Время — к десяти часам. Засуетились наблюдатели, забегали сигнальщики:

— Едет!

Адмирал построил докладчиков и замер в ожидании.

Главком вошел как-то буднично в окружении свиты штатских лиц в модных импортных дефицитах. Адмирал доложил, что все мы и техника к показу готовы. Главком медленно шел вдоль строя, внимательно вглядывался в лица докладчиков и как бы напутствовал их перед боем, с каждым здоровался за руку. Завершив обход, Сергей Георгиевич махнул рукой своей свите, которая все еще толпилась у дверей, и направился к первому докладчику. Остальные заняли свои места у техники и повторяли про себя заученные тексты. Каждый докладчик встречал Главкома коротким рапортом с указанием своей должности, воинского звания и фамилии, и Главком каждому вновь пожимал руку уже по второму разу. Главком и свита внимательно слушали докладчиков, задавали вопросы, кивали головами, уточняли некоторые детали. Вскоре стало ясно, что первоначальный график поехал «вправо». Подошла очередь Лебедева докладывать. Главком был рядом в метре от него и, несмотря на то, что доклады продолжались уже около трех часов, слушал его очень внимательно. Боковым зрением Лебедев видел, как командующий Северным флотом адмирал Чернавин посмотрел на часы, подозвал к себе начальника МТУ контр-адмирала Емелина и, кивнув головой в сторону Главкома, что-то сказал. Емелин тотчас расположился за Главкомом и стал знаками показывать Лебедеву, чтобы тот сокращал время доклада. «Конструкция» доклада не позволяла этого и поэтому Лебедеву приходилось делать вид, что он ничего не замечает и поглощен тем вниманием, с которым Главком слушает его.

Сергею Георгиевичу было уже под семьдесят. Слухи о его возможной отставке изредка возникали и глохли. Этот человек за время своего командования сделал ВМФ страны из прибрежного минно-артиллерийского океанским ракетно-ядерным и авианесущим. А здесь докладывают про какой-то комплекс телеуправления торпедами! Но Главком слушал доклад о нем с таким вниманием, словно от этого комплекса зависело все. Время от времени он кивал головой, как бы подтверждая, что именно такой комплекс он и хотел иметь на вооружении подводных лодок. Доклад подходил к концу. Оставалась краткая информация о тренажере гидроакустика, и Главком, словно опережая Лебедева, сказал:

— Ну, здесь все ясно, а этот блок для чего?

Лебедев доложил все о тренажере, и далее произошла пауза. Герман вспомнил, что докладчикам было предложено на решение Главкома вопросов не выносить: «Если хотите изменить что-то в конструкции — добивайтесь сами, это ваша работа. А если необходимо увеличить поставки, то это вопрос УПВ и нечего их подставлять». Тренажеров было мало, промышленность не хотела их делать: невыгодный заказ, мелочь. Вопрос как-то решался, но очень уж медленно. Паузу нарушил Главком:

— Это важный элемент. Тренажер гидроакустика должен быть на каждой подводной лодке. От тренированности гидроакустика зависит эффективность комплекса.

— Так точно, товарищ Главнокомандующий.

— Что же нам мешает его иметь на каждой подводной лодке?

— Есть трудности с размещением заказа на заводе «Двигатель».

— Крупнее!

— На заводах 4-го Главного управления. — Еще крупнее!

— На заводах Минсудпрома.

— Так нужно докладывать Главкому.

Он внимательно посмотрел на Лебедева, поблагодарил за доклад и в третий раз пожал его руку. Затем он что-то сказал сопровождавшему его офицеру и тот «снял» с Лебедева все показания по тренажеру. Далее Главком прошел к минерам и продолжил заслушивание, несмотря на настойчивые предложения командования Северным флотом сделать перерыв на обед. Доклады продолжались еще около часа. По окончании докладчиков опять построили на выходе из помещения. Главком вновь обошел строй, снова внимательно смотрел на каждого и пожимал руку. В четвертый раз. Стало понятным, почему офицеры флота, прибывающие к нему на прием, слышали от Главкома:

— А я вас помню. Вы мне докладывали, — и далее следовал точный адрес и время доклада. Главком запоминал всех, или почти всех, докладывавших ему…

Спустя полтора месяца Герман Лебедев сидел в кабинете директора завода «Двигатель» Худина Генриха Николаевича. Разговор шел об изготовлении нескольких комплектов деталей для проверки боевых противолодочных торпед стрельбой по берегу. При таких стрельбах работу ССН противолодочных торпед не проверишь, но проверяются энергосиловая установка, точность хода по направлению и система взрывания. Эта проверка, конечно, тоже не повредит. Порох нужно держать сухим. Генрих Николаевич сетовал на малочисленность заказа, но не очень-то упирался — дело нужное.

— Слушай, Герман, не знаешь, кто капнул нашему Министру по тренажеру гидроакустиков? Он все-таки заставил нас взять их изготовление. Кто бы это мог быть? Не знаешь?

