Польский помещик:

— Одолжите мне десять тысяч рублей.

Банкир Гольдберг:

— Под какую гарантию?

Помещик, гордо:

— Под честное слово дворянина.

— Согласен. Несите его сюда!

Барон Трахниц:

— Господин советник коммерции, вы прекрасно выглядите. Я только что встретил вашу драгоценную семью. Ваши прелестные…

— Господин барон, оставим подробности! Сколько и на какой срок?

— Фейгенблюм, вы могли бы одолжить пятьсот злотых?

— Да, но у кого?

Когда распалась Астро-Венгерская империя, торговцы-евреи в некогда процветавших венгерских пограничных городках поголовно обанкротились и готовы были на возврат денег хотя бы в половинном размере.

В одном таком городке приходит Грюнфельд в магазин головных уборов Кертеса и покупает нарядную бобровую шапку для особо торжественных случаев.

— Отдаю вам ее по себестоимости, — говорит Кертес, — за три гульдена.

Грюнфельд кладет на прилавок полтора гульдена.

— Господин Грюнфельд, я же сказал, что три гульдена — это уже цена по себестоимости!

— Понимаю, но когда это было, чтобы мы платили больше пятидесяти процентов?

Блох, бледный, стеная, в третий раз садится на карусель.

— Если вам плохо, может, лучше слезете? — спрашивает его приятель.

— Нет, ни за что! Владелец карусели должен мне двести франков, и это единственный способ их с него получить.

Адвокат Кон, своему зятю, тоже юристу:

— Приданого за моей Ребеккой я дать не могу. Но я передам тебе один процесс о наследстве, на котором можно хорошо заработать.

Спустя четыре месяца зять гордо сообщает:

— Папа, я выиграл процесс!

— Дурень! — с ужасом отвечает Кон. — Я же с этого процесса пятнадцать лет жил!

Варшавский монолог.

— Ты видишь мои штаны, Мойше? Это величайшее экономическое чудо света. В Австралии разводят миллионы овец, и этим живут тысячи овцеводов. Овечья шерсть на пароходах едет в Шотландию, поступает на текстильные фабрики, где этим живут сотни фабрикантов и десятки тысяч рабочих. Потом ткань попадает в Польшу, на предприятия готового платья, и обеспечивает жизнь многим тысячам закройщиков, портных и швей. Потом готовый товар везут к оптовым торговцам, которые очень даже хорошо с этого живут. В конце концов штаны оказываются у розничного торговца, где я покупаю их в кредит, а кредит никогда не выплачиваю…

Еврей из Лидса и еврей из Лодзи рассуждают о ткацком производстве.

— У нас самые современные станки, — говорит еврей из Лидса. — С одной стороны туда входит овечья шерсть, а с другой выходит готовый костюм.

— Это все пустяки, — отвечает лодзинский еврей. — Вот у нас в Лодзи машины так машины: с одной стороны туда входит шерсть, прямо с овцы, а с другой выходит вексель, причем уже опротестованный.

Владельцы варшавских магазинов тканей говорят: "Ничего нет лучше нашей торговли. Мы можем жить в роскоши, давать образование сыновьям, хорошо выдавать замуж дочерей, четырежды в год отправлять жен на самые дорогие курорты — наших доходов на все хватает. Единственное, на что их не хватает, — чтобы оплатить хоть один-единственный вексель".

Польша после Первой мировой войны. Еврей хвалится:

— У меня, слава Богу, сыновья исключительно удачные! Один — врач, другой — адвокат, третий — химик, четвертый — художник, пятый — писатель…

— А вы сами чем занимаетесь?

— У меня магазинчик мануфактуры. Небольшой, но, слава Богу, хватает, чтобы всех прокормить!

Шмерл приходит в контору к своему другу Берлу.

— Берл, я три раза тебе писал, не можешь ли ты одолжить мне сто гульденов. Хоть один раз ты мог бы мне ответить!

— Лучше, если я тебе буду должен один ответ, чем ты будешь должен мне сто гульденов.

— Вчера подходит ко мне Моргенштерн, говорит: мол, выручи меня, дай сто марок… Я стал взвешивать про себя: скажи я "да", Моргенштерн будет меня избегать как самого заклятого врага. Скажи я "нет", Моргенштерн станет моим врагом до конца жизни… Так что я выбрал золотую середину.

— И что же вы ему сказали?

— Я сказал ему: "Поцелуй меня в ж…!"

— Вы должны мне тысячу франков. Когда я их наконец получу?

— Сейчас объясню. Я делю своих кредиторов на три категории. Первая — те, кому я плачу, как это не трудно. Вторая — те, кто может подождать, пока я смогу заплатить. И третья — те, кто может ждать до потери пульса…

— И к какой категории принадлежу я?

— В данный момент — к первой. Но если будете мне досаждать, запихну в третью, да так, что вы никогда оттуда не вылезете!

Зильберштейн снял со своего счета последние деньги. Выходя из банка, он подходит к охраннику, который стоит у входа, хлопает его по плечу и говорит покровительственным тоном:

— По мне, так теперь вы спокойно можете идти домой!

— Три года назад вы одолжили моему двоюродному брату костюм!

— А вы, наверное, пришли, чтобы за него заплатить?

— Нет, я только хотел спросить, не могли бы вы со мной поработать на тех же условиях?

— Какой чудесный костюм! Сколько он стоил?

— Что значит — стоил? Он все еще стоит!

Еще до 1914 года Леви взял взаймы у своего друга Кона восемьсот марок и перебрался из Берлина в Париж.

Когда они встречаются в Париже, Кон видит, что Леви разбогател, и говорит:

— Теперь ты мог бы вернуть мне восемьсот марок!

— Ты мне друг, верно? — спрашивает Кон. — Так что запомни, что я тебе скажу: никогда — слышишь? — никогда я не верну тебе восемьсот марок, если вы не вернете нам Эльзас и Лотарингию!

Доктор Христиансон вызвал доктора Гольдфарба на дуэль. Утром на месте дуэли вместо Гольдфарба появляется его слуга и сообщает:

— Господин доктор передает поклон. Он просил сказать, что продал свой вызов.

— У меня столько долгов! Я совсем не сплю ночами!

— Как же ты выдерживаешь такое?

— Сплю днем!

Штерн заказывает у Кана товары.

Кан пишет: "До тех пор пока не будут оплачены прежние счета, я вынужден буду отвечать на ваши просьбы отказом".

Штерн отвечает: "Так как я не имею возможности ждать так долго, размещаю заказы в других местах".

Ицик купил у Меира лошадей и дал ему векселя с очень дальним сроком оплаты.

Меир, раздраженно:

— Но они так медленно движутся!

— Чего ты кричишь? — отвечает Ицик. — Я был бы рад, если бы твои лошади бежали так же медленно, как мои векселя!

Встречаются Грюн и Блау.

— Блау, ты мог бы мне одолжить пятьдесят марок? — говорит Грюн. Блау дает ему купюру.

Спустя десять дней они встречаются опять.