Приезжаю по вызову в огромную коммуналку, в которой проживает не то одна многочисленная, не то несколько еврейских семей, где уже не разобрать, кто кому родственник. Народу, как ворон на помойке. Куча детей, набитые какой-то рухлядью коридоры, стойкий запах уксуса и жареного лука. Толстые усатые тетки в халатах и волосатые мужики в майках.

Невероятно толстая старуха в полужидком состоянии. Сердечный приступ. Уколом спазм снимается. Сижу, как положено по инструкции, но все уже позади, все счастливы...

Тут входит шустрый старичок, похожий на дятла. В тапках, в майке и галифе с подтяжками. Долго ходит вокруг меня, изучая оценивающим взглядом. Рассматривает чемоданчик с лекарствами и инструментом. Наконец,глядя, как попугай из клетки, од ним глазом, испытующе спрашивает:

— Скажите, вы врач, да? Не фельдшер, нет? И дан но работаете? Что? Целых пятнадцать лет? И что, все на «скорой помощи», да? А скажите только правду и не удивляйтесь, что я вам говорю. Скажите, это прав да, что от мацы развивается импотенция, да?

-— Да кто вам сказал? С чего бы это? Там же, на сколько я знаю, одна мука и вода!

Торжествующий вопль старичка куда-то в глуби ну квартиры:

— Ты слышала, да? Врач сказал!

Долго и с большим чувством жмет мне руку на прощание.

Как всегда, звонок на станцию. Почему-то к телефону просят врача-мужчину. Сановитый мужской голос просит, очень вежливо, во-первых, чтобы при ехал врач-мужчина, во-вторых, чтобы врач, прежде чем войти в квартиру и после того как замок будет открыт, сосчитал до тридцати и только после этого переступал порог.

Решаю — попытка суицида! Я уже с такими штуками сталкивался. Лезет клиент в петлю, вышибает йогой табуретку и несколько секунд висит, пока его и I петли врач «скорой помощи» не вытащит. Какой-то особый в этом кайф ловит!

Одним — для острых ощущений, другим как отмазка от суда — мол, придурок, да мало ли чего... Я не следователь, я врач, к чему мне разбираться...

Поэтому, как только цепочка загрохотала, я плечом вперед и в квартиру!

Успел заметить, как по коридору запрыгало нечто в белой простыне, сильно похожее на беременную кенгуру!

Врываюсь в комнату. Мужчина с дивана мне с укоризной:

— Ну что же вы! Я же просил...

Фигуру он собою являет несколько странную. Лежит на спине, огромное брюхо под простыней. И это брюхо ведет себя как-то неадекватно и как-то от мужчины независимо. Вздрагивает, всхлипывает совершенно по-женски...

Тут мужчина просит сестру удалиться и повествует мне печальную историю.

В том НИИ, где он занимал должность некоторого начальника, с некоторых пор появилась некая дама неприступности чрезвычайной! Именно эта неприступность и заинтересовала моего пациента, и заставила его, в общем-то, совершенно свободного и независимого еще человека, с одной стороны, чуть не год настоятельно за дамой ухаживать, а с другой стороны, по его выражению, принять все меры к увековечиванию долгожданного и неповторимого момента первого слияния в экстазе...

Для этого, как человек технически образованный и склонный к фотолюбительству, он понаставил фотоаппаратов и фотовспышек. От затворов протянул хитроумную систему ниток и проволочек к петле, в которую в момент обладания просунул ногу, и в наиболее фотогеничный момент в положении «дама-амазонка» систему дернул!

Результат был умопомрачительный. Множественные фотовспышки, грохот взорвавшегося магния так испугали даму, что у нее получился конфуз, именуемый в народе «зажим», который, как подозревал теперь пострадавший, случался у дамы и раньше, что и было причиной ее неприступности и неподатливости на уговоры.

— И вот теперь мы в этом, согласитесь, двусмысленном положении. И что делать, ума не приложу, просто теряюсь! А завтра у нас аудит! — закончил свой рассказ неудачливый папарацци.

— Ну, положение как раз недвусмысленное... По пробуйте теплую ванну...

— Вы думаете?

Я набрал ванну. Фотолюбитель проскакал туда, неся вздымающийся живот в руках.

Минут через пятнадцать он вышел освобожденный, как Прометей от оков, в халате, с простыней через руку и хлебосольно предложил:

— Кофе, коньяк?

В ванной, как русалка, навеки покидающая берег, плескалась дама...

Начинается, как и первые две, да и как все истории врача со «скорой помощи», со звонка на станцию. Судя по голосу, звонит немолодая, очень вежливая, интеллигентная дама.

Приезжаю. Однокомнатная квартира. Масса книг на иностранных языках. Действительно, интеллигентная дама, в очках, укрытая одеялом до подбородка. Пристальный взгляд «глаза в глаза» и сразу после вздоха:

— Доктор! У меня в анальном отверстии мужской половой орган.

Так, понимаю — шизофрения на почве высшего образования и половой неудовлетворенности. Трупа нет, крови нет. Какой там орган! Убийством не пахнет! Хотя бывало и такое! Диагноз — маниакальный бред.

Как можно спокойнее, максимально интеллигентно говорю, как о само собой разумеющемся:

— Ну и что? Орган так орган!

— Но, доктор! — говорит, округляя глаза, дама. — Согласитесь, это ненормально! И он меня беспокоит! Он же пульсирует!

— Ничего, — говорю (полный идиот!), — попульсирует и перестанет...

— Но, доктор! — говорит дама с плохо скрываемым раздражением. — В инструкции сказано, что батарейки хватает на две недели непрерывной работы...

И тут я прозреваю! Дама, может быть первая в СССР, привезла это достижение прогресса на батарейках из-за рубежа! Правда, увлеклась экспериментом...

Госпитализируем. И с большим трудом извлекаем эту утеху интеллигентных одиноких дам.

В таких ларьках, как на Обводном, всегда не хватало кружек. Пиво-то следует пить не залпом, какой бы разбавленности оно ни было, все же не водка.

И вот огромная очередь, загибающаяся на Лиговку, терпеливо ждет, пока счастливчик смакует пиво бочковое, разбавленное до потери цвета, под традиционную закуску, принесенную с собою в газетке: кильку баночную, жирную, пряного посола, либо страшный дефицит — воблу сушеную, или известный деликатес собственноручного вылова и изготовления — вяленый лещ.

В лирической части этой истории можно поведать

о компании из трех человек, выстоявших очередь, получивших по заветной паре пива и усевшихся на парапет Обводного канала, который в те годы был про точным, ибо в него сливали отходы все окрестные предприятия, начиная от «Красного треугольника», обогнавшего Америку по производству галош, которые, как известно, никогда там не производились, до нескольких водопадов сливной канализации, что извергалась мутным потоком в густые нефтяные разводы канала.