В отличие от некультурного деда и малокультурного отца, Владимир Михалыч был человеком начитанным.
Любимым чтением для него были каталоги международных аукционов «Сотбис», «Кристи» и «Дома Друо». Разделы, посвященные драгоценным камням.
При новом президенте он с почетом ушел «на другую работу», орден даже дали. Хотели «Дружбы народов», но он постеснялся (а по правде говоря, ни в какую «дружбу народов» не верил), добавил бабла кому надо и получил «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени. Тот факт, что такой же орден в этот день получил всемирно известный дирижер Георгиев, его не раздражал: в конце концов, он, Осинский, конечно, покруче будет, но и этот питерский осетин тоже пользу Родине приносит.
Фамилию Владимир Осинский выбрал не для красоты: дерево это скромное и неприхотливое. Зато именно оно дает материал для «осиновых колов», которые Владимир предназначал всем своим врагам, а их было порядочно.
Он потом как-то подсчитал – приблизительно, конечно – сколько же удалось заработать на госслужбе… Оказалось, прилично: 4,5 миллиарда долларов, не считая 5 миллиардов, которые уже были вложены в камушки.
Первое, что он сделал в «новой жизни» – основал огромный многопрофильный холдинг «Трилогия», корпорацию «Медиа Народ-пресс» и «ТВ плюс». Второе – создал Структуру, чтобы сохранить уже созданное.
В итоге незаметно сложилась империя Осинского. К этому же времени возникли империи Холковского, Утинского, Ребинского.
К большому неудовольствию Владимира Михайловича, большинство олигархов оказались с еврейскими корнями. Поскольку, стесняясь своей нефотогеничности, он избегал появляться на телеэкране (даже по «своим» каналам, где подхалимы обещали поставить такой свет, что мелкие недостатки его внешности были бы сглажены опытным художником по свету и гримером), то его русскость, совершенно очевидная при взгляде невооруженным глазом, была народу неочевидна. И по фамилии простые люди ассоциировали его с ненавистным «иродовым племенем». Однако менять фамилию обратно он не стал.
Умерла, так умерла. Осинский, так Осинский.
С другими миллиардерами Владимир Михалыч не дружил. С новым президентом был корректен. Никогда не напоминал, какую финансовую поддержку оказал ему на выборах. Но тот и так помнил.
Когда Генпрокуратура нашкандыбала на него уголовное дело (все в кучу собрали – и некорректную приватизацию недр и ископаемых, и «черное рейдерство», и подвиги его «Структуры»), президент наложил «вето» на все попытки привлечь Осинского к ответу. Ответы он давал лично президенту. А тот не любил, когда ему напоминали о «благодеяниях»…
И это было первой ошибкой Владимира Осинского.
Вторая была связана с недоработками «Структуры».
Он собрал в свою «службу безопасности и юридической защиты» лучшие кадры, ушедшие в отставку по старости, выслуге лет, а то и сбежавшие от безденежья и слабой социальной защищенности из МВД, ФСБ, Генпрокуратуры и ГРУ Генштаба. За большую зарплату указания «шефа» здесь ловились на лету. Иногда пожелание или мысли вслух воспринимались как приказ…
Стоило ему высказать критические замечания в адрес не поддающегося интеллектуальному нажиму владельца предприятия, шахты, прииска, упрямого генерала-силовика, как с этим человеком случались всякие непонятности. Чаще всего – трагические и необратимые. Они умирали. Причем при таких таинственных обстоятельствах, что следствие вскоре заходило в тупик.
Профессионалы из Структуры были столь виртуозны в разработке сценариев «исчезновения» или «ухода в иной мир», что ни разу возбужденные прокуратурой дела не были объединены в одно.
Разрозненные факты никак не складывались во внятную, понятную мозаику…
Однако перспектива выхода на «Структуру», а вместе с тем и на его корпорацию стала вполне реальной, когда Генпрокурором России стал человек с пытливым умом – профессор Кожин, а заместителем по следствию – Борис Кадышев.
Генпрокуратура наступала на пятки.
Дважды президент не подпускал их к своему любимцу. Это еще первый президент. Да и второй, сохраняя верность данному офицерскому слову, защищал креатуру их общего босса до последнего.
