5 июля 1892 «Я вышел из потайной двери…» Я вышел из потайной двери, И нет возврата в милый рай. Изнемогай, но в ясной вере, Душа, томительно сгорай. В кипенье темного потока, Бегущего с горы крутой, Рукою беспощадной Рока Заброшен ключ мой золотой. У первозданных стен Эдема В пустыне безнадежных дней Что мне осталось? Диадема Из опаляющих огней, И мантия пророка, — тяжко На плечи давит мне она, — И скрытая в одежде фляжка С вином, где дремлет тишина, И что еще? воспоминанья, О днях любви, когда и я Испытывал очарованья И осиянность бытия. И вот один у тайной двери, Как пригвозженный раб, стою, Безумству моему и вере Смятенный дух мой предаю. 19 февраля 1922 Из книги «Великий благовест» (1923) «В тени аллей прохлада…» В тени аллей прохлада, Нарядны господа, А за оградой сада Голодная нужда. Глядит на бойких деток Мальчишка-водонос, В одну из узких клеток Решетки всунув нос. На жесткие каменья Потом ему идти, Томления терпенья В груди своей нести. Мучительно мне видеть Неравенство людей И горько ненавидеть И взрослых и детей. 1895 Шут Дивитесь вы моей одежде, Смеетесь: — Что за пестрота! — Я нисхожу к вам, как и прежде, В святом обличий шута. Мне закон ваш — не указка. Смех мой — правда без границ. Размалеванная маска Откровенней ваших лиц. Весь лоскутьями пестрея, Бубенцами говоря, Шутовской колпак честнее, Чем корона у царя. Иное время, и дороги Уже не те, что были встарь, Когда я смело шел в чертоги, Где ликовал надменный царь. Теперь на сходке всенародной Я поднимаю бубен мой, Смеюсь пред Думою свободной, Пляшу пред мертвою тюрьмой. Что, вас радуют четыре Из святых земных свобод? Эй, дорогу шире, шире! Расступитесь, — шут идет! Острым смехом он пронижет И владыку здешних мест, И того, кто руку лижет, Что писала манифест. 1905
«Воцарился злой и маленький…» Воцарился злой и маленький, Он душил, губил и жег, Но раскрылся цветик аленький, Тихий, зыбкий огонек. Никнул часто он, растоптанный, Но окрепли огоньки, Затаился в них нашептанный Яд печали и тоски. Вырос, вырос бурнопламенный, Красным стягом веет он, И чертог качнулся каменный, Задрожал кровавый трон. Как ни прячься, злой и маленький, Для тебя спасенья нет, Пред тобой не цветик аленький, Пред тобою красный цвет. 1905 Весёлая песня Буржуа с румяной харей, Прочь с дороги, уходи! Я — свободный пролетарий С сердцем пламенным в груди. Я терпел нужду и голод, А тебе был всюду ход, Но теперь твой гнет расколот, Мой черед идти вперед. Ты себя не беспокоил Ни заботой, ни трудом, Но подумай, кто построил Для тебя просторный дом! Из кого ты жилы тянешь? Что несешь на биржу, а? Так со мною ли ты станешь Спорить, жирный буржуа? Свет от нас давно ты застишь, — Будет. Шкуру береги! Отворяй нам двери настежь, И беги себе, беги. Запирует на просторе Раззолоченных палат, Позабыл былое горе, Вольный пролетариат. 1905 «У правительства — нагайки, пулеметы и штыки…» У правительства — нагайки, пулеметы и штыки. Что же могут эти средства? Так, немножко, пустяки. А у нас иное средство, им орудуем мы ловко, Лютый враг его боится. Это средство — забастовка. Рядом с ловкой забастовкой очень весело идет Хоть и маленький, но тоже удалой и злой бойкот. 1905 «Четыре офицера…» Четыре офицера В редакцию пришли, Четыре револьвера С собою принесли. Они сказали грозно, Схватившись за мечи: — Пока еще не поздно, Покайся, Русь, молчи. — Писаньями обижен Полковник храбрых, Мин, Который столь приближен К вершинам из вершин. — Коснулися вы чести Геройского полка, Так страшной бойтесь мести, Отложенной пока. — Наш храбрый полк, писаки, Достоин русских войск,— В Гороховой атаке Был дух его геройск. — Был сразу враг сконфужен, Чуть щелкнули курки, И даже стал не нужен Лихой удар в штыки. — Итак, не сочиняйте Про славу наших рот: Казенный Вестник, знайте, Достаточно наврет. — А если правды слово Прочтем о нас в «Руси», Поступим так сурово, Что Боже упаси. — Возьмем крутые меры, И сами вчетвером Не только револьверы, И пушку принесем.— Умолкли все четыре, Свершивши этот акт, И, грудь расправив шире, Ушли, шагая в такт. |
