Альцест. Покоем, сударь мой, вы хвалитесь своим. Ужели ваш покой ничем не возмутим? А если б изменил ваш друг вам очевидно, А если б разорить старались вас постыдно, А если б гибли вы от клеветы людской, Все ненарушенным остался б ваш покой? Филинт. На все, что будит в вас такое беспокойство, Смотрю спокойно я как на людские свойства. И так же оскорбить меня бы не могло, Когда б увидел я порок, и ложь, и зло, Как ястреба найти не странно плотоядным, Мартышку — хитрою, а волка — кровожадным. Альцест. Так все переносить — измену, воровство — И даже не сказать и слова одного? Ну нет! Мне эта речь — прямое оскорбленье. Филинт. По чести, лучше б вам умерить возмущенье, Поменьше своего противника хулить И делу своему вниманье уделить. Альцест. Не стану уделять, и кончим мы на этом! Филинт. Кого возьмете вы, чтоб вам помог советом? Альцест. Я? Правосудие и правоту мою. Филинт. Не навестите ль вы заранее судью? Альцест. Зачем? Иль мой процесс сомнительный, неправый? Филинт. Согласен с вами я, но в происках лукавый Ваш враг… Альцест. Нет. Я решил спокойно ждать суда, Хоть прав я, хоть не прав. Филинт. Альцест. Филинт. Но ваш противник лично Готовит козни вам. Альцест. Филинт. Вам неприятности, наверное, грозят. Альцест. И пусть себе грозят — мне важен результат. Филинт. Альцест. С удовольствием я проиграю дело. Филинт. Альцест. Вот когда судить смогу я смело, Довольно ль низости и злобы у людей, Чтоб подлость сделать мне в глазах вселенной всей! Филинт.
Альцест. Факт был бы так прекрасен, Что проиграть процесс заране я согласен. Филинт. Кто ни услышал бы ваш яростный протест, Смеяться стали бы над вами все, Альцест! Альцест. Филинт. Так! Но эта честь, правдивость, Прямая искренность, святая справедливость, Что в мире вы всему готовы предпочесть, — В том, кого любите, ужель все это есть? Я должен вам сказать, что я дивлюсь немало: Гоненье на весь мир вам все ж не помешало, Хоть гнусен род людской и так уж вам постыл, Найти в нем кое-что, чем он и вас прельстил. И вот что кажется особенно мне странным: Ваш выбор для меня является нежданным. Две женщины дарят вас склонностью своей: Одна — так искренна, другая — всех скромней, Но вызволить ничто не может вас из плена, В котором держит вас кокетка Селимена. Нрав легкомысленный… злословие… Она Для нравов нынешних как будто создана. Так как же примирить с тем ваши все нападки, Что в ней вы терпите такие недостатки? Пред милым существом ужель ваш гнев затих? Вы их не видите или простили их? Альцест. О нет! Моя любовь не знает ослепленья. Все недостатки в ней мне ясны, без сомненья, И как бы ни горел во мне любовный пыл, Я первый вижу их и первый осудил. Но, несмотря на все, я перед вами каюсь И слабость признаю: я ею увлекаюсь, И вижу слабости ее, о них скорблю, Но все ж она сильней, и я ее люблю. Огонь моей любви — в то верю я глубоко — Очистит душу ей от накипи порока. Филинт. Ого! Придется вам не пожалеть труда. Так думается вам, что вы любимы? Альцест. Да. Я б не любил ее, не будь я в том уверен. Филинт. Но почему ж тогда весь ваш покой утерян? Коль любят вас, к чему завидовать другим? Альцест. Когда любовь сильна, мы всем владеть хотим! И я пришел сюда, чтоб все сказать ей смело, Что мне внушила страсть, что в сердце накипело. Филинт. Нет, если б выбора вы ждали моего, На Элианте я б остановил его. Да, с чувством искренним, с душою благородной, Она-то более была б для вас пригодной. |
