– Эти сучары гадкие, но от «Вассермана» привет вряд ли получишь. У них выбор большой. Мой тебе совет: если где-нибудь на пересылке, в карцере, в другой зоне, на тебя навалятся блатари – не поддавайся.

– Что ж я с ними сделаю? Против лома нет приема. Блатари на зоне даже здоровых мужиков «опускают», при этом еще и сифилисом заражают…

– Вот и я про то. Так бы отмылась – и все. А от «трех крестов» не отмоешься.

– И что делать?

– Если разрешают на зоне носить длинные волосы, всегда держи стальные заколки. Одну дарю на память. Если коротко стригут – носи в ватнике. Вот тут, на затылке, есть впадинка. Ну, согласна, не затылок уже, а шея, ты не придирайся, а то ничего рассказывать не буду. Нашла? Так. Вот в эту впадинку ему заколочку до самого конца и воткнешь. Не боись, место мягкое, как в масло войдет.

– И что же?

– А любой на тебе и помрет, всекунду.

– А остальные?

– Не боись, не убьют. Им и одного жмура выше крыши. Побьют сильно, ребра переломают, морду попортят, но выживешь. Зато после этого ни один уркач к тебе не подойдет. Про «мужиков» и не говорю. А от вертухаев – гадость, конечно, и обрюхатиться можно, но уже без «Вассермана».

Зечку на утро увезли по этапу дальше, на Колыму. А урок остался.

От воспоминаний ее отвлек низкий мужской голос с властными интонациями, предполагающими быстрый и четкий ответ:

– Вы, гражданочка, будете хозяйкой этой квартиры?

– Уж и не знаю, буду ли, но до сих пор была, – не удержалась от иронии Анна, чувствуя, как под сморщенной кожей груди гулко и неровно забилось сердце.

– В рамках возбужденного уголовного дела по факту кражи люстры из чешского хрусталя из квартиры напротив…

«Первая ложь, – подумала, но не сказала Анна, – у Портновых напротив нет никакой люстры из чешского хрусталя. Они художники, и люстра у них сделана на базе колеса от телеги».

– …мы вынуждены провести в вашей квартире некоторые оперативно-следственные действия, то есть первичный осмотр, при необходимости обыск и снятие показаний.

– А ордер? – спросила печально Анна, скорее по инерции.

– А вот он, – нагло помахал крепкий мужчина лет сорока какой-то бумажкой в направлении лица Анны.

Подойти ближе ему было бы затруднительно, мешал ломберный столик карельской березы, возвращенный смущенными потомками соседей, мародерски растащивших вещи из ее квартиры после ареста. Как раз этими, что напротив…

Анна поняла, что к ордеру на обыск бумага не имеет никакого отношения. Хотя, конечно, при современных технологиях могли бы и ордер изготовить. Не посчитали нужным.

– Приступайте, – устало согласилась Анна Батюшкова, урожденная баронесса Корф, и нащупала в седом, теперь уже реденьком пучке волос на голове привычную стальную заколку…

Второй мужик ушел шмонать кухню и, судя по звукам из коридорчика, антресоль.

«От мертвого осла уши он там найдет, – подумала Анна. – Тоже мне, искатель сокровищ». Впрочем, ей уже стало ясно, что они не совсем обычные грабители. Хорошо знали, за чем пришли.

– Интересуюсь, уважаемая, что за книжечку почитываете?

– Вы что, библиоман?

– Можно и так сказать.

– Что же вы, коли такие культурные, без звонка?

– Мы звонили, – нагло соврал грабитель.

– А как вошли?

– Было открыто, – нагло глядя ей в глаза, вновь соврал нежданный посетитель. Помолчав минуту, он со знанием обстановки добавил: – Может, прислуга приходящая забыла дверь запереть?

«Точно убьют, – подумала Анна. – Хорошо, что Любаши нет – хоть ее не тронут». Любашу она в сговоре, конечно, не подозревала.

– Разрешите раритет подержать в руках, – протянул руки посетитель.

На тыльной части одной кисти вытатуирован якорь, на другой – «СЛАВА». Грабитель поймал взгляд Анны и криво усмехнулся.

«Точно убьет, – уверенно подумала Анна и отвела глаза. – Он не только не мент, но даже не бывший военный, каким представляется. Урка. Причем не высокой масти. У него указивка от старшего: вещь взять, хозяйку убрать».

