Это было что-то невероятное! У мистера Смита руки опустились. Ведь это его сын, его мальчик, который, кажется, вчера еще играл на полу, пуская заводной игрушечный поезд, в такую минуту рассуждает совершенно хладнокровно, словно он — сержант Гейли или кто-нибудь в этом роде! Мистер Смит помолчал минуты две, затем сказал очень тихо:

— А как с этой машиной, Джордж, — ты знал, что она краденая?

Джордж усмехнулся. Не дрогнул, не замигал глазами, ничего подобного: просто усмехнулся.

— Знать-то я не знал, но у меня были кое-какие подозрения. И насчет двух-трех других машин тоже.

— Значит, ты догадывался о том, что там творилось, и ничего не сделал? — Мистер Смит был поражен и возмущен.

— Но что я мог сделать, папа? Если бы они втянули меня в свои махинации — тогда другое дело. Но они и не пробовали. И не беспокойся, я никогда бы на это не пошел. Покупать машины явно краденые — это, по-моему, грязное дело. Баррет — болван, но, в сущности, не плохой малый и относился ко мне хорошо. В автомобилях он ни черта не смыслит — не то что Мак-Грас. Я думаю, его заставили принять в гараж эти машины. Я видел двух-трех парней, которые приходили к нему, и они мне очень не понравились — настоящие бандиты. Но запомни, папа: я ничего не знаю ни о каких машинах, — имей это в виду.

Джордж говорил о покупке краденых автомобилей так, как будто это была просто маленькая слабость Баррета, глупая прихоть. Говорил без малейшего возмущения или страха. Мистер Смит ничего не понимал. Он растерялся бы не больше, если бы рожденный и воспитанный им юноша вдруг превратился в индейца. Собственно, Джордж вел себя примерно: он без всяких возражений ушел из гаража. Но его точка зрения была настолько непонятна мистеру Смиту, словно их с сыном разделяли целые века.

— Должен тебе сказать, Джордж, не нравятся мне твои рассуждения, — начал он. — Мне кажется, ты не понял всей серьезности дела. Это уголовщина, за такое в тюрьму сажают, а ты говоришь об этом как о какой-нибудь вечеринке. Так можно и самому дойти бог знает до чего!

— Не беспокойся, папа, — снисходительно возразил Джордж. — Я за себя отвечаю.

— Во всяком случае, туда ты больше не вернешься.

— О, я все равно собирался скоро уйти оттуда, — сказал Джордж беззаботно.

— Еще бы! И надеюсь, на этот раз ты найдешь себе место в таком предприятии, которым полиция не интересуется. Ты уж лучше раньше, чем поступать на работу, посоветуйся со мной. Помни, мой мальчик, дурную репутацию легко приобрести, даже если сам не делаешь ничего плохого.

Глядя на Джорджа, можно было подумать, что он живет в мире, где дурная репутация роли не играет, в мире, не знакомом его отцу. Он ничего не ответил, только свистнул тихонько и продолжал идти вперед.

Дома их уже ждал ужин, и за чайником сидела миссис Смит. Она удивилась тому, что Джордж пришел вместе с отцом. Мистер Смит посмотрел на нее так, словно хотел сказать: «В ссоре мы или не в ссоре, а придется тебе согласиться, что тут дело серьезное», — и остановил ее расспросы, промолвив отрывисто:

— Потом поговорим, мама.

Когда сын и дочь ушли из столовой, он немедленно рассказал миссис Смит, что произошло, и она слушала с напряженным вниманием, сразу поняв, что перед таким событием всякая ссора отступает на задний план.

— Ты правильно поступил, папа, — сказала она, когда муж кончил.

— Ты, конечно, понимаешь, — не без горечи добавил в заключение мистер Смит, — что Джордж не сразу найдет себе место, и значит, теперь уже оба они с Эдной ничего не будут зарабатывать. Разумеется, это не страшно, но все же… нам надо будет экономить.

— Джордж скоро устроится где-нибудь. Он всегда легко находит работу, — уверенно сказала миссис Смит. — Я не удивлюсь, если окажется, что у него уже есть на примете лучшее место. Ты правильно сделал, папа, но остальное предоставь ему и не беспокойся. Он что-нибудь да найдет.

