С помощью крепкого железного прута Донал выдернул из двери вторую скобку и прибил её на место первой, стараясь примерять свои удары к гулким ударам молотов по камню. Затем он быстренько спустился в часовню, собрал все остатки праха, которые нашёл за алтарём, и положил их на гладкий мрамор, постарался снова придать очертания человеческой фигуры почерневшим простыням на кровати, поставил на место каменную плиту на полу в проходе, с некоторым трудом закрыл дверь часовни, покосившуюся из–за сорванной петли, и поднялся наверх.

К тому времени удары смолкли. Проходя мимо дубовой двери, Донал приложился к ней ухом и замер: внутри кто–то был! Он услышал, как хлопнула крышка секретера и в замке повернулся ключ. Вряд ли стену успели разобрать до конца. Должно быть, граф прошёл внутрь, как только рабочие пробили в ней достаточно большое отверстие. Донал поспешил подняться в спальню Арктуры.

С облегчением выбравшись из жуткой темноты, он поставил на место плоский камень, как следует закрепив его распоркой, плотно прикрыл дверные створки, задвинул нишу шкафом, как было раньше, и, подойдя к окну, решительно задёрнул занавеси. Если граф, поднимаясь по внутренней лестнице, увидит, что камень стоит на своём месте и ни в одну из щелей по его краям не будет пробиваться свет, может, он и не заметит, что его кто–то трогал? Покончив со всем этим, Донал отыскал Арктуру.

— Мне нужно обо многом вам рассказать, — сказал он, — но не сейчас. Мне не хотелось бы, чтобы граф видел нас вдвоём.

— Почему? Что в этом такого? — полюбопытствовала Арктура.

— Мне кажется, он что–то подозревает. Сегодня утром он приказал разобрать стену. Прошу вас, не показывайте ему, что вам что–то известно. Дейви считает, что граф хочет отыскать пропавшую комнату, но я думаю, что все эти годы он прекрасно знал, где она находится. Но вы вполне можете спросить его, что он задумал: вы же слышали весь этот грохот!

— Надеюсь, он не начнёт придумывать ничего несусветного. А иначе я не выдержу и выложу ему всё, что мы с вами успели обнаружить.

После обеда Дейви прибежал к Доналу и тут же принялся возбуждённо рассказывать ему о таинственной комнатке, которую его отец обнаружил за разобранной стеной. Но если это и есть та самая знаменитая пропавшая комната, сказал он, то она вовсе не стоила того, чтобы поднимать из–за неё столько шума: всего–навсего большая кладовка, в которой и мебели–то никакой нет, один старый секретер и всё!

В тот же день граф решил навестить свою племянницу. Они не виделись с того самого дня, когда он так грубо ответил на её предложение о том, чтобы попробовать поискать таинственную комнату.

— Что это вы затеяли сегодня утром, дядя? — спросила Арктура. — Такой был страшный грохот и шум! Дейви говорит, вы всё–таки задумали отыскать то, о чём мы с вами говорили.

— Ничего подобного, любовь моя, — ответил лорд Морвен. — Надеюсь только, что каменщики не испортят нам лестницу, когда будут носить вниз камни и извёстку.

— Тогда что же вы задумали?

— Да ничего особенного, милая моя девочка, — ответил граф. — Просто мы с женой, твоей покойной тётушкой, уже давно собирались убрать стенку между моей комнатой посередине лестницы и той кладовкой, что находится прямо за ней, чтобы было побольше места. Как раз для этого я и построил стену поперёк кладовки, чтобы разделить её напополам и сделать два углубления с арками — ну, и ещё затем, чтобы поддерживать потолок, когда той, другой стены не будет. А потом тётя твоя умерла, и мне уже не хотелось ничем этим заниматься. Так и получилось, что половина кладовки оказалась заделанной наглухо, и никто не мог туда войти. Но там остался старый секретер с кое–какими важными бумагами. Тогда я решил его не выносить, потому что он довольно тяжёлый; к тому же, мы всё равно хотели оставить его на прежнем месте. А теперь мне понадобились те бумаги, и нам пришлось снова сломать построенную когда–то стену.

