«Растапливали печь, поддерживали пламя…» Растапливали печь, поддерживали пламя, Ненужные слова глухими голосами Пытались говорить — о нашем, о земном. И резкий маятник над нами, надо всеми Настойчиво считал, тревожа тихий дом, Всем нам по-разному отмеренное время. А в смежной комнате — недвижность и молчанье. Тройное пламя свеч. Неясный шорох ткани От ветра у окна. Такая тишина, Которую вовек ничто прервать не может. И маятник земной, все досчитав сполна, Застывшей вечности уже не потревожит. ПЛЕННЫЙ ВЕТЕР (Таллинн, 1938) I «Нарастает, бьется, стремится…» Нарастает, бьется, стремится Крылья сомкнутые развернуть, Пленным ветром в груди томится, Душным облаком давит грудь. Как пленительно-роковую Силу тайную разрешить? Как снести эту тяжесть немую, Этой легкости не расточить? И в беспомощном недоуменье Слышу смутный, тоскующий зов, Безымянное, темное пенье, Райский бред неродившихся строф. 1934 Сон Над головой сомкнулись плотно воды. Не всплыть и волей не преодолеть Мучительного сна глухие своды И обессиленною — каменеть. А мир другой, где ветер легкий реет, Где жаркий свет и солнца, и огня, Душа ни вспомнить, ни забыть не смеет, В беспамятстве предчувствие храня. Но береги глухонемую душу, Живи предчувствиями светлых встреч, Пока прибой не выплеснет на сушу, И черная волна не схлынет с плеч. 1935 «Поразил Господь слепотой…» Поразил Господь слепотой, Покарал Господь глухотой, И не видит душа и не слышит, Как прозрачный ветер колышет По холмам полевую траву, По лесам молодую листву. И дубы и трава простая, Из одной земли прорастая, Славят, празднуя свой расцвет, Показавшего свет. На моих глазах — пелена, И в ушах моих — тишина. Даже камни от солнца теплеют, Облака от лучей розовеют, Даже бледный ручей из болот, Растекаясь, блестит и поет. А на мне — Господняя кара, Мне — ни света, ни пенья, ни жара… За какой, тягчайший из всех, Неискупленный грех? 1935 Проблеск
В одиноком недоуменье Жить — не радуясь, не дыша. Цепенеющая в забвенье, Спит растерянная душа. Руки будничные в работе, Мысли будничные темны. Как непомнящей о полете Вспомнить ясность голубизны? Только музыка, пролетая Над беспомощною душой, Вдруг обрушивает из рая Ливень радостный, грозовой, И сквозь мечущиеся звуки Все пронзительней в вышине Ветер, веющий из разлуки К ветру, скованному во мне. 1933 «Взывай из душной тишины…» Взывай из душной тишины, Из потрясенной глубины И руки к небу подымай И к небу темному взывай! Быть может, твой смятенный зов Коснется смутных облаков, И тайный ветер пробежит, И тихий лист прошелестит… Взывай! Быть может, с высоты, Из облаков, из темноты Не ветер листья шелохнет, А крыльев благостных полет. И дрогнет вся земля до дна, Вся отзовется, как струна, И в небо кинет долгий вздох… И в небе вспомнит землю Бог. 1934 Легкое дыхание Верный ветер прилетает, Шелестя, листы листает, Обвевает, завивает Мягкий воздух голубой Над горячей головой. Древний, мудрый, нежный ветер Каменных тысячелетий, Бело-розовых соцветий Майских яблонь, ветер гор, Ветер — дышащий простор. Если бы душа дышала Так же вольно и не знала Ни конца и ни начала, Чтобы память не была От разлуки тяжела. 1933 «Ветер крупными шагами…» Ветер крупными шагами На лужайке гнет ромашки. На веревке рукавами Машут белые рубашки. В окнах тюлевым воланом Шторы легкие полощут. Ветер входит великаном В перепуганную рощу. Ветки гнутся, листья бьются В исступленной суматохе, И по всей земле несутся К небу солнечному вздохи. А на небе, на свободе, Без причала, без опоры Облака легко обходят Кругосветные просторы. И в невольном удивленье Видят: молится трава, И протянуты в томленье К ним пустые рукава. 1935 |
