— Мужики, надо поторопиться. Скоро нам мед качать. День год кормит.

Сказ удобнее начать с конца. Это позволит сразу познакомиться с главным действующим лицом повествования. Иначе будет много посторонних лиц и всяких ненужностей.

Итак, в начале 80-х годов Владимир Николаевич Чернавин был Командующим СФ, а Семен Моисеевич Маневич — где-то на пути к должности начальника лаборатории имитационного и физико-математического моделирования процессов самонаведения торпед ЦНИИ «Гидроприбор». Прямо скажем: разные весовые категории. Семен чтил высокое начальство, да и оно его уважало за способность к глубокому анализу торпедных стрельб и оригинальность предлагаемых решений. Многие помнят его длительную беседу с Президентом академии наук Анатолием Петровичем Александровым при посещении «высокой наукой» ЦНИИ «Гидроприбор». Все попытки оторвать высокого гостя от этой беседы для торжественного обеда в «кают-компании» у директора не удавались. Анатолий Петрович только отмахивался, а в конце беседы, похлопав Семена по плечу, сказал сопровождавшему его Радию Васильевичу Исакову:

— А этот парень не зря получает у вас зарплату.

— Других не держим, — пошутил Исаков.

Такая фраза в устах Президента АН СССР была высшей похвалой.

Надо сразу оговориться, что за ужином в обитой красным бархатом кают-компании тяжелого подводного крейсера 941-го проекта В. Н. Чернавин с С. М. Маневичем отдельных бесед не вели, но Семен понимал, что сам факт приглашения его в общество Командующего флотом и Генерального конструктора Сергея Никитича Ковалева был свидетельством благодарности за выполнение сложной и ответственной работы в процессе приемки в состав ВМФ атомного стратегического ракетоносца. Семен Моисеевич Маневич действительно сделал много. Из числа невозможного. Вообще он человек основательный, даже в мелочах. Как-то во время командировки его в УПВ ВМФ для анализа стрельб на СФ он работал за столом отсутствовавшего начальника торпедного отдела Гранта Миграновича Акопова. А тут начались телефонные звонки. Семен на телефонные звонки решил отвечать и делать соответствующие записи. Вернулось начальство:

— Ну, как порулил, Семен? Кто звонил? Чего просил?

— Было шесть звонков. Четыре из Армении. Все — по поводу результатов вступительных экзаменов в ВУЗы: Сурена — в ЛКИ, Бабкена — в МВТУ…

— Ладно, ладно. А по делу звонки были? — Акопов сменил игривый тон на озабоченный.

— Да, были. Из ЛКИ и МВТУ по поводу задержки финансирования НИР…

— Хорошо, спасибо.

Это было сказано уже совсем сухо.

Когда в октябре 1981-го года Семен получил задание срочно выехать на Север, там уже была почти зима. Ему выдали полагающиеся командировочные и соответствующую экипировку: меховую куртку на три размера больше, меховые рукавицы и шапку, соизмеримую с крышкой верхнего рубочного люка подводной лодки. С большим усилием разместившись в кресле самолета, выполняющего рейс Ленинград-Архангельск, он предался приятным размышлениям о вчерашнем важном событии: наконец-то строительство его гаража было полностью обеспечено кирпичом. И все благодаря Радию Васильевичу Исакову, который позвонил ему и сообщил, что возле его дома у ресторана «Околица» лежит большая груда кирпичей, привезенных для каких-то давних работ, которые выполнены не были. Эти «забытые» кирпичи Семен вместе с Радием Васильевичем и его сыном Сашей загрузил в багажник и перевез. Но командировка отодвинула начало стройки. Семен надеялся быстро справиться с заданием и вернуться к этому важному делу. Но не тут-то было…

События начали разворачиваться, когда до начала Государственных испытаний тяжелого ракетного подводного крейсера стратегического назначения 941-го проекта оставалось около полугода, а торпеды УСЭТ–80 еще не были готовы к совместным проверкам в составе комплекса ТРВ. Противолодочные ракеты успешно «общались» с бортовой аппаратурой подводной лодки через специальный электроразъем ввода данных АЭРВД–100, а торпедисты упорно лепили свой собственный канал связи предстартовой подготовки торпед — УСППТ. За АЭРВД–100 были простота, опыт эксплуатации и серийное производство. За УСППТ… были наука и кто-то еще…

