Все это служит доказательством, что улица Ангела ничем не замечательна. Всякому известна, например, улица Финсбери неподалеку от улицы Ангела, потому что Финсбери — улица солидной длины и ширины, на ней имеется множество магазинов, складов, контор, не говоря уже об автобусах и трамваях, которые превращают ее в важную артерию города. А улицу Ангела никак нельзя назвать артерией города, и длина и ширина ее незначительны. Почтовые участки Е.С₁ и Е.С₂ вы, вероятно, в течение многих лет бомбардируете письмами, а на улицу Ангела вам никогда ничего не приходится адресовать. Эта маленькая уличка существует давно, получила свою долю — и долю немалую — закопченного дымом камня, грязных стен, рыхлого от времени кирпича и гниющих деревянных строений, а между тем она почему-то не попала на страницы истории. Короли, принцы, великие епископы никогда не тревожили ее покой. Убийц она, может быть, и видала, но все они подвизались лишь в частной жизни, не выходя на широкую историческую арену. Ни единый литературный шедевр не был создан под какой-нибудь из ее крыш. Ни в одном путеводителе, ни водном из многотомных указателей всех закоулков Лондона ни словом не упоминается об улице Ангела, и никогда не проезжают здесь набитые туристами и сопровождаемые гидом автобусы, шныряющие по Сити в предвечерние часы. Даже гид, знающий все решительно о Генрихе Восьмом, о Диккенсе и Рене, столь высококультурный, что все еще говорит с оксфордским акцентом и с большим апломбом, вряд ли мог бы вам сообщить что-либо об улице Ангела.

Это типичный переулок Сити, только еще короче, уже и грязнее, чем большинство остальных. Когда-то он, вероятно, был оживленной улицей, но сейчас только пешеходы могут выбираться отсюда, сойдя вниз по шести ступенькам на углу. Для всего же более громоздкого и менее проворного, чем пешеход, улица Ангела непроходима. Она представляет собой тупик, так как один ее конец (если не считать уже упомянутых нами ступенек) загорожен магазином фирмы Чейз и Коген «Новинки карнавала» — и даже не его фасадом, а закопченной, обветшалой задней стеной с пыльными окнами. Чейз и Коген полагают, что улице Ангела не стоит и предлагать что-либо из «новинок карнавала» (которые на каждом большом балу в Вест-Энде предоставляются посетителям вместе с возможностью потанцевать и обедом стоимостью в тридцать шиллингов), поэтому они повернулись к ней спиной, не давая ей и взглянуть на какую-нибудь шляпу Пьерро или приставной нос. Пожалуй, оно и к лучшему: кто знает, чем бы это кончилось, если бы обитатели улицы Ангела каждый день могли любоваться шляпами Пьерро и фальшивыми носами.

Нет, на улице Ангела мы видим совершенно иные вещи. Попадая сюда с главной улицы Сити, из бешеной толчеи грохочущих автобусов, грузовиков, ломовых телег, легковых автомобилей, отчаянных велосипедистов, вы видите справа прежде всего почерневшее от грязи здание неописуемого вида, вернее — стену лавки и ряд контор. Затем идет «Столовая улицы Ангела. Владелец Р. Диттон», в окне которой всегда красуются три маленьких ореховых кекса, два апельсина, четыре бутылки вишневой наливки — все это очень эффектно размещено — и либо ветчина, либо паштет из мяса и картофеля. Дальше — приплюснутый домишко, состоящий из ряда помещений под конторы, безнадежно ожидающих, когда их сдадут внаем, трактир «Белая лошадь», где к вашим услугам любое количество превосходного крепкого виски или искристого эля, «распивочно и навынос», и вы можете пить его здесь публично или в уединении, как захотите. Теперь мы с вами уже прошли половину улицы и легко могли бы швырнуть камнем в одно из окон «Чейза и Когена», — что уже, впрочем, до нас сделано кем-то, взбешенным, вероятно, мыслью о недосягаемых «новинках карнавала». На другой стороне улицы, южной, той, которая окажется у вас по левую руку, когда вы вступите сюда из внешнего мира, вы увидите прежде всего (прекрасное начало!) вывеску «Денбери и К^о. Осветительные принадлежности» и две витрины, сверкающие образцами различной арматуры. Дальше идет табачная лавка Т. Бенендена, окно которой все уставлено бутафорскими пачками папирос и табака, давно уже переставшими делать вид, будто в них имеется что-либо, кроме воздуха. Впрочем, здесь, в доказательство предприимчивости Т. Бенендена, выставлены и две-три вазочки с пыльным и сухим табаком, а под ними выцветшие буквы стыдливо лепечут: «Особая смесь по нашему собственному рецепту. Освежающая и приятная. Почему бы вам ее не испробовать?» Чтобы добраться до узкого прилавка Т. Бенендена, нужно пройти в дверь с улицы, затем в дверь налево. Прямо перед вами будет лестница (очень темная и грязная, к слову сказать), которая ведет в лавку К. Варстейна «Приклад для портных». Рядом с входом в лавки Т. Бенендена и К. Варстейна вы увидите на улице еще дверь — широкую, крепкую старую дверь, на которой краска почти вся потрескалась, облупилась и висит кусками. На этой двери нет никакой таблички или вывески, и никто, даже сам Т. Бененден, никогда не видел ее открытой и не знает, что скрывается за ней. Стоит себе эта дверь и только копит пыль да паутину, а время от времени роняет хлопья сухой краски на истертую ступеньку внизу. Быть может, она ведет в потусторонний мир. Быть может, в одно прекрасное утро она распахнется, эта дверь, из нее появится ангел, окинет взором весь переулок от одного конца до другого и вдруг затрубит, возвещая день Страшного суда. Не от того ли эта улица и называется улицей Ангела?

