— Привет, Терентьевич, вперед! Кизилов крутит головой:

— Будем ждать следующего рейса. Прилетает бригада Жукова из Ленинграда. Приказано их ждать.

— Но это же еще почти целый час!

— Приказано ждать.

Народ ропщет, но быстро находит выход из положения: кто-то направился в магазин, кто-то на базар. Придется «отметить» прибытие.

Местечко, до которого им осталось около десяти километров пути, называется Пристанью. Там и размещалась пристрелочная станция. А родной дом еще в трех километрах — деревня Михайловка. Коренное население — украинцы и русские. Бог весть, когда поселились здесь жители. Со столыпинских времен, не иначе. Добротные дома, плотные деревянные заборы, высокие «крепостные» ворота. Почти все жители — торпедисты, а теперь еще и потомственные: Горбачевы, Черногоры, Жарковы, Сидельниковы, Сурковы, Фомины, Гайдуковы, Марковы, Дзюбы. Опередим наших героев, они уже не спешат, они почти дома. Двинемся на пристань самостоятельно. Перед въездом в поселок — мемориал у могилы Пржевальского, великого русского путешественника и разведчика. Не предполагал он, что его могилу в центре Азии наиболее часто будут посещать торпедисты с флотов, конструкторы и испытатели подводного морского оружия, отдыхающие из окрестных санаториев «Тамга» и «Джеты-Огуз» и альпинисты перед штурмом гор, среди которых величественный и таинственный «Хан-Тенгри», на границе с загадочным Китаем. Вот куда забрели российские торпедисты по стопам своего соотечественника. Не мог он предполагать и того, что народная молва сделает его отцом вождя всех времен и народов Иосифа Сталина из-за поразительной внешней схожести. Местная легенда не исторического, а самодеятельного характера утверждает, что где-то когда-то пересеклись пути Пржевальского с матерью Сталина и родила она от него это революционное чудо. Посетители мемориала внимательно вглядываются в бронзовый лик путешественника, уточняют на огромной могильной плите даты его рождения и смерти, вспоминают другие даты и, если не верят всему этому, то и не спорят. Мало ли что в жизни бывает, не от сапожника же произошел этот злой гений. Очередной аргумент в пользу славной легенды: райское место не может быть без легенд…

С тех пор Иссык-Куль обмелел и ушел от могилы, которая когда-то была на самом берегу. Полюбовавшись озером и помянув отца вождя и его сыночка, посетители могут спуститься по крутому обрыву к поселку. Здесь путь им преграждает небольшая речушка Карасуйка, точнее Кара-Су, что значит в переводе с киргизского «Черная вода» Здесь этих черных вод, как в России Черных речек. С обеих сторон Карасуйки у моста разместилось местное Сити: тройка магазинов, почта, сберкасса, Союзпечать и столовая. Здесь за умеренную плату пышная хохлушка отвалит вам полную тарелку киргизского лагмана, что-то вроде лапши с мясом. Правда, лапша ручной выделки треугольной формы, а в качестве мяса — исключительно баранина. Лагман можно запить горячим зеленым чаем по-киргизски — с молоком — и двинуться в поселок. Да, если вы книголюб, то загляните в книжный магазин — здесь можно купить дефициты Фрунзенского книжного издательства. Пройдя немного по поселку, мы упремся в шлагбаум, делящий его на вольную и служебную части. Здесь конечная остановка автобуса из Пржевальска, и поэтому народ, не имеющий отношения к пристрелке торпед, далее допущен не будет. Всех, имеющих право на проход, постовой знает не только в лицо, но и по имени или имени-отчеству в зависимости от служебного положения. Чуть подальше — еще шлагбаум, отделяющий поселок от завода. Далее режимная территория. Вот и прибыли мы, дорогой читатель, туда, где завершается строительство отечественных тепловых торпед. Филиал Алма-Атинского торпедного завода на киргизской территории. И здесь не без легенды: обиделось какого киргизское руководство города Пржевальска, что мало средств дает им в бюджет города пристрелочная станция. Последовала бумажная карусель: Пржевальск-Фрунзе-Алма-Ата-Москва на тему: кто и когда разрешил строить пристрелочную станцию на жемчужине Киргизии, озере Иссык-Куль. И крутилась бы эта карусель очень долго, пока не обнаружили бы в ней небольшой листочек серого от времени цвета под названием: «Распоряжение №… 1943 год» и подпись — И. Сталин. И хотя на дворе давно были семидесятые годы, распоряжение возымело действие. Потому, мол, городское руководство зауважало предприятие, о котором, оказывается, знал лично сам вождь. Стоит директору пристрелочной станции намекнуть городским властям, что приезжает на Иссык-Куль большая комиссия во главе с самим адмиралом Павлом Григорьевичем Котовым, как мигом в живописном предгорье разворачивалась киргизская юрта ослепительно белого цвета и соответствующее начальство предстояло перед его очами, замирая в полупоклоне. И хотя на Иссык-Куле тогда проводилось много опытно-конструкторских работ по морской тематике, такие посещения не нарушали уникального феодально-патриархального быта, царившего здесь. Летом вкрапливалась в него суета и вольница командированной научной братии, включающей редкие рыбалки и валящие с ног парилки. И как без этого, если процесс работы почти непрерывен, стрельба торпедами — немедленно по готовности, анализ результатов — до бесконечности. А что касается бытовых ежедневных радостей, то это исключительно пончики в заводской столовой изготовления Раисы Ивановны, старейшей буфетчицы. Мастерит она их классно, пальчики оближешь. Командированные берут их на завтрак по несколько порций в зависимости от кондиций, кто с повидлом, кто со сметаной. Ну а на ужин — иссык-кульская уха, если рыбалка была удачной. Рыба в озере из отряда карповых — чебак с чебачком. Чебачок помельче и питается водорослями. Чебак покрупнее, начинающий хищник. Предпочитает личинок и моллюсков. Но это уже рыбацкие детали…

