— Постойте, я наблюдал его пришествие в катакомбах. Как это было устроено?
— Почему вы решили, что все было устроено?
Я не ответил. Мысль, что Сет являлся в самом деле, сильно тревожила.
— Игры Гермеса и его приятелей — опасное занятие. Они вызывают тайные силы зла. Гермес все еще пользуется влиянием и, как в свое время Джованни, сколотил вокруг себя небольшой кружок приверженцев.
Я вспомнил похожую на Изабеллу молодую женщину. Гермес, должно быть, привлек ее из-за ее сходства с моей женой — знал, что я неизбежно пойду за ней следом.
— Надо учитывать, — продолжала Амелия, — когда собираются единомышленники, их желания и воля сливаются. Одно это уже могучая сила — энергия, которой часто пользуются харизматические политические лидеры. Вспомните Гитлера, Сталина, Мао — это были личности, способные зажечь одновременно сотни тысяч людей. Юнг тоже верил в возможность массового гипноза, алхимию веры. Итак, Оливер, я дала психологическое объяснение, которое вам удобнее и проще принять.
— Мне предстоит умереть через… — я посмотрел на настенные часы, — шестнадцать с половиной часов. Поэтому в данный момент трудно ожидать, что что-то может улучшить мне настроение. — Я язвительно рассмеялся, остальные мрачно промолчали. — Что скажете о Хью Уоллингтоне? На кого он работает? Он участвовал в обряде, когда хотели меня запугать?
— Участвовал. Гермес вел опасную двойную игру. Он боится Уоллингтона, но Уоллингтон ему нужен в качестве Гора. Думаю, он рассчитывает обойти Уоллингтона и завладеть астрариумом. Бедняга, у него ничего не получится. Уоллингтон слишком силен. Не сомневаюсь, что он заключил сделку: после того как Маджед воспользуется астрариумом, артефакт должен перейти к нему. Посмотрим правде в глаза: если Маджед получит астрариум, последствия будут ужасными — страна окажется в хаосе и тьме и под диктатурой принца погрязнет в бедности. Даже сам Сет не смог бы нанести Египту большего урона. Уоллингтон мечтает переписать библейскую историю. Как ученый он очень честолюбив. И хочет обрести бессмертие — но не такое, какого добиваются Гермес и Маджед.
Мы вздрогнули, услышав стук в дверь. Амелия кивнула, и Фахир пошел узнать, в чем дело. Слышно было, как он с кем-то говорит по-арабски. Через минуту он вернулся.
— Гермес Хемидес совершил самоубийство. Повесился в камере.
Я закрыл лицо руками.
— Господи Иисусе!
Амелия дотронулась до моей руки, и прикосновение ее прохладной ладони подействовало ободряюще.
— Оливер, сосредоточьтесь, нам надо спешить. Ваше время на исходе.
44
Я послал Фахира к себе на квартиру с письмом для Мустафы, сообщив заранее согласованное кодовое слово. Он вернулся с астрариумом, как мне показалось, через несколько минут. Амелия осторожно распаковала артефакт, и я увидел на ее лице такое же благоговение, как у Гермеса, когда тот впервые увидел устройство, — религиозный восторг. Но мгновение спустя она вновь превратилась из верующей в ученого. Воспользовавшись чем-то вроде зубоврачебного щупа, она толкнула дно, и, к моему удивлению, оно сместилось в сторону. Амелия аккуратно его сняла и стала разглядывать в увеличительное стекло.
— Как я и думала.
Она предложила лупу мне. На крохотной панели были ясно различимы иероглифы и штриховой рисунок. Я узнал символы Осириса, бога-солнца Ра и Тота.
— Это «Амдуат», — объяснила Амелия. — Карта загробного мира, которая помогает усопшему превратиться в «подготовленную душу» и перенестись в чертог Осириса — ранний прототип чистилища, — а затем в поля Хетеп. Весь путь занимает двенадцать часов и является отражением путешествия Ра, или Солнца, между восходом и закатом. Карта демонстрирует, как душе умершего следует перемещаться с востока на запад вдоль пересекающего внутреннее небо голубого русла. Затем обратно с запада на восток по черной тропе внешнего неба. Наконец душа превращается в звезду на небе рядом с богом Тотом. У меня есть подозрение, что эта конкретная карта не просто аллегория, а умышленная дымовая завеса. Я уже встречалась с подобной уловкой на обратной стороне ручного зеркала, найденного в гробнице дяди Нектанеба.
