Эта высшая честь, которой может удостоиться смертный, обычно оказываемая только царственным особам, подкрепляет гипотезу, что Банафрит была младшей сестрой Нектанеба. Есть также веские доказательства того, что она была его любовницей. Можно даже сказать, любовью всей жизни.
Найденные на стене иероглифы описывают предвидение Банафрит. Ей привиделось Ба Нектанеба II, заключенное в гробнице и не имеющее сил вылетать из нее и влетать обратно, что навечно лишало фараона загробной жизни. Возможно, Банафрит — превосходный стратег, раз она добилась своего могущественного положения, — получила сведения о готовящемся заговоре убийц и таким метафорическим способом предупреждала фараона об опасности. Еще иероглифы упоминают о небесном ящике, уже ставшем легендарным во времена Нектанеба II благодаря своей способности творить волшебство на море, в небесах и на земле. Банафрит разыскивала его, полагая, что именно он устроит судьбу и будущее любимого фараона. Далее письмена настолько повреждены, что с трудом поддаются переводу, но в следующем абзаце говорится о последователях или распространившемся культе харизматичной жрицы. Полагаю, мне удалось обнаружить неоспоримые свидетельства того, что этот культ просуществовал до эпохи Клеопатры, которую могли отождествлять с Банафрит.
Так вот где кроется связь, подумал я, совершенно не понимая, что за этим может стоять. Затем перелистал оставшиеся страницы, большинство которых было посвящено культу Исиды и рассуждениям об отношениях между Банафрит и Нектанебом — как она поддерживала его на троне и оберегала от опасностей.
Интересный факт, что сам Нектанеб обрел бессмертие благодаря переводу древнего манускрипта «Сон Нектанеба», в котором он слышит во сне, как бог войны Онурис жалуется на то, что не достроен его храм. Когда Нектанеб просыпается, он тут же созывает жрецов, которые сообщают ему, что храм завершен, не хватает только иероглифов. Фараон нанимает лучшего резчика, некоего Петеса. Но того от выполнения задания отвлекает красавица, имя которой звучит как «благородная Хатор». Хатор была богиней любви и винопития, но еще олицетворяла разрушение. На этом текст обрывается, и поэтому нам не суждено узнать, как рассерженный Онурис поступил с фараоном. Думаю, его гнев способствовал отречению Нектанеба от престола и его последующему исчезновению. И еще считаю, что внезапно оборвавшийся текст может говорить о том, что писец был убит, потому что кто-то не хотел, чтобы он закончил работу и поведал историю до конца…
Затем следовала фотография саркофага и объяснение, что это пустой гроб Нектанеба II, потому что мумия фараона теперь находится в Британском музее.
Я лениво разглядывал фотографию и недоумевал, почему археологическое сообщество встретило статью Амелии Лингерст в штыки. Мне она показалась вполне безобидной: язык легкий, легенды и мифы изложены в виде достоверного рассказа. Гипотеза не вполне доказательна, но этого недостаточно, чтобы погубить научную карьеру автора. Меня заинтересовало упоминание о небесном ящике. Изабелла, должно быть, провела связь между ним и ее астрариумом. Я вздохнул: какова же во всем этом моя роль? Я понимал, что следует прислушаться к своей интуиции и попытаться понять, что же на самом деле представляет собой этот артефакт. Но делать это следует быстро — и не только ради собственной безопасности. Нельзя допустить, чтобы астрариум попал в плохие руки.
За окном потемнело — я и не заметил, как наступил вечер. Я покосился на астрариум, все еще освещаемый светом лампы. Он отбрасывал тень, в которой безошибочно угадывался силуэт женщины в платье, высокой и величественной. Затем пугающе медленно тень превратилась в профиль, и я ясно увидел полные губы и нос с горбинкой.
На улице залаял Тиннин, наша сторожевая собака. Послышался топот ног бегущего человека. У меня екнуло сердце. Я весь напрягся, приготовился защищаться. Звуки смолкли. Когда я повернулся к астрариуму, тени больше не было. Неужели я ее вообразил?