Во всяком случае, достоверно одно: эта дверь не имеет никакого отношения к высокому дому рядом с нею, который известен почтовому ведомству, как «№ 8 по улице Ангела».

Четырехэтажный дом № 8, некогда уютное жилище какого-то олдермена и коммерсанта, разбогатевшего в Ост-Индии, теперь превратился в настоящий улей торговых предприятий. Последние годы доход от этого дома дает возможность одной старой даме жить прилично (с компаньонкой без жалованья) в частном пансионе Палмса в Торки и вдобавок еще уделять два фунта в неделю самой младшей племяннице, чтобы та могла снимать с кем-то вдвоем студию в самом конце Фулхем-роуд и писать декорации для пьес, которые неизменно «намечены к постановке» в общедоступном театре в Хэмпстеде. Тот же дом косвенным образом оплачивает членские взносы в Клуб любителей гольфа и карманные расходы младшего компаньона фирмы «Грегг и Фултон, присяжные стряпчие». Фирме этой поручена сдача внаем помещений и сбор арендной платы по дому. Кто наниматели, узнать легко, так как их имена красуются по обе стороны приземистой входной двери. В нижнем этаже помещается акционерное общество «Бритвы Квик и К^о», во втором — контора «Твигг и Дэрсингем», верхние этажи заняты «О-вом Универсальной галантерейной торговли» и «Городскими и районными продовольственными складами», а на самом верху, откуда можно наблюдать за всем, ютится «Национальная торговая справочная контора», которая довольствуется помещением в мансарде.

Однако не думайте, что вам сказано уже все о доме № 8. Ради этого самого дома № 8 мы пришли на улицу Ангела, то есть не ради всего дома № 8, а ради его второго этажа.

Без сомнения, стоило бы только приоткрыть дверь акционерного общества «Бритвы Квик и К^о» или взобраться по лестнице, ведущей в «О-во Универсальной галантерейной торговли», или, подняв глаза к грязному слуховому окошку, окликнуть «Национальную справочную контору», — и мог бы быть создан целый ряд великих произведений, быть может, грандиозных эпических поэм.

Но мы вынуждены ограничиться менее таинственным, зато более почтенным вторым этажом, конторой «Твигг и Дэрсингем».

Случилось так, что в это осеннее утро миссис Кросс пришла несколько позже, чем всегда. Она не видела в том большой беды, так как сегодня не нужно было мыть полы и предстояла лишь обычная уборка — «смахнуть пыль и немного подмести». Но кто-то из тех людишек, что любят соваться не в свое дело, оставил ей записку в «общей конторе» — так называлась первая комната за перегородкой из матового стекла с окошечком вроде билетной кассы. В записке было сказано: «Миссис Кросс, нельзя ли сегодня, в виде исключения, убрать комнату как следует? Заранее спасибо».