— Он ученый и, естественно, атеист, — вмешался Гермес.

— Это мой сознательный выбор, — объяснил я. — Может, вам станет легче от того, что я стал горьким разочарованием для своей матери — ирландки-католички. — Несмотря на все усилия, в моем голосе чувствовались оборонительные нотки.

Наступило молчание, затем Франческа заговорила с напором, которого я раньше в ней не замечал.

— Наука объясняет не все. В жизни есть много таинственного.

— На этот раз Франческа права, — улыбнулся Гермес приятной, открытой, почти детской улыбкой. Трудно было не доверять природной теплоте этого человека.

— Вот, значит, от кого ты унаследовала свой мистицизм, — кивнул я в сторону старой дамы.

Франческа подалась вперед и с неожиданной силой схватила меня за руку.

— Ошибаетесь! Она унаследовала мистицизм от моего мужа. Джованни был мистиком. Я же храню тот малый остаток веры, который еще есть во мне, для своей коллекции открыток с изображением святых.

Она отпустила мою руку. Острые ногти оставили на коже отметины.

— Джованни был магом, ясновидцем, — добавил со вздохом Гермес, и на мгновение между стариками установилось что-то вроде странного перемирия, словно в комнату вошел сам Брамбилла-старший.

Изабелла поспешно отвернулась от окна.

— Поосторожнее, бабушка. Я оберегаю Оливера от наших темных семейных тайн. Не хочу, чтобы он подумал, что мы все с приветом!

— Так оно и есть, — сказал Гермес, и они с Изабеллой рассмеялись.

Франческа, не обращая на них внимания, посмотрела на меня.

— Оливер, это Египет. У меня есть мой Бог, но существует бесчисленное множество других. И иногда происходит так, что самые здравомыслящие люди попадают в сети необъяснимого. Как моя внучка со своими поисками невозможного.

— Уверен, она найдет астрариум, — заключил Гермес.

Пророческое самодовольство, с каким он это сказал, вызвало у меня раздражение. Похоже, и Франческа почувствовала то же самое.

— Хотя, с другой стороны, поиски Изабеллы всего лишь метафора, — быстро произнес я, опережая старую даму.

— Какая метафора? — спросила она и криво усмехнулась.

— Таким образом она пытается понять, кем является на самом деле.

Установилось неловкое молчание, и я понял, что угадал правду. Моя догадка нашла отклик у всех, кто присутствовал в комнате.

Первой в бой снова рванулась Изабелла.

— Никто из вас не понимает, насколько это важно! — Она разозлилась, что с ней разговаривали как с маленькой, и принялась расхаживать по зимнему саду. — Предположим, будет доказано, что Антикитерский механизм мог показывать орбиты планет и положение Солнца. Таким образом, будет доказано: древние греки знали, что Земля не является центром Вселенной. Теперь вообразите, что я отыщу более древний прототип — скажем, вавилонский или египетский — с теми же функциями. Мое открытие сразу же изменит наши взгляды на античность! Не только на древнюю инженерию. Существование подобного устройства заставит по-новому посмотреть на древнюю навигацию и существенно отодвинет от нас дату изобретения астролябии. Я смогу доказать, что темные века[5] были темнее, чем мы себе представляем. И не только это: астрариум способен дать ответы на многие другие вопросы. Это станет находкой всей моей жизни.

— Совершишь ты открытие или нет, нырять в бухту глупо, — категорически заявила Франческа. — И не только из-за погоды. Рано или поздно ты попадешь в неприятности. Куда бы мы ни направились, за нами следят: военные, тайная полиция, друг, которому ты привыкла доверять.

— Ваша внучка — опытный человек. С ней ничего не случится. — Гермес поднял руку, стараясь успокоить матрону.

Франческа намеренно отвела глаза.

— Здесь всем что-нибудь угрожает. Каждый видит в ближнем шпиона. Внешне мы приветствуем политику открытых дверей Садата, но инфляция приводит всех в отчаяние. Не забывайте, мы для всех олицетворяем старый порядок. Будь осторожна, внучка. Не обольщайся — за тобой присматривают и только и ждут, чтобы ты совершила ошибку.

