— Хочешь, будешь министром в Тувинской республике?

— Там же одни бараны! Я в них не разбираюсь!

— Кому разбираться с баранами, там есть и достаточно. Нам нужен наш человек. А министр — всегда министр. Сегодня в Туве, завтра в другом месте, но все равно министр.

— Я же на службе!

— Ты только дай согласие. Остальное — моя забота.

Николай Иванович поблагодарил и вежливо отказался. Я тогда и стал звать его «министром по баранам». Вот я и думаю, что кому-то из сильных приглянулся Станислав и ведет тот его по службе. Хорошие люди хороших людей примечают. Это не протекционизм. Это стихийная с ним борьба. Ведь не в кабаках мы зарабатываем себе очки. На службе. Но как ни странно, продвижению моему по службе стали «способствовать» ЧП флотского масштаба. Сначала выступаешь «фигурантом по делу» с правом защиты, а потом, глядишь, место предлагают.

Это сказал мне Юра Москалев. Сказал мне и Юре Андерсону, начальнику цеха ремонта торпед на сильных окислителях. НСС — это неполное служебное соответствие. Вид взыскания. Тяжелого, но еще дисциплинарного, не уголовного. Ну а небо в клетку — уже тюрьма. Бляха-муха — это любимое выражение Юры в минуты и горя, и радости, и разочарования. Всякий перевод не всегда точен и всегда не для печати. А началось все так…

С 1971 года мы стали осваивать торпеду 53–65К. На других флотах уже стреляли. Пришло и нам из Москвы указание начать освоение. Соответственно, прибыл вагон с торпедами и оборудованием. Зашевелились. Начальник специальной группы Юра Москалев, вместе с торпедным расчетом, съездил на полигон, на первое место своей службы. Научились готовить торпеды к выстрелу. Провели успешно стрельбы с торпедных катеров и выдали им боевые торпеды в боекомплект. Дошла очередь стрелять с подводных лодок. В августе под руководством Москалева спецгруппа приготовила практическую торпеду. Номер ее до сих пор помню — 243112. Флагмин бригады подводных лодок с Улисса капитан 3-го ранга Юра Фатеев вместе с командиром БЧ–3 лейтенантом Коноваловым и торпедным расчетом торпеду принял без замечаний по контрольно-опросному листу и сказал: «Погрузка завтра в 10.00, выход в море в 14.00», — и добавил, свою любимую фразу: «Впрочем, на флоте все условно и только обед и получка фактически». Юра Фатеев был родным братом актрисы Натальи Фатеевой. Так же красив и раскован. Успех предстоящему мероприятию, казалось бы, был гарантирован, если за дело взялся родственник кинозвезды.

На следующий день часов в одиннадцать начальник торпедного отдела МТУ капитан 1-го ранга Лелеткин, встретив нас с начальником цеха ремонта кислородных торпед Юрой Андерсоном, оглушил сообщением: «В Улиссе на пирсе произошел взрыв практической кислородной торпеды. Есть жертвы. Москалев жив». Не буду утомлять тебя, кто и что говорил. Как всегда, скудная информация обрастает домыслами и слухами. Ясно, что мы втроем будем фигурантами по этому делу. Вечером приехал бледный Юра и сказал ту фразу, с которой я начал рассказ. Затем продолжил:

— Привез я торпеду, перегрузили ее на тележку и на 9-й пирс. Погрузка задерживалась. Наконец, прибыл автокран, встал на опоры, достали грузовой бугель, оттяжки. Все, как положено. Вдруг слышу бульканье в балластном отсеке. Небольшой дымок. Колонку мне для стравливания кислорода! — кричу. Принесли. Стал устанавливать, и здесь рвануло. Переднее донышко кислородного резервуара улетело в сопки на полкилометра, расшвыряв все на своем пути. Торпеда улетела в другую сторону, в море, по дороге убив лейтенанта Коновалова и вахтенного матроса у трапа. Меня отбросило к краю пирса, еле удержался. Случись это все в первом отсеке — не приведи, Господи!..