Потом, видимо, он посчитал, что все обещанное исполнил. Над группой генералов из «Структуры» явственно замаячило «пожизненное». Тут Осинский сделал свою третью ошибку.
Управление «К» «Структуры» гарантировало ему защиту «Дома приемов» на Ленинградском проспекте от прослушивания. Но то ли именно в тот день не так тщательно проверили помещение, где на ночь глядя собирался «Клуб миллиардеров», возглавляемый Осиной, то ли предатель скрывался в родном коллективе, но на следующее утро высказывания Осины стали известны второму президенту.
Какие-то его слова руководителю страны показались забавными, но два высказывания вызвали такой прилив гнева, что у него, человека спортивного и умеющего владеть собой, случился гипертонический криз.
Первое высказывание в распечатке «прослушки» он подчеркнул красным фломастером:
«Конечно, господа, наш президент далек от идеалов демократии. Вы спросите, а что в идеале? Я отвечу: демократическая республика. Вы спросите, что же делать с президентом в демократической республике? Мой ответ: мы найдем ему почетную и высокооплачиваемую работу или дадим адекватную его потерям денежную компенсацию. Вы спросите: кто же возглавит правительство республики? Отвечу и на этот вопрос: я. Вы спросите: почему? Я отвечу: потому что я дам на реализацию этого плана больше денег.
Но не спрашивайте, почему я иду на эти хлопоты. Иду, потому что знаю, что нужно России. Недавно меня избрали академиком РАН. Российская академия наук просто так в академики не берет. Правильно, господин Холковский – если только за очень большие деньги. Так вот, как ученый я изучил ситуацию и полагаю, что от реализации моего плана выиграют все. Ваше тихое сопение и молчание воспринимаю как согласие».
Этот пассаж президент еще мог переварить, посчитав проявлением обычной глупости и недалекости Осины (знаем мы, какой он академик)… Но благодаря словам, брошенным как-то даже мимоходом, как нечто само по себе разумеющееся, Осина нажил во втором президенте смертельного врага.
«Холковский: Не боитесь, Владимир Михалыч что в схватке победителем будете не вы?
Осинский: А кто же?
Потугин: Президент…
Осинский: Это ничтожество?
Ребинский: Неосторожненько… Даже если прослушка исключена, я скажу что думаю: он очень серьезный человек, и на политической сцене он очень надолго, я бы всем нам рекомендовал учитывать это и искать пути для долгосрочного с ним сотрудничества.
Осинский: Перестаньте сказать, как говорят, господин Ребинский, у вас в Бердичеве. Еще раз повторю: жалкая посредственность. Он будет смотреть всем нам в рот, пока не заметит, что его время кончилось…»
Гнев президента был ужасен:
– Ну, все… Он переходит все границы. Это его время кончилось. Идиот. Он не понимает, что сейчас уже иной век на дворе. И ничто его не защитит. И никто…
Президент позвонил тогдашнему Генпрокурору Ульянову.
– Что у вас на Осинского?
– А что надо? – боясь попасть впросак спросил тот.
– Что у вас на него? Кожин еще первому президенту докладывал, что для возбуждения уголовного дела достаточно.
– Извините, Василь Василич, я не в курсе. По-моему, по указанию первого президента дело было «рассыпано».
– Так соберите его заново. И доложите. Если материалов достаточно, я дам вам разрешение… Санкцию на арест подпишете лично. И – на ваш личный контроль. Кстати, как там с материалами на Ребинского? Много, говорите? Его не трогать. С ним мы общий язык найдем. Что же касается Осинского… Не тяните с этим. Не забывайте, что от вашей расторопности зависит ваше будущее.
Ульянов это понял мгновенно. И тут же по защищенной от прослушивания линии перезвонил Осинскому, слив весьма дорогую информацию, от которой действительно зависело его будущее.
На следующее утро, дав за ночь множество указаний своим сотрудникам, Осинский вылетел в Лондон. Там его ждал особняк в центре столицы, огромное поместье под Норфолком, веками принадлежавшее лордам Ротфильдам, купленное полгода назад, счета в «Сити-банке» более чем на 15 миллиардов фунтов стерлингов, и сейф с драгоценностями в «Банк оф Лондон».