– Видишь ли, сегодня мы уже точно знаем: физико-химические условия на Глории идентичны земным – орбита одна и та же.
– Значит, она не может раз в четыре года срываться с орбиты и пролетать в опасной близости от Земли?
– Это полная чушь.
– Жалко…
– Не огорчайся. Теми свойствами, о которых ты говоришь, обладает комета Фелиция. Не планета, а комета. Это, видишь ли, разные вещи.
– А Фелиция обладает какими-нибудь необычными свойствами – например, способностью воздействовать на события, судьбы людей, усиливать скрытые свойства драгоценных камней?
– Далась тебе эта Фелиция… Хотя… В чем-то ты, как ни странно, прав. Астрохимики отмечали молекулярные изменения в некоторых минералах в периоды наибольшего приближения кометы к Земле.
– В каких минералах?
– Ну, во всяком случае, есть данные об изменениях в таких твердых минералах, как корунды.
– То есть рубины?
– Ну, и рубины…
– Что за изменения?
– У них резко возрастала энергетика, повышалась, как ни странно, температура…
– Скажи, а не изучалось ли воздействие этих минералов на людей?
– Насколько я знаю, нет.
– А могло ли наличие определенного количества этих корундов в одном месте, когда комета была ближе всего к Земле, хотя бы чисто теоретически, замедлить или ускорить ход времени?
– Это сфера влияния Господа. Ты обратился не по адресу. Хотя, знаешь… У того же малоизвестного ученика Пифагора Филолая есть такая строка: «И планета приблизилась. И время остановилось». Но обычно астрономы воспринимают ее как некую литературную вольность. Других источников, подтверждающих факт остановки времени каждые четыре года, не обнаружено. Наука – штука точная, поэтические образы в расчет не берет.
Профессор Милованов-Миловидов знал как минимум двух людей, которые были не только незаурядными учеными, но и отличными поэтами. Во всяком случае, поэтами-переводчиками с достойной репутацией: Егора Патрикеева и Жана де Лефлера, профессора из Сорбонны.
Профессор оказался дома, хотя, судя по недовольному сиплому голосу, телефонному звонку был не рад.
– Здравствуй, Жан, – как ни в чем не бывало заговорил Милованов-Миловидов, выжав из своего голоса максимум непринужденности и человеческой теплоты.
– Салют, Юрий, – уже теплее и приветливее ответил Жан де Лефлер. – Чем обязан?
– Как себя чувствуешь после путешествия? Не простудился на севере?
– Разве Бретань и Нормандия – это север? – ничуть не удивился осведомленности приятеля профессор Сорбонны.
– Ну, север Франции… Как с погодой? Повезло?
– Немного сыро, но я люблю такую погоду.
– Почти как английская… А в Лондоне? Кажется, август в этом году там выдался солнечный.
– Да, в Лондоне с погодой повезло…
– Какие-нибудь лондонские достопримечательности, кроме особняка моего друга Осинского, посетил?
– Зачем? Музеи всегда одни и те же…
– Значит, специально ездил к моему другу?
– Ну, знаешь, он сделал такое предложение, от каких не отказываются. И потом, – после паузы добавил он, – это ведь всего-навсего обычная работа…
– Перевод десяти катренов Нострадамуса?
– Да, – даже не пытаясь удивиться осведомленности собеседника, согласился Жан.
– Считаешь, что пять миллионов новых франков – хорошая цена?
– Конечно, особенно если учесть, что к этому добавляется миллион фунтов стерлингов.
– А это за что?
– Неужели не знаешь?
– Нет.
– Тогда догадайся…
– Разгадка пентаграммы и всех этих фокусов с планетами и созвездиями…
– Я не сомневался, что ты угадаешь. Эти загадки специалисты не трогали.
– He скажи. Мы с Егором Патрикеевым… Помнишь его?
– Он читал курс лекций «Портреты русских художников в контексте истории». Вскоре после тебя, году в 1997-м… На отделении истории искусства… Что же Егор?