В лаборатории устройств ввода информации и предстартовой подготовки торпед ЦНИИ «Гидроприбор» кипела работа. В отрезке кормовой части торпедного аппарата ПЛ было размещено кормовое отделение торпеды УСЭТ–80 с макетом устройства ввода данных. Устройство напоминало башмак, который после выполнения задачи должен был отстреливаться от торпеды. В рабочем состоянии он был прижат к трубе ТА и воспринимал электромагнитные излучения от задающего устройства. По принципу работы устройство представляло собой трансформатор, состоящий из двух половинок. В лабораторных условиях при комнатной температуре и нормальной относительной влажности, отсутствии электрических помех устройство работало вполне сносно. Сбои, конечно, бывали. Но стоило научному работнику, а еще лучше кандидату наук поплотнее прижать к трубе башмачок или поводить им влево-вправо, вперед-назад, как диалог между цифровым автоматом торпеды и БИУСом ПЛ восстанавливался. Начальник отдела разработки цифрового автомата торпеды Владимир Степанович Кожин особых недовольств не высказывал, и гнев не посещал его лица, похожего на лицо известного киноартиста Жерара Филиппа, особенно, когда он улыбался. Эти работы с переменной эффективностью шли уже несколько лет. За это время первые кандидаты наук стали маститыми учеными, а маститые ученые ушли на пенсию… В общем-то в описываемые времена все или почти все делалось в полном соответствии с плановым заданием по сетевому графику или без графика в сроки по «Вашему указанию». Если для выполнения работ нужен был месяц, то планировали поболее. Потом, при необходимости, брали встречный план, повышенные обязательства или, на худой конец, перевыполняли план на 101 % при некотором видимом его недовыполнении. Но всякая корректировка плана практически исключалась, так как его утверждали на самом высоком уровне.

Со строительством корабля было посложнее. Хочешь — не хочешь, а докажи к 31-му декабря, что он умеет плавать и стрелять. Ладно там покраска, размагничивание, доработки по перечням 1,2,3, водолазный осмотр — это успеют и в базе. Неважно, что придется командировать специалистов и платить лишние деньги. Кто их считает? Они все наши. Из одного кармана берем, в другой складываем. «Наверх» выходим только с хорошими вестями, а если что не так — всегда поможет жареный петух. Сам по себе жареный петух — птица бестелесная, нематериальная, а вот место, куда он норовит клюнуть, известно всем с самого раннего детства. Время появления этой птицы — в полном соответствии с известным учением: вчера еще рано, завтра уже поздно, а что будет послезавтра — страшно подумать.

В лаборатории устройств ввода информации и предстартовой подготовки торпед жареным петухом запахло 26-го июня 1981-го года. Запахло сразу и невыносимо сильно. За несколько дней до этого испытания на подводной лодке системы УСППТ закончились полным провалом. Цифровой автомат торпеды не запоминал информацию, поступающую через УСППТ. И как ни крутили «башмак» научные сотрудники института и даже кандидаты технических наук, но сдвинуть с места влево-вправо и вперед-назад тяжеленную торпеду они, конечно, не могли. Сбои шли за сбоями. Лицо Владимира Кожина уже не напоминало физиономию Жерара Филиппа, так как на нем надолго поселилась мировая скорбь. Скандал был грандиозным. Удар на себя принял Радомир Павлович Тихомиров как полномочный представитель руководства ЦНИИ «Гидроприбор». Выйдя из кабинета после совещания, которое проводил Министр Судпрома, он позвонил в Ленинград:

— Радий Васильевич! Тут требуют вас лично, но вы не приезжайте. Здесь можно войти в кабинет директором, а выйти самым младшим научным сотрудником.

— Может, нам следует потребовать, чтобы корабелы соблюдали необходимую точность сопряжения торпеды с торпедным аппаратом? Я дал команду определить допустимые зазоры и смещения. Они всех собак вешают на нас. Засунули торпеду кое-как в трубу — и сразу стреляй!