12
На следующее утро я должен был явиться в контору адвоката семьи Брамбилла для слушания завещания Изабеллы. Потеряв однажды астрариум, я решил больше не выпускать его из виду. Упаковал в рюкзак и повесил на плечи. А перед тем как уйти, спрятал рисунок Гарета в глубине книжной полки, вложив в пыльный и неприглядный на вид том пособия по бухгалтерскому учету.
Адвокатская контора «Попнилоголос и сыновья» находилась в банковском районе города, в двух зданиях от штаб-квартиры Александрийской нефтяной компании. С ужасом предвкушая новую встречу с Франческой Брамбилла, я толкнул тяжелую медную дверь. Секретарь Попнилоголоса проводил меня в кабинет адвоката.
— Я рано?
Тяжелый дубовый стол был окружен стопками сложенных у стен документов. В середине стояли два зловеще пустых стула, словно декорации, ждущие, когда актеры вдохнут в них жизнь. Я переступил через гору папок и направился к одному из них.
— Не беспокойтесь; мадам Брамбилла, как всегда, опаздывает. Она считает это своим неотъемлемым правом. — Мистер Попнилоголос, элегантный мужчина лет пятидесяти пяти, с зачесанными назад волосами, одетый, несмотря на выступающие на лбу капельки пота, в безукоризненный черный костюм с синим галстуком, предложил мне сигарету, от которой я отказался. Он выдвинул верхний ящик шкафа, плотно набитого документами.
— Брамбиллы… гм… Боюсь, состояние вашей жены не очень велико. Я слышал, Сесилия приезжала на похороны?
Я утвердительно кивнул, и ободренный адвокат продолжил:
— Удивительная женщина! Мы все смотрели на нее с вожделением, но сделать предложение решился один Паоло. Ничего не боялся, кроме своего отца Джованни. Необычный человек и в то же время опасный. — Адвокат повернулся, прижимая к груди папку с документами. — Вот. Завещание синьоры Изабеллы здесь. — Он расположился у стола и горестно вздохнул. — Какая трагедия! Ужасно! Странное совпадение: ваша жена приходила повидаться со мной за неделю до смерти. Я еще удивился. Клиенты обычно вспоминают о завещаниях, когда становятся старше, а не в двадцать с чем-то лет, когда пышут здоровьем. — Он взглянул на меня и, видимо, подметил мелькнувшее на моем лице выражение. Я знал, что Изабелла готовилась к смерти, но был поражен тем, насколько далеко она зашла. Адвокат тем временем решительно продолжил: — Я был рад ей послужить, и, как оказалось, ее предусмотрительность была вполне уместной. Вы в курсе, что после смерти Джованни Брамбилла оставил дом внучке? Это по крайней мере формально означает, что Изабелла была домовладелицей бабушкиной виллы. А теперь, вероятно, вы. Удивительно! — Попнилоголос улыбнулся, и у меня сложилось впечатление, что он испытывает некоторое злорадство.
Прежде чем я успел задать хоть какие-то вопросы относительно удивительной новости, секретарь объявил о приходе нового посетителя.
— Легка на помине, — подмигнул мне адвокат и пошел открывать дверь.
Франческа Брамбилла устроилась на стуле и застыла, выпрямившись и вцепившись в сумочку из крокодиловой кожи, словно та могла преградить дорогу урагану.
— Вам удобно, мадам? — поинтересовался юрист.
— Насколько это возможно в таких противоестественных обстоятельствах. Вы должны были зачитывать мое завещание, а не завещание внучки, — ответила старая дама.
Я попытался встретиться с ней взглядом, но она едва замечала мое присутствие.
— Жизнь непредсказуемо трагична. Уж мы-то, александрийцы, это знаем, — ровным голосом проговорил Попнилоголос и повернулся ко мне. — Месье Уарнок?
— Можно начинать.
Адвокат прокашлялся и начал чтение:
— «Я, Изабелла Франческа Мария Брамбилла, завещаю все свое состояние, включая виллу семьи Брамбилла, книги, исследования и коллекцию артефактов, моему мужу Оливеру Патрику Уарноку. Моей бабушке я оставляю драгоценности, унаследованные после смерти отца. Дата — 22 апреля 1977 года».