– Мы с ним бьемся над этими загадками не первый год. Причем, обрати внимание, к лучшим в мире толкователям и переводчикам катренов Нострадамуса – Жану де Лефлеру и Жоржу де Шоймеру – за консультациями пока не обращались.
– И зря…
– Таких денег, как у Осинского, нет.
– Вам бы я и бесплатно помог. И Жорж, наверное…
– Так помоги.
– Вы же и так все отгадали…
– Не все. Кое-что хотел бы уточнить.
– Например?
– «Пронзит комета розовый рубин —
Сам выбирай из прошлого страницу:
Ты можешь в год далекий провалиться,
Но тот рубин быть должен не один».
– Что ж тут непонятного?
– Какая комета? Фелица?
– Естественно.
– Как она пронзит рубин?
– При прохождении кометы в максимальной близости от Земли ее свет должен пройти сквозь крупный, в 60 каратов, розовый рубин.
– А что значит «рубин быть должен не один»?
– К моменту появления кометы нужно выстроить целую композицию из рубинов.
– И в какой год можно будет «провалиться»?
– Это не смог рассчитать ни Шоймер, ни сам Мишель Нострадамус. У него сказано намеком, в общих чертах:
«Здесь, изложив твою задачу кратко,
Я дал тебе лишь Ариадны нить.
Но, разложив рубины по порядку,
Сумеет время бег остановить».
– Знаешь, Жан, я того же мнения. Больше скажу: ключ к разгадке – пентаграмма.
– Ты гений, Юра. Я полагал, что до этого, кроме меня, никто в этом столетии не дойдет. Жорж приотстал… Как ты перевел этот катрен?
«Я тайну оплатил великой данью,
Отдав здоровье, жизнь родного сына.
Вход в пентаграмму – тайна мирозданья:
Пять составляющих ведут к пяти рубинам».
– Мишель имел в виду смерть сына, который попытался пойти по стопам отца… Он предсказал, что во время осады городка, в котором жил, будет сожжено пять зданий. Но ни одно здание во время штурма не пострадало. Тогда незадачливый предсказатель сам поджег пять домов, его схватили и сожгли… Печальная история, в которой Мишель увидел разгадку мучившей его загадки: нужно именно пять рубинов, чтобы некое чудо произошло. Но сколько рубинов должно быть размещено на пентаграмме, я пока не знаю.
– Узнаешь – позвони… У меня чисто академический интерес.
– Понимаю, понимаю. Обнимаю, друг, привет Ларе…
Милованов-Миловидов положил трубку на рычаги аппарата.
Ему было стыдно. Он уже неделю назад отгадал другой шифр, спрятанный в одном из катренов:
«Переверни рубины пентаграммы —
В тебя упрутся дьявола рога.
Так избежать помогут страшной драмы
Рубины, что вместит моя строка.
Действительно, в перевернутом виде пентаграмма имеет два рога. Профессору условия «задачки» показались элементарными.
Он еще раз пересчитал количество букв в строке Мишеля Нострадамуса. Его знаний арабского и иврита хватало, чтобы переводить стихи, но считать буквы в словах на этих языках – сущая мука. И потом – должно ли количество рубинов быть определенным, чтобы «чудо» произошло? Тогда какую строку взять за первооснову? Одна строка содержала 25 знаков, другая – 23.
– А ведь ошибка порядка двух-трех знаков может стоить путешественникам во времени промаха на один-два века.
Юрий Федорович давно догадался, что Нострадамус зашифровал код и оговорил все условия: луч кометы должен пройти сквозь розовый рубин; рубинов – розовых и алых – должно быть определенное количество. Он допускал возможность телепортации во времени на глубину в пять веков. Причем в обе стороны – как в прошлое, так и в будущее. А ведь может быть и так, что, регулируя количество и размеры рубинов, можно регулировать дальность передвижений во времени…
Пентаграмма разгадана уже несколькими людьми. Но дальше пошел он один. Никто до него не обратил внимания на скромный катрен из 12-й центурии, опубликованный после смерти Мишеля в 1568 году:
