«Новый человек во мне проснулся…» Новый человек во мне проснулся, Свободный, И радостно и чутко я на землю оглянулся, Холодный. Передо мной путей лежало разных Так много, Но чистая, средь многих злых и грязных, Одна дорога. «В моих мечтах такое постоянство…» В моих мечтах такое постоянство, Какого в мире нет. Весь мир — одно лишь внешнее убранство, Одна мечта — и жизнь, и свет. Мир не поймет мерцающего света, Он только плоть, бездушная, как сон, И в нем душа не обретет ответа, — Молчаньем вечным скован он. «Кумир упал, разрушен храм…» Кумир упал, разрушен храм, И не дымится фимиам Над пыльной грудою развалин. Я в дальний путь иду, печален, И не молюсь чужим богам. Но если слышу я моленья, Душа полна благоговенья, И не с насмешкой брошу взгляд. На чуждый, суетный обряд, А с тихой грустью умиленья. «Алый мак на жёлтом стебле…» Алый мак на жёлтом стебле, Папиросный огонёк. Синей змейкою колеблясь, Поднимается дымок. Холодея, серый пепел Осыпается легко. Мой приют мгновенно-тепел, И ничто не глубоко. Жизнь, свивайся легким дымом! Ничего уже не жаль. Даль в тумане еле зрима, — Что надежды! Что печаль! Всё проходит, всё отходит, Развевается, как дым; И в мечтаньях о свободе Улыбаясь, отгорим. «Над землёю ты высок…» — Над землёю ты высок, Ярок, жарок и жесток, Солнце, брат, горящий наш, Что возьмешь и что ты дашь? — — Унесу и принесу За подарок лучший дар. В чашу всю сберу росу, Дам тебе живой загар. Был ты робок, слаб и бел, Будешь темен, тверд и смел, Кровь смешаешь с влагой рос, — Жаждет распятый Христос. — Солнце, наш горящий брат, Низведи Христа с креста! У твоих лазурных врат Наша чаша налита. «Она безумная и злая…»
Она безумная и злая, Но хочет ласки и любви, И сладострастие, пылая, Течет, как яд, в её крови. На вид она совсем старуха, Она согбенна и седа, Но наущенья злого духа Царят над нею навсегда. Не презирай ее морщины. Её лобзаний не беги, — Она посланница Судьбины. Бессильны все её враги. «Хотя сердца и ныне бьются верно…» Хотя сердца и ныне бьются верно, Как у мужей былых времён, Но на кострах, пылающих безмерно Мы не сжигаем наших жён. И мертвые мы мудро миром правим: Благословив закон любви, Мы из могилы Афродиту славим: — Живи, любимая, живи! — И, если здесь, оставленная нами Кольца любви не сбережёт, И жадными, горящими устами К ночному спутнику прильнёт, — Не захотим пылающего мщенья, И, жертвенный отвергнув дым, С улыбкою холодного презренья Нам изменившую простим. «Забыв о счастьи, о весельи…» Забыв о счастьи, о весельи, Отвергнув равнодушный свет, Один в своей унылой келье Ты, чарователь и поэт. Ты только сети сердцу вяжешь, Печально голову клоня, И все молчишь, и мне не скажешь О том, как любишь ты меня. А я — надменная царица. Не знаю я свободных встреч. Душна мне эта багряница, Ярмо моих прекрасных плеч, Бессильна я в томленьях страсти. Соседний трон угрюмо пуст, И только призрак гордой власти Порой коснется алых уст. О, если б снять венец двурогий, И целовать, и обнимать! Но все твердит мне кто-то строгий, Что я — увенчанная мать. «Отражена в холодном зеркале…» Отражена в холодном зеркале, Стою одна. Вон там, за зеркалом, не дверка ли В углу видна? Я знаю, — там, за белой кнопкою, Пружина ждёт. Нажму ль ее рукою робкою, Открою ль ход? Светлы мои воспоминания, Но мне острей ножа. Отвергла я вчера признания Румяного пажа. Упасть бы мне в его объятия! Но нет! О, нет! О, нет! Милее мне одно пожатие Твоей руки, поэт! |
