «КГБ, МВД, Советская армия — в Москву!», «Долой диктатуру Москвы!», «Немедленный выход из Союза!», «Полный суверенитет!». Фанатизм, истерия уже захлестнули всё разумное»[1495].
К сожалению, в нашем распоряжении нет сведений о том, чем занимался в Эстонии В.М. Чебриков и, в частности, каким было содержание его беседы с В. Вялясом. Не исключено, что главная цель его поездки заключалась не в том, чтобы сорвать принятие Верховным Советом республики неконституционных решений, а в том, чтобы парализовать противодействие местного КГБ.
Во всяком случае, именно в это время Бюро ЦК Компартии Эстонии поддержало инициативу своего первого секретаря. Была она одобрена и Президиумом Верховного Совета республики[1496]. Перед решающим голосованием В. Вяляс собрал депутатов Верховного Совета — коммунистов, а они составляли подавляющее большинство — и предложил им поддержать Декларацию о суверенитете республики[1497].
Её обсуждение состоялось на заседание Верховного Совета Эстонии через день после приезда В.М. Чебрикова, 16 ноября. На этом заседании В. Вяляс взял на себя председательские функции. Декларация была принята почти единогласно[1498].
В декларации говорилось: «Суверенитет Эстонской ССР означает, что ей в лице её высших органов власти, управления и судебных органов принадлежит высшая власть на своей территории». Поэтому «Верховный совет декларирует верховенство законов Эстонской ССР на территории Эстонской ССР». «В соответствии с этим дальнейший статус республики в составе СССР должен быть определён Союзным договором»[1499].
Верховный Совет Эстонии не ограничился принятием названной декларации. В тот же день соответствующие поправки были внесены в Конституцию ЭССР[1500]. Более того, одной из этих поправок в республике была восстановлена частная собственность[1501]. В заключение Верховный Совет Эстонии обратился к Президиуму Верховного Совета СССР с предложением «разработать Союзный договор»[1502].
По существу, констатировал М.Л. Бронштейн, это был «первый шаг к восстановлению прерванной в 1939–1940 гг. государственности Эстонии»[1503], первый открыто прозвучавший звонок, извещавший о том, что на повестку дня поставлен вопрос о судьбе Советского Союза.
