«Во время заседания, на котором был образован… комитет, — вспоминал B.C. Павлов на следствии, — у меня начались уже очень сильные головные боли… поднялось давление… Во время этих очень резких дебатов нам принесли ещё кофе и к тому же немного алкоголя. Через какое — то время я, вероятно, потерял сознание… меня вынесли из комнаты отдыха»[3370].
Однако объяснить срыв встречи с Б.Н. Ельциным только этим было бы большим упрощением. Вместо B.C. Павлова и Д.Т. Язова на встречу с Б.Н. Ельциным мог поехать Г.И. Янаев или кто — нибудь ещё из членов ГКЧП.
Однако не поехал никто. Почему? Ответ напрашивается сам собою: арестовывать его В.А. Крючков, несмотря на принимавшиеся подготовительные меры, не собирался, а о взаимных действиях они договорились ещё накануне.
Кто разбудил Ельцина?
19 августа в 6.00 всесоюзное радио сообщило, что в связи с болезнью М.С. Горбачёва его полномочия перешли Г.И. Янаеву, объявило о создании ГКЧП и огласило его первые постановления. В 6.30 подобная информация появилась на экранах телевизоров[3371].
Тем временем в столицу двинулись войска. Кантемировская и Таманская дивизии направили 3809 военнослужащих, 430 автомашин, 362 танка и 288 БМП и БТР. Кроме того в Москву прибыли три парашютно — десантных полка: 15 — й (Тула), 137 — й (Рязань), 331 — й (Кострома)[3372].
По одним сведениям, «к 10 часам утра»[3373], по другим — «начиная с 10 часов утра»[3374] войска взяли под контроль «ключевые объекты жизнеобеспечения города», «блокировали Манежную площадь и Кремль»[3375]. Один из очевидцев тех событий пишет: «…бронетехники в Москву нагнали столько, словно готовились к сражению под Курской дугой»[3376].
«Согласно приказу Язова, в состояние повышенной боевой готовности были приведены все вооружённые силы». «Утром 19 августа Крючков отдал приказ о приведении в повышенную боевую готовность органов и войск КГБ СССР»[3377]. Б.К. Пуго потребовал «поддержки ГКЧП» «от руководства МВД СССР». Соответствующую шифрограмму от имени Секретариата ЦК КПСС направил на места О. Шенин[3378].
«19 — го, утром, — вспоминает А.В. Коржаков, — меня разбудил телефон. Звонил дежурный из приёмной Белого дома: «Александр Васильевич, включай телевизор, в стране произошёл государственный переворот». Часы показывали начало седьмого». А.В. Коржаков «включил телевизор» и «увидел фрагмент из балета «Лебединое озеро». Очень скоро трансляция «Лебединого озера» прекратилась, и диктор огласил сообщение о создании ГКЧП. «Быстро оделся, жену попросил собрать походные вещички… — сообщает А.В. Коржаков. — К Ельцину с известием о ГКЧП я пришёл первым»[3379].
Борис Николаевич утверждал, что весть о перевороте принесла дочь Татьяна[3380], после чего его разбудила Наина Иосифовна[3381] и только потом «через 10 минут после первого телевизионного сообщения», т. е. около 6.40, у него появился А.В. Коржаков[3382].
Если верить Борису Николаевичу, это известие было для него настолько неожиданным, что первоначально он отказывался в него верить, считая, что его разыгрывают[3383].
Однако, по свидетельству генерала А.В. Цалко, аналитическая группа Верховного Совета России под руководством В.Н. Лопатина заранее спрогнозировала переворот и указала сроки, «практически совпавшие впоследствии с действительными»[3384]. В этом не было ничего удивительного, если вспомнить, что одним из источников информации Бориса Николаевича был П.С. Грачёв, другим — Ю.В. Скоков.
Следовательно, неожиданное пробуждение российского президента утром 19 августа представляло собою дешёвый спектакль.
Одним из первых, кому позвонил Б.Н. Ельцин, был П.С. Грачёв.
«Я, — вспоминает Борис Николаевич, — напомнил ему наш старый разговор. Грачёв смутился, взял долгую паузу, было слышно на том конце провода, как он напряжённо дышит. Наконец он проговорил, что для него, офицера, невозможно нарушить приказ»[3385].
Отмечая, что, прежде чем ответить ему, П.С. Грачёв долго молчал и только дышал в трубку, Борис Николаевич пишет: «Пока Грачёв дышал в трубку, он решал судьбу не только свою, но и мою. Судьбу миллионов людей»[3386]. Этим самым Б.Н. Ельцин даёт читателям понять, что положение между двух огней, в котором утром 19 — го оказался П.С. Грачёв, было для него полной неожиданностью.
Однако Павел Сергеевич дышал в трубку по другой причине. Несмотря на ранний утренний час, он был в кабинете не один. В это время там находился начальник штаба ВДВ генерал Е.Н. Подколзин[3387].
Этот ранний звонок Б.Н. Ельцина сразу же стал известен в КГБ СССР.
«Грачёв… — вспоминает В.А. Крючков, — с самого начала, с утра 19 августа стал устанавливать контакты с представителями российского руководства». И далее: «В Комитет госбезопасности, да и к Язову поступили сведения о контактах одного из заместителей министра обороны СССР, а также командующего воздушно — десантными войсками Грачёва с представителями российских властей»[3388].
С самого же начала В.А. Крючкову стали известны и другие телефонные разговоры российского президента, из которых явствовало, что Б.Н. Ельцин и его окружение начали организовывать борьбу против ГКЧП.
Как же отреагировал на это главный «заговорщик»?
Никак.
Одного этого достаточно, чтобы понять, что шеф КГБ и президент России разыгрывали одну партию.
Между тем, не получив от П.С. Грачёва вразумительного ответа по телефону, Б.Н. Ельцин отправил А.В. Коржакова к Ю.В. Скокову, предложил немедленно связаться с командующим ВДВ, установить с ним «взаимодействие» и сообщить, что Б.Н. Ельцин ждёт его звонка.
Ю.В. Скоков сразу же направил в штаб ВДВ своего помощника В.М. Портнова[3389].
Так начал действовать тайный канал связи между Б.Н. Ельциным и П.С. Грачёвым. Позднее к нему был подключён командующий внутренними войсками Б. Громов. «Скоков, — признаётся Б.Н. Ельцин, — как моё доверенное лицо встречался с представителями армии и МВД — Грачёвым и Громовым. Эти контакты были совершенно секретны и имели для нас решающее значение»[3390].
По свидетельству П.С. Грачёва, В.М. Портнов прибыл к нему в 8 часов утра и они «договорились с ним о взаимодействии»[3391]. В.М. Портнов показал на следствии, что находился при командующем ВДВ «до 22. VIII. 91 г.»[3392]. По всей видимости, именно этот источник информации имел в виду И.С. Силаев, когда позднее заявил: «…мы, мол, всё знали, поскольку там был «наш человек»[3395]. А знал П.С. Грачёв немало, так как был «тесно подключён к действиям ГКЧП» и «сам отдавал приказы о вводе войск в Москву»[3393].