— Какая жалость! — воскликнула Арктура. — Столько лишней работы! Но почему же вы не прорубили арки, как хотели раньше?

— Ты уж прости меня, милая, что не посоветовался вначале с тобой и не спросил, чего желаешь ты. Честно говоря, я просто не думал, что тебе есть дело до всех этих улучшений и задумок. Я ведь и сам потерял к ним весь былой интерес. И потом, я всего лишь сломал то, что построил когда–то сам; всё остальное осталось так, как было.

— Но уж если вы всё равно наняли рабочих, почему бы нам не поискать потерянную комнату? — предложила Арктура.

— Да можно и весь замок по камешку разобрать, только толку от этого не будет! И потом, может быть, и слухи–то пошли как раз из–за того, что я когда–то построил стену, отгородил часть кладовки и туда уже никто не мог войти.

— Ну нет, дядя! Ведь это было сравнительно недавно, а о потерянной комнате рассказывают уже давно.

— Может, да, а может, и нет. Кто знает? Один сказал, другой повторил, глядишь — а история–то уже и с бородой, как будто из глубины веков до нас дошла. Где доказательства того, что о пропавшей комнате рассказывали до того, как я выстроил эту несчастную стену?

— Наверняка кто–то из людей вспомнит, что о ней говорили гораздо раньше.

— Нет ничего коварнее, чем память, на которую давят досужие предрассудки, — наставительно произнёс граф, повернулся на каблуках и вышел.

На следующее утро Арктура пошла посмотреть на то, что получилось. Она открыла дверь маленькой комнатки, принадлежавшей графу. Теперь она была вдвое больше прежнего, и у стены стояло два секретера. Арктура тихонько подошла к одному из них и заглянула в боковой ящичек. Там было пусто. В тот же день она решила, что пока не будет ничего предпринимать для того, чтобы восстановить забытую часовню: это означало бы открытый разрыв с дядей. Вечером она сообщила Доналу о своём решении, и он не мог по совести сказать, что она поступает неправильно. Пока противиться графу не было никакой необходимости, но, возможно, вскоре ей просто придётся это сделать. Донал же рассказал Арктуре о том, как проник в кладовку с другой стороны, и о том, как граф случайно услышал грохот опрокинутой скамейки; должно быть, это и заставило его немедленно разломать построенную когда–то стену.

Однако о найденном письме он не сказал ни единого слова. Придёт время, и она непременно обо всём узнает, но сейчас Донал не хотел, чтобы её отношения с дядей стали ещё более напряжёнными. К тому же, вряд ли такая девушка согласится выйти замуж за такого человека, каким показал себя её кузен. Если вдруг эта опасность и возникнет, тогда он и вмешается; но разве стоит вмешиваться лишь ради того, чтобы помешать Форгу унаследовать пустой титул, не принадлежащий ему по праву? Ветвь, приносящая столь дурные побеги, должно быть, и сама является чужой, инородной, незаконно привитой к истинному стволу семьи. А если нет, то чего стоит тогда и вся семья? В любом случае, Донал знал, что перед тем, как действовать, ему непременно нужно убедиться, что он имеет на это право.

Какое–то время всё в замке было тихо. Арктура поздоровела, снова начала заниматься и стала делать немалые успехи. Она готова была трудиться ещё больше и усерднее, но Донал сам сдерживал её. Он не терпел насильственности и не хотел искусственно подстёгивать проклюнувшиеся ростки, даже если они сами изо всех сил стремились как можно скорее вытянуться вверх и принести первые плоды. Он верил, что истинный рост происходит в неспешной святости, ибо Божьи пути требуют Божьих сроков.

«В теории всё это прекрасно, но в наше стремительное время ведь юноше с такими воззрениями легко остаться позади!» — нередко говорили ему потом, когда он был уже совсем взрослым человеком и под его началом были юные, неокрепшие души.

«Что, ж — отвечал в таких случаях Донал, — тогда он останется с Богом».

«Глупости это всё! — возражали ему. — Ничего из этого не выйдет!»

«Из этого не выйдет того, к чему стремитесь вы, — спокойно отвечал Донал. — Но вселенная стремится совсем к иному».