— Вы можете говорить, что хотите, мистер Грант, но пока апостол Павел проповедует это учение, я буду его придерживаться. А уж он, наверное, осведомлён несколько лучше вас.

— Апостол Павел не учит ничему подобному! Он проповедует именно то, о чём я сейчас говорил. И говоря об усыновлении, он имеет в виду, что люди, рождённые сынами, наконец–то становятся подлинными сынами Бога, в настоящем смысле этого слова.

— Да как вы смеете рассуждать о том, что имел, а чего не имел в виду сам святой апостол!

— А вы что, мисс Кармайкл, полагаете, что Бог дал нам Евангелие как несмысленным дурачкам? Разве можно достойно и истинно принять слово, если не понимаешь его сути? Оно и даётся нам затем, чтобы мы поняли его, хотя бы отчасти. Без этого оно теряет всякий смысл. По воле и заповеди Господа я просто обязан понять то, что Он мне говорит. Он призывает меня увидеть праведность Своего Слова, потому что, поскольку заповеди Его истинны, я должен обладать способностью понять и осознать их истинность. Именно в надежде увидеть то, что Он хочет мне показать, я каждый день читаю свой Новый Завет. Я читаю его по–гречески, но не нужно даже знаний греческого языка, чтобы увидеть, что именно Павел имеет в виду, говоря о так называемом усыновлении. Надо только повнимательнее вчитаться в его слова с намерением понять, что хочет сказать Павел, а не пытаясь выискать в них учение того или иного доктора богословия. О каком усыновлении идёт речь в Послании к галатам? Об усыновлении сынов и наследников Отца, которые ничем не отличаются от рабов, покуда не станут Ему подлинными и полноправными детьми [20]. А ещё в одном отрывке Павел тем же самым словом говорит об искуплении тела, о том, что однажды оно перейдёт в иной высший порядок вещей, обретя высшую природу и войдя в свой новый дом, единственно подходящий подлинным сыновьям и дочерям Господа, где мы перестанем быть странниками и пришельцами и станем, наконец, тем, кем были сотворены, детьми в Божьей семье [21]. И если кто–то станет проповедовать учение апостола Павла так, как будто слушающие его люди не являются по рождению, по самой своей природе, по самому своему существу детьми Божьими, как будто они могут какими–то прошлыми или будущими поступками нарушить эту вечную связь детей со своим Отцом, то такой проповедник пришёл от лукавого, а не от Павла или Христа. Неужели вы не видите, миледи, — продолжал Донал, поворачиваясь к Арктуре, — что всё зло как раз и заключается в том, что Он — наш Отец, но мы отказываемся быть Его детьми? Чтобы восполнить даже самые первые человеческие нужды, мы должны быть Его детьми и разумом, и сердцем, и телом, и душой, и духом, в послушании и надежде, в радости и в любви. Мы должны принадлежать Ему без остатка, больше, чем можно выразить языком, помыслить или возжелать. Только тогда совершится наше творение, только тогда мы станем тем, кем были задуманы. Именно для этого нас и притесняют со всех сторон!

Он замолчал. Мисс Кармайкл несколько смутилась, почувствовав его умственное превосходство, но сердце её так и осталось незатронутым. Она ни разу не чувствовала в душе жажды по сердечной близости с Богом, которая не даёт нам покоя и вновь и вновь заставляет простирать руки в надежде прикоснуться к Отцу. Но тут, воодушевлённая сенью Господнего присутствия, заговорила леди Арктура:

— Как я надеюсь, что вы говорите правду, мистер Грант! — сказала она с тоскующим, мечтательным вздохом.

— Вот именно, надеетесь! — воскликнула мисс Кармайкл. — Что ж, мы все надеемся на лучшее, но ведь от Божьего Слова отступать нельзя!

— Я говорил только о том, что сказано в Его Слове, — ответил Донал.

Но Арктура, словно не слыша ни того, ни другого, продолжала: — Ах, если бы это была правда! — почти умоляюще промолвила она. — Тогда всё на земле встало бы на свои места!

