— Нет, вы только послушайте его! Когда он играет в бридж, он невозможен!.. А я, кажется, проиграла как раз четыре и девять… или пять и девять? — Миссис Пирсон, тряхнув локонами, нагнулась к записям. — Но тебе я не буду платить, так и знай!

— Хи-хи-хи!

— Ну, а мне, пожалуй, надо платить долги. — Мисс Верэвер посмотрела на свою запись с таким видом, как будто это было что-то очень грязное, затем, не меняя выражения лица, оглядела своих партнеров. — Я как будто вам должна, дорогая. Боюсь… да, боюсь, что мне придется просить вас разменять деньги.

— Не беспокойтесь о такой мелочи, — возразила поспешно миссис Дэрсингем. — Да у меня и нет сдачи.

— В таком случае напомните мне, пожалуйста, о моем долге в следующий раз.

Мисс Верэвер сказала это таким тоном, как будто им предстояло скоро встретиться в какой-нибудь камере пыток.

— Кто-то пришел. Должно быть, мистер Дэрсингем.

Это был действительно он. Он вошел в гостиную, моргая глазами. Жена с беспокойством заметила, что он красен и имеет какой-то растрепанный вид.

Миссис Пирсон устремилась к нему навстречу:

— Пожалуйте, пожалуйте, бедный труженик! Садитесь вот сюда, устраивайтесь поудобнее. Вы работали все время, пока мы тут развлекались. Уолтер, скорее принеси чего-нибудь мистеру Дэрсингему. Я уверена, что он не откажется выпить стаканчик.

Мистер Дэрсингем не отказался и через минуту уже с наслаждением потягивал виски с содовой. Выпив и ставя стакан на поднос, он встретил взгляд жены и одно мгновение молча смотрел на нее. Теперь он нравился ей еще меньше. Во-первых, то была явно не первая порция виски за сегодняшний день. Миссис Дэрсингем сразу это заметила. И это было еще не все: она поняла, что случилось что-то неладное. Оглянулась, заметила, что мисс Верэвер в упор смотрит на мистера Дэрсингема, и тотчас решила, что надо как можно скорее избавиться от нее. Здесь еще Пирсоны, но это не беда, они милые и простые люди. Однако нельзя допустить, чтобы Мод Верэвер увидела или услышала что-нибудь. Миссис Дэрсингем только что хотела сказать, что им с мужем пора домой, но в эту минуту заговорил мистер Пирсон.

— У вас сегодня был горячий денек, да, Дэрсингем? — сказал он сочувственно, двигая отвислыми щеками. — Мы как раз только что говорили об этом. Такие вещи мне знакомы: бывала и у меня гонка, приходилось работать день и ночь — и даже в период жары, когда нечем было дышать. Такая работа, скажу я вам, здорово выматывает человека! Но зато дела идут в гору, верно? Лучше, чем другая крайность, не так ли? Хи-хи-хи-хи!

— Пожалуй, мне пора, — объявила наконец мисс Верэвер, жутко усмехаясь.

— Ну, как вы сегодня? Веселились? — спросил мистер Дэрсингем.

Она отступила на шаг.

— О… разумеется, — отозвалась она затем, по-прежнему не отрывая глаз от его лица.

— Очень рад слышать это. Люблю, когда людям весело, в особенности вам, мисс Верэвер.

Он держал себя очень странно, но мисс Верэвер не сочла нужным остаться и выяснить, в чем тут дело. Она стала прощаться. Миссис Дэрсингем сказала, что им тоже пора домой, но ее муж не двинулся с места, так что мисс Верэвер пришлось уйти одной и миссис Дэрсингем проводила ее вниз.

— Говард сегодня как будто не в своей тарелке, вы заметили? — сказала мисс Верэвер, когда они вошли в переднюю Дэрсингемов.

— Он устал, вот и все. У него вообще здоровье пошатнулось, оттого что он так много работает. Работать каждый день допоздна в Сити страшно утомительно.

— Да, вероятно. — Нельзя было вложить в два слова больше скептицизма, чем вложила в них мисс Верэвер.

— Ну еще бы! — с легким нетерпением воскликнула миссис Дэрсингем. — Попробуйте и увидите.

— А вы пробовали, моя дорогая? Это для меня новость… Надеюсь, Говард скоро поправится. Ему не следует так утомляться, это для него вредно, вы не находите? Ну, до свидания, спасибо, что пригласили меня четвертой на бридж и дали мне партнером миссис Пирсон. Всего хорошего, дорогая.

