«Скверно играет арбатский скрипач…» Скверно играет арбатский скрипач — хочешь, засмейся, а хочешь, заплачь. Лучше заплачь, да беднягу уважь. Так ведь и эдак пятерку отдашь, так ведь и эдак потратишь, дружок. …Разве зазорно, когда одинок, вместе с башкой завернувшись в пальто, сердце настроить угодно на что? 1996, апрель В улицах, парках В улицах, парках, в трамвайных вагонах, всюду встречаю я мертвых знакомых. Мертвых знакомых, забытых давно — в скверах, в кафе, в ресторанах, в кино. Мертвых знакомых печальные лица. Что же ты делаешь, память-убийца: «Как вы живете?» «И я — ничего»… Я и не помню, как звали его. Что ты напомнил мне, мартовский вечер? …Если ее я когда-нибудь встречу, будет мне грустно, уже не любя, рядом с тобою увидеть себя. 1996, март «В России расстаются навсегда…» В России расстаются навсегда. В России друг от друга города столь далеки, что вздрагиваю я, шепнув «прощай». Рукой своей касаюсь невзначай ее руки. Длиною в жизнь любая из дорог. Скажите, что такое русский Бог? «Конечно, я приеду». Не приеду никогда. В России расстаются навсегда. «Душа моя, приеду». Через сотни лет вернусь. Какая малость, милость, что за грусть — мы насовсем прощаемся. «Дай капельку сотру». Да, не приеду. Видимо, умру скорее, чем. В России расстаются навсегда. Еще один подкинь кусочек льда в холодный стих… И поезда уходят под откос… И самолеты, долетев до звезд, сгорают в них. 1996, апрель Яблоня …Еще зимой я думал, ты жива… И осмысляя смерть твою, весною любуюсь, как другие дерева нежнейшей горьковатою листвою покрылись. Скоро белые цветы появятся и удивят прохожих. И странно мне, и скучно мне, что ты одна меня в мою весну тревожишь. …Зимой еще я приходил сюда… Не замечая маленькой утраты, я полагал, сей сон не навсегда, придет весна, а с нею день, когда ты опередишь в цветении сестер. Они проснулись и тебя забыли. Ты умерла, и жив один укор, пока тебя безумцы не спилили. …Еще зимой я ничего не знал… Я помню осень, как ты не хотела ронять листву. Я это упускал из виду, не склонялся неумело перед тобой. Как ровен был мой шаг. Что мне мешало вдруг остановиться? Когда бы я в ту осень ведал, как должна та осень в сердце преломиться. Все спят давно, я так боюсь уснуть. Без всяких дел слоняюсь по квартире. И сам себе я говорю: побудь, побудь еще немного в этом мире. Уходом горьким не тревожь сердца, пускай уход твой будет не замечен хотя бы до счастливого конца простой зимы, чей холод, нет, не вечен. 1996, апрель Свидание Гектора с Андромахой
1. Был воздух так чист: до молекул, до розовых пчел, до синих жучков, до зеленых стрекоз водорода… Обычное время обычного теплого года. Так долго тебя я искал, и так скоро нашел у Скейских ворот, чтоб за Скейские выйти ворота. 2. При встрече с тобой смерть-уродка стыдится себя: — Младенца возьму, — и мои безоружны ладони на фоне заката, восхода, на солнечном фоне. …Но миг, и помчишься, любезного друга стыдя, — где все перемешано: боги, и люди, и кони. 3. Стучит твое сердце, и это единственный звук, что с морем поспорит, шумящим покорно и властно. И жизнь хороша, и, по-моему, смерть не напрасна. …Здесь, в Греции, все, даже то, что ужасно, мой друг, пропитано древней любовью, а значит — прекрасно. 1996, май Орфей 1. …и сизый голубь в воздух окунулся, и белый парус в небе растворился… Ты плакала, и вот, я оглянулся. В слезах твоих мой мир отобразился и жемчугом рассыпался, распался. …и я с тобою навсегда остался, и с морем черным я навек простился… 2. …махни крылом, серебряная чайка, смахни с небес последних звезд осколки… Прости за всех, кого до боли жалко, кого любил всем сердцем да и только. Жестоко то, что в данный миг жестоко. Ум холоден, для сердца нет урока. …мы ничего не помнить будем долго… |