— И не только на земле, миледи, — откликнулся Донал, — но и в человеческом сердце, которое будет бесконечно стенать и взывать к Отцу, пока не воссоединится с Ним навсегда.

Он приподнял свою шапочку и хотел было уйти, но мисс Кармайкл остановила его.

— Ещё одно слово, мистер Грант, — сказала она. — Ни один человек, придерживающийся подобных взглядов, не может с чистой совестью стать священником Пресвитерианской церкви Шотландии!

— Скорее всего, вы правы, — поклонился Донал. — Всего хорошего!

— Благодарю вас, мистер Грант, — сказала Арктура. — Я действительно надеюсь, что вы правы.

Когда Донал ушёл, дамы молча пошли дальше вдоль по аллее. Наконец мисс Кармайкл заговорила:

— Ну что ж, должна признать, что из всех самонадеянных молодых людей, с которыми мне, к несчастью, до сих пор приходилось встречаться, мистер Грант без труда получает пальму первенства! Поразительная самоуверенность! И какое высокомерие! И как дерзко говорит!

— А вы уверены, София, что это действительно самонадеянность? — спросила Арктура. — Быть может, это искренняя убеждённость заставляет его говорить так решительно и смело?

— Он проповедует лживые учения! Он противоречит всему, что говорят и учат благочестивые христиане многих поколений! Да это же ясно, как Божий день: он полностью заблуждается!

— А что, если через него Бог посылает новый свет, чтобы осветить умы Своего народа?

— Для меня достаточно и того света, что уже есть, премного благодарю!

— А вдруг Бог считает, что этого света недостаточно? А вдруг Он послал мистера Гранта, чтобы тот обратился с Его Словом к вам и ко мне?

— Что за чепуха! Какой–то неотёсанный студентишка из даурсайдской долины!

— И всё равно я надеюсь, что он прав! В конце концов, даже из Назарета Галилейского однажды вышло что–то доброе! [22] Наверное, нет такого места и такого человека, которого хоть кто–нибудь да не презирал!

— Арктура! Неужели он и вас заразил своей ужасающей непочтительностью?

— Если он действительно послан к нам Иисусом Христом, — тихо ответила Арктура, — то вы приняли его именно так, как ему следует ожидать. Ибо всякий ученик должен быть похож на своего учителя.

Мисс Кармайкл резко остановилась. Лицо её пылало, и когда она заговорила, слова её звучали холодно и жёстко.

— Мне очень жаль, леди Арктура, — сказала она, — что нашей дружбе суждено так неожиданно прекратиться. Но она не может не прекратиться, если вы говорите подобные вещи подруге, которая уже столько времени пытается сделать всё возможное, чтобы просветить вас. И если таковы первые плоды вашего нового Евангелия — что ж! Помните, что написано: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» [23].

Она повернулась и решительно зашагала прочь.

— Не надо, София! — воскликнула Арктура. — Не оставляйте меня так!

Но мисс Кармайкл была уже далеко. Она быстро удалялась, и её длинная юбка взметала за её спиной сухие листья. Арктура залилась слезами и бессильно привалилась к кряжистому стволу стоящего рядом бука. Её подруга так и не оглянулась. Навстречу ей попался Донал, повернувший назад к замку. Он снова поклонился и приподнял шапочку, но мисс Кармайкл даже не взглянула на него. Нет уж, хватит с неё его дерзких ересей! Бедная Арктура!

Донал закрыл книгу и неспешно и задумчиво пошёл дальше, как вдруг порыв ветра донёс до него чьё–то приглушённое рыдание. Он поднял голову и увидел Арктуру. Она сидела и плакала, словно её отвергли, отшвырнули прочь. Он просто не мог пройти мимо и оставить её в таком состоянии. Она услышала его шаги в шорохе опавших листьев, подняла глаза, на мгновение опустила голову, а затем поднялась на ноги, слабо пытаясь улыбнуться. Донал понял её улыбку: она не хотела, чтобы он огорчался из–за того, что произошло.

— Мистер Грант, — сказала она, подходя к нему, — апостол Павел наложил проклятие даже на ангелов небесных, если те станут проповедовать иное Евангелие! Какой ужас!