Суть этой истории не в поведении солдата, которое на первый взгляд противоречит логике, но, напротив, в безграничной наивности еврея, полагающего, будто румынские солдаты станут относиться к нему иначе, чем нацисты. Краткая эта реплика «А я — да!», словно вспышка молнии, высвечивает весь трагизм положения евреев, вынужденных быть вечными изгоями.
Многие современные анекдоты высмеивают отрицательные черты рассеянных по всему свету евреев. Например, отсутствие дисциплины, неумение соблюдать дистанцию. Зигмунд Фрейд и Артур Шницлер увидели в этой бесцеремонности прямое следствие того факта, что евреям, независимо от страны обитания, приходится жить «подобно скованным одной цепью рабам на галере». Но оба они признают также, что в этой неспособности соблюдать дистанцию кроется и позитивный элемент: демократизм взглядов, уходящий корнями еще в Священное Писание.
Другое свойство евреев (вероятно, появившееся только в изгнании), которое дает повод смеяться над ними, — это склонность к ипохондрии. Вполне возможно, эта склонность появилась в результате того, что евреи тысячелетиями жили в атмосфере постоянной угрозы для жизни. В таких условиях даже опасность заболевания — в том числе и воображаемого — может переживаться сильнее, чем людьми, которым дано жить в нормальном мире.
Особенно горький вариант анекдотов на тему ипохондрии — это истории, в которых еврей во всех возможных и невозможных происшествиях подозревает антисемитизм. Например, когда его, заику, отказываются брать на должность диктора радио или когда билетный автомат на вокзале не хочет выдать ему билет (по той простой причине, что еврей бестолково нажимает кнопки). Такие анекдоты могут и веселить — и все же в них можно разглядеть некую трагическую подоплеку. Ибо никто не родится на свет с таким настроем на мученичество: он, этот настрой, проистекает из травматического невроза, сформировавшегося по той причине, что еврей на самом деле очень уж часто сталкивается с антисемитизмом — вполне реальным.
Столь же глубокие исторические — или, во всяком случае, порожденные изгнанием — корни имеет так называемая «хуцпе» (дерзость), на которой построены многие еврейские анекдоты. Понятие это трудно перевести на другой язык. Оно подразумевает позицию тех евреев, которые не имеют ни способностей, ни охоты молча, как мученики, сносить удары и унижения со стороны окружающего мира, но не обладают и мужеством для того, чтобы самоубийственным образом восстать против насилия. Это — своего рода смелость, которая ничего не стоит. В Израиле такое явление тоже существует, но лишь как отголосок принесенного из диаспоры.
Очень хороши и остроумны истории, в которых мудрый раввин — таким же образом, как шадхен, — принимает, не желая того, сторону противника, в данном случае вольнодумца. Вот один пример.
Молодой еврей жалуется раввину: когда он видит свиное сало, то не может удержаться и не откусить от него, и точно так же он не может не поцеловать встреченную на пути девушку-христианку.
— Рабби, я, наверное, мешуге (сумасшедший), — говорит юноша.
— Вот если бы ты целовал свинину и кусал девушек, — отвечает ему добросовестный раввин, — ты был бы мешуге. А так ты просто грешник!
Далее, есть анекдоты, в которых на первый взгляд высмеивается непонимание ритуала или смысла молитвы; на самом же деле эти анекдоты сами смеются над молитвами и ритуалом.
Здесь мы попадаем уже в сферу ереси. Жаль, что такие анекдоты в большинстве своем предполагают не только очень острый ум, но и, кроме того, хорошие познания в иудаизме! По этой причине в сборник мы смогли включить лишь немногие образцы, демонстрирующие остроумие такого рода.
То же можно сказать относительно еретических анекдотов на библейские темы. Лучшие из них требуют слишком большой эрудиции. Легкодоступны и общепонятны почти исключительно невысокого уровня, порой бессодержательные, шутки на библейскую тему, на том примерно уровне пошлости, который Эффи Брист в романе Теодора Фонтане отверг как особо глупый.