Амелия достала из кармана рубашки Фахира зажигалку, откинула крышку и поднесла пламя к металлической поверхности. Я в ужасе схватил ее за запястье.
— Надеюсь, вы знаете, что делаете…
Она улыбнулась и стряхнула мою руку.
— Дорогой мой, конечно, понятия не имею. В нашей работе всегда десять процентов фактов и девяносто — догадки. Но в любом случае огонь ничему повредить не может.
Когда поверхность почернела, проступили линии другого рисунка. Я услышал, как рядом охнула Амелия. Словно причудливое дерево с тонкими ветвями, появились явственные контуры Нила. Внизу Асуан, наверху древний город Мемфис, в середине города Луксор и Фивы — маленькие бледные точки на миниатюрной карте. На металле был выгравирован путь от Александрии вдоль побережья до Марса-Матруха, затем линия поворачивала на юго-запад и вела в глубину суши, к ливийской границе.
Амелия несколько раз кивнула. Я заметил, что ее глаза слегка затуманились.
— Значит, его в самом деле убили. Это истинная карта. Ее нанесли позднее — наверное, после смерти фараона. Она показывает, какой путь проделала мумия Нектанеба, пока ее не захоронили в тайной гробнице. Убийцы не оставили бы его непогребенным — это бы означало навлечь на себя гнев богов. Оливер, мы наконец разгадали загадку исчезновения Нектанеба.
— Но чем эта карта поможет мне?
— Ваша миссия — вернуть астрариум его законному владельцу, вложить его в руки мумии Нектанеба. Душа устройства сольется с душой фараона, и механизм остановится, а может быть, вообще перестанет существовать. Это единственная надежда уберечь Египет от бед. И ваше искупление, Оливер, тоже.
Я посмотрел на закопченную карту, и она показалась мне пугающе эфемерной — серебристым рисунком туманной мечты. Мне все еще трудно было до конца поверить в силу астрариума, но я попал в сети чар стрелки смерти и тихого назойливого тиканья механизма. И, как горько себе заметил, мое так называемое неверие ни от чего меня не спасло, и я оказался втянут в самую гущу развернувшихся вокруг астрариума событий. Надо отбросить сомнения — я видел: Амелия верила, что астрариум способен натворить бед, если попадет в плохие руки. И я ничего не терял, если бы решил ей довериться. Согласившись с ее планом, я сознательно шел на риск: ведь никому не известно, остановит он механизм или нет. А согласно астрариуму, мне оставалось жить считанные часы.
— Следуйте карте, — продолжала Амелия. — Мумия Нектанеба лежит где-то в оазисе Сива неподалеку от ливийской границы. Эти указания не только демонстрируют путь мумифицированного трупа фараона, но являются также путеводителем по двенадцати ступеням следования к загробному миру.
Я поднял глаза и посмотрел на Фахира. Он понял меня, затушил сигарету и сказал:
— Друг мой, Египет полон тайн. Здесь граница между одушевленным и неодушевленным пролегает совсем не там, где на Западе. В нашей земле свои духи. Но это вовсе не новость.
— Если я соглашусь ехать, вы будете меня сопровождать?
Фахир взглянул на Амелию, и та ответила за него:
— Фахира отзывают. У него другое, не менее важное задание. Вашим спутником и защитником стану я.
Фахир ободряюще похлопал меня по плечу.
— Она знает регион лучше, чем кто-либо другой, и, хотите верьте, хотите нет, больше боец, чем я.
У меня был явно встревоженный вид, но Амелия не обратила внимания и, аккуратно вдвинув крышку в основание механизма, сказала:
— Важно, чтобы, прежде чем мы тронемся, вы осознали символику путешествия.
— В том смысле, что душа усопшего подвергается моральным испытаниям и мукам, прежде чем попадает в загробный мир? Что-то вроде судного дня?
— В час первый бог-солнце Ра вступает в область Ахет — западный горизонт, лежащий между днем и ночью. Дух умершего его сопровождает. В часы второй и третий Ра и дух путешествуют по водам Осириса, известным также как царство Вернес. Часы четвертый и пятый проводят в пустынном месте Сокар. На пятый час дух обнаруживает гробницу Осириса, которую узнает по возведенной над ней пирамидой. Под гробницей скрывается огненное озеро.