Ноябрь 1905 «Великого смятения…» Великого смятения Настал заветный час. Заря освобождения Зажглася и для нас. Не даром наши мстители Восходят чередой. Оставьте же, правители, Губители, душители Страны моей родной, Усилия напрасные Спасти отживший строй. Знамена веют красные Над шумною толпой, И речи наши вольные Угрозою горят, И звоны колокольные Слились в набат! 11 ноября 1905 Искали дочь Печаль в груди была остра, Безумна ночь, — И мы блуждали до утра, Искали дочь. Нам запомнилась навеки Жутких улиц тишина, Хрупкий снег, немые реки, Дым костров, штыки, луна. Чернели тени на огне Ночных костров. Звучали в мертвой тишине Шаги врагов. Там, где били и рубили, У застав и у палат, Что-то чутко сторожили Цепи хмурые солдат. Всю ночь мерещилась нам дочь, Еще жива, И нам нашептывала ночь Ее слова. По участкам, по больницам (Где пускали, где и нет) Мы склоняли к многим лицам Тусклых свеч неровный свет. Бросали груды страшных тел В подвал сырой. Туда пустить нас не хотел Городовой. Скорби пламенной язык ли, Деньги ль дверь открыли нам, — Рано утром мы проникли В тьму, к поверженным телам. Ступени скользкие вели В сырую мглу, — Под грудой тел мы дочь нашли Там, на полу. 25 ноября 1905 «Тяжелыми одеждами…» Тяжелыми одеждами Закрыв мечту мою, Хочу я жить надеждами, О счастии пою. Во дни святого счастия Возникнет над землей Великого безвластия Согласный, вечный строй. Не будет ни царящего Надменного меча, Ни мстящего, разящего Безжалостно бича. В пыли не зашевелится Вопрос жестокий: чье? И в сердце не прицелится Безумное ружье. Поверженными знаками Потешится шутя В полях, шумящих злаками, Веселое дитя. Декабрь 1905
«Я спешил к моей невесте…» Я спешил к моей невесте В беспощадный день погрома. Всю семью застал я вместе Дома. Все лежали в общей груде… Крови темные потоки… Гвозди вбиты были в груди, В щеки. Что любовью пламенело, Грубо смято темной силой… Пронизали гвозди тело Милой… 22 июня 1906 «Догорало восстанье…» Догорало восстанье, — Мы врагов одолеть не могли, — И меня на страданье, На мучительный стыд повели. Осудили, убили Победители пленных бойцов, А меня обнажили Беспощадные руки врагов. Я лежала нагая, И нагайками били меня, За восстанье отмщая, За свободные речи казня. Издевался, ругался Кровожадный насильник и злой, И смеясь забавлялся Беззащитной моей наготой. Но безмерность мученья И позора мучительный гнет Неизбежности мщенья Не убьет и в крови не зальет. Дни безумия злого Сосчитал уж стремительный рок, И восстанья иного Пламенеющий день не далек. 27 июня 1906 Жалость Пришла заплаканная жалость И у порога стонет вновь: — Невинных тел святая алость! Детей играющая кровь! За гулким взрывом лютой злости Рыданья жалкие и стон. Страшны изломанные кости И шепот детский: «Это — сон?» — Нет, надо мной не властно жало Твое, о жалость! Помню ночь, Когда в застенке умирала Моя замученная дочь. Нагаек свист, и визг мучений, Нагая дочь, и злой палач, — Все помню. Жалость, в дни отмщении У моего окна не плачь! 14 августа 1906 Парижские песни «Раб французский иль германский…» Раб французский иль германский Все несет такой же гнет, Как в былые дни спартанский, Плетью движимый, илот, И опять его подруга, Как раба иных времен, Бьется в петлях, сжатых туго, Для утех рантьерских жен. Чтоб в театр национальный Приезжали, в Opera, Воры бандою нахальной, Коротая вечера, — Чтоб огни иллюминаций Звали в каждый ресторан Сволочь пьяную всех наций И грабителей всех стран, — Ты во дни святых восстаний Торжество победы знал И, у стен надменных зданий, Умирая, ликовал. Годы шли, — теперь взгляни же И пойми хотя на миг, Кто в Берлине и в Париже Торжество свое воздвиг. |