Не дожидаясь, пока Анна передаст ему тяжелый фолиант, грабитель взял его сам.

«Убьют», – вновь подумала Анна, глядя, как рассматривает «гость» огромный розовый рубин.

– Уникально… – восторженно протянул он.

– Ничего особенного, репринтное издание. Книга 90-х годов.

– А камни?

– Стекла. Разве настоящие камни таких размеров хранятся в обычных квартирах? Искусная имитация.

– Ну да, ну да, – охотно согласился мазурик.

В это время, вероятно по сценарию, в комнату вошел второй жулик.

– Вот вы женщина грамотная, позвольте вас спросить: все эти книги на полках – вы сами покупали или из библиотек брали?

– Сами. Кое-что от родственников в наследство досталось.

Второй мазурик тем временем продолжал тискать заскорузлыми прокуренными пальцами розовый рубин на кожаной обложке книги.

– А картинки на стенах? Сами рисовали?

– Это не картинки, это живопись, – привычно и бездумно, на «автомате» поправила Анна.

– Ну да, это мы понимаем! Как говорил Вицин: «Налетай, торопись, покупай живопись», – он радостно расхохотался своей шутке. И тут же, видимо, поняв, что операция близится к концу, заторопился:

– Извиняюсь, я сейчас.

И бочком выскользнул из комнаты.

Анна перевела взгляд на любителя фолиантов – видимо, старшего в этом тандеме. Книга по-прежнему была в его руках, но рубинов на ней не было.

Она перевела понимающий взгляд на жулика.

Он на минуту смутился. Скорее всего опыта «мокрухи» у него не было, а первый раз, в зоне говорили, ой как трудно человека жизни лишить. Так вот, спокойно, не в состоянии аффекта, а по необходимости.

– Извините, мадам, – галантно осклабился незваный гость и положил книгу камнями вниз на одеяло. – Я на минуту.

«Убьют, конечно. Странно, что им нужна не вся книга, и даже не все драгоценные камни… Странно. Да какая разница…»

Она прислушалась. Это распространенное заблуждение, что все старые люди страдают глухотой. У нее вот, напротив – после семидесяти слух и зрение даже обострились.

Они говорили шепотом, но она слышала все до последнего слова.

– Тут и обсуждать нечего – надо мочить.

– Симпатичная бабка, может, пусть живет?

– Ты с дуба рухнул? Она нас видела, она не дура. Многое поняла. Сейчас-то мы уйдем, без вопросов, а завтра? На хвост следаки из МУРА сядут…

– Они и так сядут.

– Так они сядут голые. Без фактов. А бабка зачирикает – у них будет наводок – ведро и рюмка.

– Ты сам?

– Лучше оба.

– Я не могу…

– Плати должок!..

– Я отдам. Но бабку мочить не могу.

– Ладно, сиди тут. Я сам.

Он вошел в спальню.

– Ну, вот и все, – осклабившись металлическими фиксами, порадовал он хозяйку.

– Вот и все, – придавая тем же словам иной смысл, согласилась хозяйка.

Вор с трудом протиснулся между диванчиком и ломберным столиком из карельской березы. Склонив лысеющую голову, сделал вид, что хочет на прощанье поцеловать ручку хозяйке – поблагодарить за светскую беседу. Она уже видела, что при этом правой рукой он сжимает рукоятку ножа, держа руку за пазухой до последнего мгновения. Этот подлый прием она не раз видела в лагере.

Она чуть деланно, словно в смущении или испуге, подняла правую руку вверх, а когда заметила, что рука гостя с зажатым в ней ножом начала движение в ее сторону, с силой опустила стальную заколку в ту единственную точку на шее…

Умер он мгновенно. Опытная зечка была права.

Только успел крикнуть что-то по-заячьи, тонко и жалобно.

В комнату вбежал второй мазурик, матюгнулся и, не прочитав ситуации, нагнулся над лежащим подельником.

Анна сухой, слабенькой рукой нащупала на книжной полке чугунную розу, выкованную деревенским кузнецом Кузей в знак любви к ней. Любовь, однако ж, кончилась скоро. А там вышло и послабление режима. И разрешили им, бывшим зекам по 58-й статье сидевшим, вернуться к родному пепелищу. Любовь кончилась, а след ее остался.