— Я знаю, как о себе позаботиться! — отрезала Изабелла. — И к тому же при погружении меня будет сопровождать мой сильный, мужественный супруг.

Изабелла сжала пальцы и сунула мне в руку маленький горячий кулачок. Прощение.

Я улыбнулся Франческе, но та ответила враждебным безразличием.

— Оливер, нелепо надеяться, что нефтяные деньги вас защитят.

Вернувшись на виллу, я прилег на кровать и стал смотреть, как порывисто, с присущей ей деловитостью раздевается Изабелла. Одежда словно раздражала ее, и она спешила поскорее от нее избавиться. Ее движения были одновременно забавными и эротичными, и мне нравилось наблюдать, как она словно сражается с собственной женственностью.

Я подхватил отброшенный чулок и подал ей.

— Где ты познакомилась с чиновником, которого собираешься взять на погружение?

— На лекции во Французском археологическом обществе.

— Он может работать на кого угодно. Почему ты не хочешь заручиться поддержкой официальной археологической группы?

— И позволить украсть из-под носа десять лет поисков? Амелия Лингерст и так уже подозревает, что я погружаюсь ради астрариума. Ходит слух, будто она не сомневается, что я близка к открытию. Она пойдет на все, чтобы наложить на него лапы. — Изабелла осталась только в бюстгальтере и трусиках.

Амелия Лингерст была наставницей моей жены, когда та училась в Оксфорде, но сильно потеряла в глазах ученых после публикации противоречивой работы о таинственной жрице богини Исиды, которая, по ее уверениям, жила во времена тридцатой династии, в правление фараона Нектанеба II. Противоречие заключалось в том, что не было почти никаких свидетельств о существовании такой жрицы. Тем не менее Изабелла продолжала с доверием относиться к англичанке, пока окончательно не рассорилась с ней на втором курсе. Она никогда не говорила мне, что послужило причиной их разрыва.

— Ты когда-нибудь прекратишь волноваться? — В голосе Изабеллы послышалось нетерпение. — У владельца катера, двоюродного брата Фахира, есть друзья в береговой охране.

— Дорогая, если вас поймают, то посадят в тюрьму и Фахира, и его кузена. А для тебя это будет означать конец работы в Египте. — Я старался говорить как можно осторожнее, чтобы избежать новой ссоры.

— Нас не поймают. Я не собираюсь поднимать на поверхность огромную статую — только маленький бронзовый артефакт. К тому же твоя работа намного опаснее моей.

— Моя работа — законная разведка нефти.

— Поздравляю. И тем не менее риска у тебя хоть отбавляй.

Она была права — я лукавил. Компания неизменно посылала меня в опасные места или туда, где не прекращались политические беспорядки. Но мое присутствие было по крайней мере санкционированным, а не нелегальным. Мне бы не хотелось, чтобы Изабелла запуталась в ненадежном лабиринте египетской бюрократии. Это могло пагубно сказаться и на ее, и на моей карьере.

— Если отложишь погружение на несколько дней, могу попробовать достать через компанию «Геоконсалтанси» дополнительный гидролокатор, — предложил я.

— Оливер, вопрос не обсуждается! — прервала меня Изабелла. — С судном все устроено, погружение состоится завтра. Больше тянуть нельзя.

В ее тоне было столько обреченности, что я мигом вышел из состояния апатии и, напрягшись, несколько мгновений смотрел на нее, ничего не понимая. Затем в голове шевельнулось полузабытое воспоминание.

— Надеюсь, речь идет не о том предсказании? Ты же понимаешь, что это совершеннейшая чепуха!

Мы спорили по этому поводу много раз, начиная с нашей первой встречи на Гоа. Тогда Изабелла только что посетила мистика, который наговорил ей всякой ерунды и среди прочего составил астрологический гороскоп, в котором было указано не только время ее рождения, но и дата смерти. С годами она все больше верила в правильность предсказания, сколько я ни пытался ее разубедить. Изабелла не назвала мне роковой даты, но, судя по ее паническому настроению, этот день приближался. Она сердито отстранилась.