— Знаю. Главком. Вот, видишь мою правую руку? Главком мне ее четыре раза пожал, когда узнал, что мешает повышению эффективности применения телеуправляемых торпед и кто не делает тренажеры…

Генрих недоверчиво хмыкнул:

— Чем хороши вы, флотские, так это неуемной травлей!

Через несколько лет, будучи уже в Москве на новом месте службы, Герман понял, что внимательное выслушивание подчиненных и принятие мер — это стиль работы не только Главкома и его окружения, но и всего Главного штаба. Что бывало потом, после докладов — это другой вопрос. Как говорится: или грудь в крестах, или голова в кустах. Но доклад никогда не прерывался и выслушивался до конца. И меры принимались.

Умение внимательно выслушать собеседника — не самая сложная из жизненных привычек. Герман это усвоил. Его дочери Татьяна и Наташа во времена студенческой вольницы говорили ему при случае: «Ты, папа, тем хорош, что всегда выслушаешь. Вот мама у нас…» Знает это теперь и внук Максим. Когда Герман выговаривает ему за то, что тот исподтишка тянет за хвост кота Федора, внук перебивает его: «Дед, погоди! Дай слово сказать», — и начинает разводить антимонию о важности проводимого эксперимента. Герман слушает его, кивает головой, а рука так и тянется врезать ему по заднице.

Чтобы было понятно, о чем пойдет речь, начну с конца. Я попробую вас, дорогой читатель, обратить в своего сторонника. Дело в том, что пора нам, минерам, установить на пьедестале первую противолодочную самонаводящуюся электрическую торпеду СЭТ–53. Воздать должное ей и ее Главному конструктору.

Когда время не препятствует водружению творения рук человеческих на пьедестал, будь это самолет, паровоз, танк или автомобиль, энтузиастам приходится рыскать по свалкам в поисках ржавеющих шедевров. Они к тому моменту, как правило, уже сделали свое дело и остаются в памяти только редеющих современников или изумляют вдруг пытливых следопытов. Торпеду мы, наверное, найдем. Но тут начнутся трудности. Вся перечисленная выше техника стоит на пьедесталах на своих колесах. Ничего лежащего я лично на пьедесталах еще не видел. Торпеда же всегда лежит, словно отдыхает перед стремительным броском. Помнится, в 1977 году к 100-летию Кронштадтского минно-торпедного арсенала на его территории решили соорудить памятник. И чтобы никому не было обидно, решили установить мину, торпеду и, естественно, революционно настроенного минера. Мина гальваноударная образца 1908/39 г. словно создана для памятников, то ли потомству в пример, то ли в вечную память: компактная, транспортабельная, без меди, алюминия и других драгоценностей, эстетична. С минером тоже проблем не было, и места он занимал не много. Но с торпедой! На том месте, где хотели соорудить памятник, торпеда встала бы вечным неподъемным шлагбаумом. Памятник хотели установить при входе на арсенал, чтобы весь рабочий класс, офицерский состав и служащие перед началом рабочего дня получали соответствующий прилив творческой энергии от его созерцания. Но тогда торпеда благополучно перегораживала бы путь всему транспорту. Ставь ее хоть вдоль, хоть поперек. Долго совещался местный творческий коллектив с непосредственным руководством, и решили поставить торпеду вертикально. Винтами естественно вниз. Не разберешь, то ли торпеда на всплытии, то ли ракета на старте. Профиль-то торпедный, у него меньше стремительности, зато есть основательность и вес. Короче, выбор места установки внес существенные коррективы в первоначальный замысел. Открытие памятника было торжественным, в лучших традициях «застольного» периода. Масса приглашенных, телеграммы, адреса, доклад, премии, банкет. Управление противолодочного вооружения и его начальник С. А. Бутов решили выжать максимум из круглой даты и представили арсенал к правительственной награде — ордену Октябрьской революции. Как водится, собраны были все визы и ходатайства. Оставалась только подпись Председателя Президиума Верховного Совета. Объявленная дата подошла, а подписи нет. Рискнули торжества начать, не дожидаясь подписи. Народ собрался. Гости приехали. Радостные восклицания. Громкий разговор. А подписи-то нет. Экскурсия по арсеналу. Неподдельный интерес. Вопросы. Ответы. А подписи-то нет. Экскурсия по Кронштадту. Усталые лица. Хочется поесть. Ни вопросов. Ни ответов. А подписи-то нет. Вечереет. Решили проводить торжественную часть. Будь что будет. Медленный доклад. В конце ведь должна прозвучать весть о награждении арсенала. Наконец, вбегают радостный и цветущий начальник 6-го отдела УПВ капитан 1-го ранга Валентин Гусаров, и все уже знают — есть подпись. У Сергея Алексеевича Бутова от сердца отлегло. Быстро все закруглили — и на банкет. Вот так организовывать и проводить юбилеи не надо. Возьмем и это на заметку. Ну, а теперь сначала.