Началось расследование. Комиссию возглавил заместитель Командующего Флотом адмирал Маслов. От флота среди прочих и мы втроем: Юра Москалев, Юра Андерсон и я. Промышленную группу возглавил Грант Акопов. В ее составе — Главный конструктор торпеды 53–65К Гинзбург Д. С., начальник БТК завода Сивриди Э. Н., Главный конструктор торпеды 53–65М Кокряков Д. А. и другие. Что стояло на кону для нас, Юра сформулировал четко. Противоборствующей стороне тоже было не просто. Нужно спасать торпеду. Ну, и беду от себя отвести. Помимо комиссии, сновали представители прокуратуры, которая возбудила уголовное дело, и Особого отдела. С прибытием промышленная группа начала усиленный поиск тех, кто мог «поковыряться» в новой конструкции кислородного резервуара: вместо резьбового соединения доньев с цилиндрической частью и пропайки припоем герметизация обеспечивалась резиновыми кольцами из кислородостойкой резины. Она-то и загорелась в среде кислорода, а вслед за нею и металл. Прочность соединения была ослаблена. Ну и бабахнуло как из пушки, ведь давление кислорода в резервуаре 200 атмосфер.

Для безопасности и дополнительного рассмотрения были сняты боевые торпеды с катеров. И вот тогда Юра обнаружил странные скопления кислорода там, где его быть не должно. Травление кислорода наличными средствами контроля не устанавливается, а кислород поступает. «Братцы, я, кажется, понял, откуда тут кислород: он просто диффундирует через резину, как гелий сквозь металл». Рационализаторы явно поторопились с внедрением изобретения. Мы уже догадывались, что Главный конструктор торпеды Даниил Самуилович Гинзбург здесь не при чем. Новую конструкцию резервуара протаскивали другие. И предполагали, кто. Нас обвиняют в том, что мы не ищем физическую причину взрыва, а больше интересуемся, какую и кто выгоду поимел, чтобы изменить десятилетиями проверенную надежную конструкцию. Пожаловались Бродскому. Тот в ответ: «А вы им расскажите, они и отстанут». Акопов Г. М. намекал, что пора и виноватого от флота определить: Москалев. — «Не тот случай! На этот раз флот не будет виноват! Хватит на нас бочки катить!» — отрезал себе навсегда путь на Запад Михаил Александрович Бродский.

Началось заседание комиссии: «Предлагаю заслушать мнение Главного конструктора по поводу случившейся аварийной разгерметизации кислородного резервуара и последствий, при этом произошедших, — Акопов Г. М. обвел взглядом членов комиссии и остановил свой взор на двух неизвестных ему людях. — Мы пригласили на заседание комиссии представителей из прокуратуры и из Особого отдела. Чем потом дознания чинить, пусть посидят, послушают. Акопова мы, конечно, об этом не известили. Был бы против. А теперь поздно. Неизвестные ему лица представились, приведя его в предынфарктное состояние. „Хорошо, не возражаю“». Бледный Даниил Самуилович докладывал минут сорок о «преимуществах» новой системы уплотнения. Его никто не торопил, вопросов не задавал. Ждали, когда он сам ляжет на ринг. Отстоял. Тогда начальник торпедного отдела Алексей Елисеевич Лелеткин, стал задавать вопросы. Каждый каверзнее предыдущего: «А зачем, а почему, а где вы увидели выгоду? По данным моих специалистов, для эксплуатации торпед с новой системой уплотнения потребуется построить новые цеха для ремонта торпед. Ведь срок осмотров уменьшился с трех лет до года. Флоту нужно два-три новых плавсредства для сбора торпед со всех бухт и заливов и доставки их на арсеналы», — Леша не спеша смаковал тонкости флотского военно-экономического расчета, не забыв про необходимость двадцати новых торпедовозов типа «КРАЗ», не забыв про гаражи и другие подсобные помещения. Видя, что слушатели совершенно не утомлены и слушают его с большим интересом, Лелеткин подошел к проблеме с другой стороны: «А зачем вообще переходить к разборной конструкции? — спросил он, обращаясь к прокурорам. — В кислородной торпеде 53–56, которая возит с собой воду в водяном отсеке, являющемся продолжением кислородного, кроется 99 % причин для вскрытия и ремонта внутренней поверхности из-за коррозии именно водяного отсека. А у торпеды 53–65К водяного отсека нет, значит, нет и причин для коррозии. Вот если бы новая герметизация обеспечивала срок службы лет двадцать, то цены бы ей не было. А здесь один год! Это либо сознательное снижение боеготовности торпедного оружия, либо величайшая глупость». Такой поворот в мыслях ранее не планировался и не отрабатывался.