Анекдоты о выкрестах существовали довольно давно. При этом объектом насмешки мог служить уже сам по себе конъюнктурный переход в христианство; насмешка тут исходила от нееврейского общества, которое с начала XIX века считало себя «просвещенным» и тем не менее требовало от евреев принятия христианства, видя в этом акте «входной билет» (выражение Гете) в европейскую культуру.
Один, особенно прелестный, вариант анекдотов о выкрестах высмеивает попытки (чаще всего бесплодные) новообращенного еврея любой ценой избавиться от всех признаков еврейства и уподобиться новому окружению. При этом новичок, почти неизбежно, постоянно оскальзывается на чужом паркете, и это одно уже дает повод для смеха.
Такой же повод дают и случаи, когда выкрест, которому удалось ассимилироваться в полной мере, соблюдает правила игры нееврейского окружения с той же скрупулезностью, с какой его предки соблюдали законы Талмуда.
Именно к этой промежуточной сфере между иудейством и христианством, между Западом и Востоком относятся некоторые из лучших новых еврейских анекдотов. В них два мира назначают друг другу феерическое свидание. А в некоторых из них на заднем плане, приводя все в систему и вынося приговор, стоит разум.
И наконец, новый анекдот делает еще один шаг, поднимаясь до критики и до сомнения как в конечных религиозных истинах, так и в правильности общего миропорядка. Духом Шопенгауэра веет, например, от анекдота, в котором портной выполняет заказ на штаны только через семь лет, а когда ему говорят, что Богу для сотворения целого мира понадобилось всего семь дней, он отвечает: «Да, но вы посмотрите на этот мир — и посмотрите на эти брюки!»
Анекдоты никакого другого народа не отзываются так чутко на опасность массовых психозов. Слишком часто в ходе истории еврейский народ становился их жертвой, чтобы не ощущать их ужаса. Евреи даже знали — и высказывали это в форме анекдота, — что массовые иллюзии могут увлечь и того, кто прежде сам сознательно их насаждал. Вот пример: еврей, высунувшись из окна, сообщает прохожим: «На базаре лосось пляшет!», а потом, видя, как народ бежит на базар, сам выскакивает из окна и бросается следом за всеми со словами: «А может быть, там и вправду лосось пляшет?»
Среди бесчисленных проблем из областей политической, социальной и психологической, словом, из тех проблем, которые еврейский анекдот подхватывает и на которые находит меткие ответы, упомянем здесь только одну: проблему коллективной вины.
Правда, Талмуд прямо говорит: все евреи должны нести общую ответственность за прегрешения каждого отдельного еврея. А европейская мистика объясняет многие страдания, которые терпят евреи, преступлениями, совершенными отдельными евреями: за преступления одних Бог наказывает всех. Однако есть разница, сам ли народ признает себя коллективно ответственным за что-либо — или виноватым его объявляют другие. В Германии этот вопрос обрел актуальность после Второй мировой войны. Но уже задолго до того еврейский анекдот дал ответ на этот вопрос:
Маленькой Эрне запретили играть с маленьким Давидом: ее родители сказали, что евреи распяли Христа. На что Давид ответил:
— Мы-тo его точно не распинали! А вот семья Кона наверняка была где-то рядом…
Есть немалое число еврейских анекдотов, в центре которых находятся знаменитые личности. Сюда не относятся анекдоты о маленьком Морице, который, собственно, не индивид, а устойчивый образ (к нему мы еще вернемся). Но есть много евреев, чьи произведения или высказывания густо нашпигованы блестящими остротами. К таким людям относятся, частности, Генрих Гейне и венский юморист Мориц Сафир. В Берлине своим язвительным, лаконичным юмором славились импрессионист Макс Либерман и банкир Карл Фюрстенберг.