Мистер Смит счел момент подходящим, чтобы рассказать жене обо всем, что произошло в первой половине этого чреватого событиями дня, и особенно о тревожных слухах насчет отъезда мистера Голспи. Но миссис Смит не захотела продолжать разговор. Она снова превратилась в оскорбленную жену и, выслушав с холодной вежливостью первые несколько слов, извинилась, встала, собрала со стола посуду — все это с видом величавым и полным достоинства, словно герцогиня, пришедшая навестить бедного крестьянина. Мистер Смит остался наедине со своей трубкой, одинокий маленький человек в огромном, темном и загадочном мире, где стены дают трещины, а фундаменты оседают, где каждый порыв ветра доносит дурные вести и отголоски катастроф.

Во вторник утром мистер Голспи и мистер Дэрсингем больше часа совещались о чем-то в кабинете. Мистеру Смиту, главным занятием которого теперь был просмотр ответов на объявление конторы «Твигг и Дэрсингем» о том, что требуется рассыльный, трудно было сегодня сосредоточить внимание на этой довольно однообразной работе: ему очень хотелось знать, о чем говорят в кабинете. Время от времени там слышался громкий спор, а раз, когда дверь открылась, гудящий голос мистера Голспи донесся в общую комнату, но через секунду дверь опять захлопнулась. В половине двенадцатого драматически зазвенел колокольчик в кабинете. На этот зов откликнулась мисс Селлерс, как самая младшая теперь в конторе, и, возвратясь из кабинета, объявила:

— Мистер Смит, вас просит мистер Дэрсингем.

В кабинете плавали волны сигарного дыма. Мистер Голспи стоял перед камином, широко расставив ноги, и казалось, заполнял собой всю комнату. Мистер Дэрсингем сидел за своим столом, красный, взъерошенный и явно не в духе.

— Ага, вот и Смит! — воскликнул мистер Голспи. — Его-то нам и надо. Он наведет у нас порядок. Знаете, Смит, если бы я был такой аккуратный, как вы, умел, как вы, каждый день записывать цифры, никогда их не забывать и подсчитывать, я был бы теперь богачом.

— А между тем я, как видите, не стал богачом, мистер Голспи, — сказал мистер Смит, нервно усмехаясь.

— Но я же не говорил, что стал бы богачом, если бы умел делать только это и ничего больше. Я хотел сказать, что, если бы умел делать то, что вы, плюс то, что я уже умею, я сейчас был бы очень богат и меня бы из колоды не выбрасывали. Вот, Дэрсингем, если хотите загребать деньги, составить себе громадное состояние, вам стоит только стать таким, как я и как Смит. Очень просто!

Мистер Дэрсингем ответил только неопределенным кивком головы. Ему этот разговор был неинтересен, и глумливый тон его не нравился. Он перехватил взгляд Смита и сказал:

— Вот что, Смит, мы с мистером Голспи решили установить новую систему. Я сейчас вам объясню…

— Погодите, я объясню, — бесцеремонно перебил его мистер Голспи. — Это очень просто. До сих пор я получал комиссионные по всем заказам на новую фанеру только после доставки товара вашим покупателям. Так? Ну вот, для меня это слишком долгая история. Я не хочу столько времени ожидать того, что мне причитается. Доставка по некоторым заказам затягивается на целые месяцы.

— Да, но не забудьте, как долго нам придется ждать наших денег, Голспи, — вставил мистер Дэрсингем. — Или, вернее, мне придется ждать своей доли.

— Совершенно верно, сэр, — подтвердил и мистер Смит, которому было известно, сколько времени приходится ожидать уплаты по счетам.

— Это уже ваше дело, — возразил мистер Голспи со своей обычной грубоватой прямолинейностью. — Я не стану опять напоминать вам, что, если бы не я, у вас не было бы заказов и вы не могли бы ожидать никаких денег, а теперь деньги поступят, — если не в этом, так в будущем году.

— Да, да, вы правы, Голспи. Я это признаю. Вам незачем так усердно вдалбливать мне это и постоянно твердить одно и то же.

— Вдалбливать! — повторил Голспи со смехом. — Вы говорите так, как будто я задел вас за живое. Вдалбливать тут нечего, всякому видно, что вы заключили немало выгодных новых сделок. Ну, Смит, суть вот в чем: я не могу ожидать, пока вся эта масса заказов будет выполнена. Я желаю получить мои комиссионные уже теперь. Они оформлены, товар, как вы знаете, хороший, и ваши клиенты — люди надежные. Так что я хочу сейчас получить свое. Я не такой мастер считать, как вы, Смит, но, по-моему, мне на сегодняшний день причитается вот сколько. — Он протянул ему клочок бумаги. — Это, разумеется, приблизительная цифра.