Однако Е.Т. Гайдар пишет, что всё было совершенно иначе. Из его воспоминаний явствует, что эксперты сели за работу «очень поздно, около 12 ночи»[3766]. Чем они занимались до 12, мы не знаем. Может быть, ждали концепцию, может быть, тоже ужинали.
«Вечером, по прилёте, — писал Е.Т. Гайдар, — пригласили белорусов и украинцев сесть вместе поработать над документами. Собрались в домике, где поселили меня и Сергея Шахрая. С нашей стороны были Бурбулис, Козырев, Шахрай и я. От белорусов — первый вице — премьер Мясникович и министр иностранных дел Кравченко. Украинцы подошли к двери, потоптались, чего — то испугались и ушли… Начали вместе работать над проектом документа… технический персонал решили не беспокоить, я стал сам набрасывать на бумаге текст. В 4 утра закончили работу. Андрей Козырев взял бумаги, понёс к машинисткам»[3767].
Однако, — как пишет Е.Т. Гайдар, — «утром» 8 — го «в технических службах» возникла «паника»[3768]. Подготовленный документ нужно было представлять главам государств, а его не было. И тут «выяснилось — Козырев не решился в 4 утра будить машинистку, засунул проект декларации под дверь, по ошибке не под ту»[3769].
Очень хотелось бы поверить Егору Тимуровичу, но не получается. Дело в том, что в этих исторических событиях участвовала одна — единственная машинистка, и она была доставлена в Вискули только утром 8 декабря. Поэтому будить в ночь с 7 на 8 декабря было некого. И если в 4 часа министр иностранных дел искал дверь несуществовавшей машинистки, можно только предполагать, в каком состоянии он находился.
Под чью дверь министр иностранных дел засунул исторический документ, Егор Тимурович предпочёл умолчать. Между тем документ оказался под дверью охраны Б.Н. Ельцина. Обнаружив утром у себя какую — то бумажку и, исходя из наличия в номере туалетной бумаги, охранники выбросили исторический документ в урну. Только после того, как была поднята тревога, черновой вариант исторического беловежского соглашения был извлечён из туалетной урны и передан его авторам[3770].
Мы не знаем, в каком состоянии он находился, но, как писал Е.Г. Гайдар, «когда рано утром хватились — времени для расшифровки уже не оставалось, разобраться в моём, надо сказать, на редкость отвратительном почерке мало кому удаётся. Пришлось идти самому диктовать текст…»[3771].
«Когда я принёс напечатанный наконец документ, — вспоминал Егор Тимурович, — Б. Ельцин, Л. Кравчук и С. Шушкевич в ожидании бумаги уже собрались, начали предварительный разговор. Ознакомившись с ней, довольно быстро пришли к согласованному выводу — да, это и есть выход из тупика»[3772].
По свидетельству С. Шушкевича, «рано утром главы государств вместе с премьерами утверждали каждый пункт договора… Всё это время из комнаты в комнату, как мальчики на побегушках, бегали Гайдар, Козырев, Шахрай… Никто ведь этого договора не прочитал. Кстати, если к охоте всё было подготовлено, то к работе с документами — нет»[3773].
Правда, через несколько дней Борис Николаевич признался, что за основу беловежского соглашения был принят тот документ, который был составлен ещё в декабре 1990 г. Поэтому его обсуждение не потребовало много времени[3774].
«К работе над документами, — вспоминает С.С. Шушкевич, — мы приступили после завтрака. Что касается спиртного, то во время работы над Соглашением я был, как за рулём, а остальные вели себя почти так же». «Почти так же» — значит, не совсем так. «Только когда с трудом удавалось найти приемлемую для всех формулировку, — уточняет Станислав Станиславович, — мы позволяли по чуть — чуть хорошего коньяку»[3775].
По другим сведениям, исходящим тоже от С.С. Шушкевича, они «прикладывались к рюмке с коньяком» «после подписания каждого пункта соглашения»[3776].
А поскольку в «Соглашении» 14 статей, или же 23 пункта, да ещё пространная преамбула и по всем этим разделам удалось найти «приемлемые формулировки», то прикладываться к рюмке приходилось неоднократно. Даже если взять «чуть — чуть» по 10 г, получим не менее 250 г коньяка, правда, не какого — нибудь, а «хорошего».
Тайной подобного технологического секрета работы над дипломатическими документами Л.М. Кравчук позднее поделился с Н.А. Назарбаевым. «Мне позднее Кравчук рассказывал: они там, в Беловежской пуще, каждый абзац документа отдельно обмывали, — а было в нём две с половиной страницы»[3777].
Данный факт позднее признал и премьер — министр Белоруссии В. Кэбич. «Во время работы над Соглашением, — вспоминает он, — когда получалось сформулировать особенно сильную фразу, мне давали задание: иди налей по рюмке шампанского. Креплёные и крепкие напитки, когда мы работали, вообще не употребляли. Только потом, когда уже всё закончилось»[3778].
Итак, факт обмывания исторического документа можно считать установленным. Расхождение только в двух вопросах. Что обмывали: «приемлемые формулировки», «сильные фразы», каждый пункт или все абзацы? И чем обмывали? В.Ф. Кэбичу запомнилось, что он пил шампанское, С.С. Шушкевичу — коньяк. А поскольку коньяк трудно спутать с шампанским, каждый, видимо, пил, что ему больше нравилось.
Итоговый документ был подписан в 14.17.
Главная идея этого документа была сформулирована следующими словами: «Мы, Республика Беларусь, Российская Федерация (РСФСР), Украина как государства — учредители Союза ССР, подписавшие Союзный Договор 1922 года, далее именуемые Высокими Договаривающимися Сторонами, констатируем, что Союз ССР, как субъект международного права и геополитическая реальность, прекращает своё существование»[3779].
Как уже отмечено в литературе, Союзный договор 1922 г. просуществовал немногим более года и превратился в чисто исторический документ, так как в 1924 г. его заменил новый Союзный договор, ставший неотъемлемой частью первой союзной конституции. Но и этот договор ушёл в прошлое после того, как была принята Конституция СССР 1936 г., в которой Союзный договор даже не упоминался. Не упоминался он и в Конституции 1977 г.[3780].
Но даже если бы к 8 декабря 1991 г. подписанный в 1922 г. Союзный договор продолжал действовать, три названные союзные республики не имели права расторгнуть его и объявить СССР прекратившим своё существование, а) во — первых, потому что он не предусматривал такой возможности и давал подписавшим его республикам лишь право выйти из состава СССР, б) во — вторых, кроме этих трёх республик он был подписан ЗСФСР. И хотя к 1991 г. ЗСФСР уже не существовало, но продолжали существовать составлявшие её республики, бывшие её правопреемниками, в) в — третьих, к 1991 г. в состав СССР входило 15 республик, поэтому три из них никак не могли решить судьбу остальных 12 и лишить их права пребывания в Союзе, г) в — четвёртых, судьбу СССР мог решить только его высший законодательный орган, которым по конституции являлся Съезд народных депутатов, а согласно решениям Пятого съезда народных депутатов Верховный Совет СССР.
Самое большее, что могли сделать руководители трёх названных республик — это принять решение о выходе их республик из состава СССР, но сам порядок выхода должен был соответствовать закону 3 апреля 1990 г.