Миссис Дэрсингем поспешила обратно к Пирсонам, немного встревоженная и очень раздраженная. Похоже было на то, что Говард вовсе не задержался в конторе, а сбежал от дел в свой клуб и пил там больше, чем следует. От Говарда этого иной раз можно было ожидать.

Когда она вошла, ее муж сидел, вытянув ноги, и слушал Пирсонов, которые, как всегда, говорили о Сингапуре.

— В общем, если все взвесить, жизнь там не так плоха, хотя сейчас уже не то, что раньше, — заключил мистер Пирсон. — Повсюду на Востоке теперь хуже, чем было. Все же, будь я моложе, я бы снова туда уехал — право, уехал бы!

— Отлично, — сказал мистер Дэрсингем с какой-то мрачной решительностью. — Ну, а как же, Пирсон, насчет того места, которое вы мне обещали устроить?

— В любую минуту, когда захотите. Хи-хи-хи! Когда вам угодно выехать? Хи-хи-хи! — Мистер Пирсон, видимо, отнесся к этому как к забавной шутке.

— Вы поскорее переговорите с кем надо, дружище.

Миссис Пирсон решила тоже поддержать шутку.

— Начинайте уже сейчас готовиться к отъезду, милочка, — обратилась она к миссис Дэрсингем, которая улыбалась, но не особенно весело. Она не видела во всем этом ничего смешного и находила, что муж ведет себя нелепо. Пора увести его домой.

— Я не шучу, знаете ли, — сказал мистер Дэрсингем все так же мрачно и торжественно, — я говорю совершенно серьезно. Устройте мне службу в колониях как можно скорее. Серьезно!

— Ну конечно. И мы тоже не шутим. Когда же вам угодно ехать? Хи-хи-хи!

Мистер Дэрсингем залпом выпил стакан виски, потом стал рассматривать то, что оставалось на дне, последние золотистые капли, так внимательно, словно проделывал какой-то химический опыт.

— Право же, нам никак нельзя больше оставаться, никак нельзя! — закричала миссис Дэрсингем с напускной веселостью. И не прошло и двух минут, как она, сказав все, что полагается в таких случаях, почти вытолкала мужа из гостиной Пирсонов и увела его домой.

Внизу, в их собственной гостиной, было не топлено, и только в столовой еще чуть тлел огонь в камине. Мистер Дэрсингем, волоча ноги, добрался до камина и тяжело опустился в кресло. Жена вошла вслед за ним, но не садилась.

— Я иду спать, — холодно объявила она.

— Погоди минуту, — сказал мистер Дэрсингем глухо.

— Нет, я лучше лягу. Ты, может быть, не устал, а я устала. — И она повернулась к нему спиной.

— Нет, не уходи! — крикнул он на этот раз очень резко, в голосе его не осталось и следа хрипоты. — Не уходи, Понго! Мне надо тебе сказать кое-что.

Она закрыла дверь и вернулась к камину. «Понго» — было ее старое, глупое, но любимое прозвище, и даже теперь, когда она сердилась на мужа, когда он превратился в толстое, рыхлое, розовое существо, чьи слабости она знала наизусть, даже сейчас, когда он сидел перед нею, красный и охрипший от виски, совсем не тот человек, за которого она мечтала когда-то выйти замуж, во сто раз менее внимательный, и нежный, и умный, и смелый, — даже теперь у нее от этого слова что-то дрогнуло внутри. Она рассердилась на себя за это. Если он воображает, что его сразу простят только потому, что он назвал ее старым ласкательным именем, то жестоко ошибается.

Она стала по другую сторону камина и смотрела сверху на мужа.

— Да, я думаю, тебе не мешает объяснить свое поведение. Ты был в клубе?

Он кивнул и сделал нетерпеливый жест.

— Не в этом дело.

— Но если ты выдумываешь, что дела задерживают тебя поздно в Сити, а сам едешь в клуб и напиваешься, так уж по крайней мере не теряй рассудка и не показывайся людям на глаза в таком виде. А то являешься в гости и ведешь себя самым неприличным образом! Нет, Говард, это отвратительно. Ты знаешь, я в этом отношении не придирчива, как другие женщины, но всему есть предел. Мне кажется, ты в последние дни пьешь слишком много, гораздо больше, чем тебе можно. Да, да, я в этом уверена. Сегодня у Пирсонов всем было ясно, отчего ты в таком состоянии.

— Вот как? Им это было ясно? — Мистер Дэрсингем отрывисто засмеялся.