А вот и автобус с нашими торпедистами и бригадой спецов Леонида Михаиловича Жукова. Веселые и поющие. День прибытия не в счет, даже у финансистов.

Это они о своей торпеде ДСТ. Пройдет время и для нее не станет хватать размеров озера на прямой ход и научат ее выписывать «коробочки», накручивая на винты километры. А что касается наших торпедистов, прибывших из Севастополя, то им следует поторопиться. Их уже ждут великие дела…

Виктор Костюченко возвратился из Севастополя на третий день после приезда своей бригады. Не заходя домой, он завернул на службу. Руководитель военной приемки Юрий Павлович Головань поджидал его с нетерпением. Костюченко доложил:

— Все, Юрий Павлович. Стрельба торпедами 53–65К со всех классов надводных кораблей завершена без замечаний. Мне бы пару дней..

— Молодец, Виктор Николаевич! Родина тебя не забудет. Срочно собирайся на Север, в Мурманск. Есть шифровка из УПВ. Нужно приготовить две-три торпеды 53–65К для проведения испытаний на подрыв льда. Будет учение с фактической стрельбой. Схемные изменения подработаны и согласованы с промышленностью. На, познакомься.

— Юрий Павлович! Да я еще дома не был. А бригаде необходимо картошку убрать.

— Убрали уже, не беспокойся. Комсомольцы помогли. — А я?

— Что ты? Продпаек на двадцать рублей получаешь? Получаешь. А картошку Галина Степановна уберет. Мы ей поможем.

— Пусть Олег Анатольевич Чабаненко слетает. Засиделся, небось.

— Олег с бригадой давно во Владивостоке. Готовит торпеды 65–73 для госиспытаний подводных лодок.

— Ну, Иван Константинович Рябинин пусть выручит.

— Иван улетел с бригадой специалистов на Балтику. Костюченко махнул рукой и вышел из кабинета:

— Пойду готовиться. «Нужно не забыть захватить с собой бутылочку местного бальзама „Арошан“. Обещал привезти Володе Терехову. Да еще нужно не забыть облепихового масла Володе Пономареву. Или масло просили на Балтике? Толя Кукушкин? Нужно посмотреть в записной книжке». Через трое суток торпедисты из киргизской деревни Михайловки готовили торпеды на Северном флоте в Полярном: