— Вот вам, мистер Грант, всё, что я помню: после смерти жены он что–то построил неподалёку от той самой комнаты. А вот что?.. Вроде бы для того, чтобы места в ней побольше было. Правда, как может быть больше места, если построить что–то ещё, я не знаю. Но, по–моему, всё было именно так.

— А вы не сходите со мной туда? — попросил Донал. — Может, ещё что вспомните.

— Конечно, сэр. Зайдите за мной где–то в половине одиннадцатого, и сходим.

Когда в доме всё стихло, они вместе отправились в загадочную комнату, но миссис Брукс никак не могла вспомнить ничего нового. Донал стоял на месте и бесцельно оглядывался по сторонам.

— А это что такое? — вдруг сказал он, указывая на стену, за которой, как он знал, стоял старинный секретер. На ней мелом были намечены очертания двух арок. Положительно, свет всё–таки начал пробиваться сквозь тьму, и хаос постепенно превращался в некое подобие порядка. Одна арка была намечена прямо напротив той самой пустой комнаты, где Донал отыскал окровавленное письмо, другая — напротив графского чуланчика, как называли его все домашние, думая, что в нём лорд Морвен ищет уединения для размышлений и молитвы. Казалось, эти арки были задуманы для того, чтобы соединить две маленькие комнатки с комнатой побольше. Но зачем тогда было строить новую стену? Донал не сомневался, что стену действительно построили, и даже догадывался где именно. Но зачем?

— Что это такое? — повторил он.

— Где? — отозвалась миссис Брукс.

— Эти две арки.

Экономка сосредоточенно посмотрела на них, нахмурив лоб и как будто что–то припоминая.

— Сдаётся мне, — медленно проговорила она, — что тётушка как раз об этом–то мне и рассказывала. Видно, тут он и собирался сломать стену, чтобы комната была побольше. Но всё равно, был разговор и о том, чтобы ещё что–то там построить.

— Знаете что, — сказал Донал, — давайте–ка я измерю расстояние от двери до внешней стороны вот этой, первой арки… Так, теперь пойдёмте в чуланчик. Смотрите! Если взять то же самое расстояние, мы упрёмся прямо в стенку. Получается, что если прорубить вторую арку, то она откроет нам проход именно за эту стену!

— Значит, это и есть та самая стена, которую он выстроил?

— Я в этом не сомневаюсь. Только вот зачем было её строить, если он всё равно собирался прорубить арку в соседней стенке? Надо хорошенько это обдумать… Значит, говорите, это было после смерти его жены?

— Да, по–моему, да.

— И зачем ему тогда было расширять комнату?

— Ну, сэр, не таким уж он был примерным мужем. С самого начала не для неё старался, а для себя… А вот к чему ему понадобилось делать свою комнату меньше?

— Может быть, он хотел что–то скрыть, спрятать за стеной? — предложил Донал.

— Мне кажется, я кое–что припоминаю… Надо же!.. Но тогда зачем ему все эти арки?

— Но ведь он так их и не прорубил! — многозначительно произнёс Донал. — По–моему всё было так: ему нужно было выстроить стену, чтобы кое–что скрыть, навсегда убрать из виду. Но чтобы не вызвать ничьих подозрений, он объявил, что желает расширить комнату. Поэтому поперёк комнаты он выстроил стену — якобы для того, чтобы не рухнули перегородки, когда он сломает стену напротив, или, может, из соображения, что с двумя симметричными арками комната будет выглядеть гораздо лучше. А когда стена была готова, арки он сразу прорубать не стал, оттягивая всё это то под одним предлогом, то под другим, пока все об этом не позабыли. Видите, даже вы уже почти ничего не помните! Только знаете, я был за этой самой стенкой и слышал, как граф стонет и бормочет, прижавшись к ней с другой стороны.

— Боже праведный! — воскликнула честная женщина. — Меня так просто не испугаешь, но от таких дел и правда жутковато становится.

— Не хотите ли вы сходить со мной туда?

— Давайте не сегодня, сэр. Пойдёмте лучше ко мне, я вам сварю чашечку кофе и кое–что расскажу. Теперь–то я точно вспомнила, почему тётушка мне рассказывала о том, как граф строил эту стену… Знаете, мистер Грант, ведь на самом деле всё было точно так, как вы угадали!

Но войдя в комнату миссис Брукс, они с удивлением обнаружили, что в кресле у огня сидит леди Арктура — Это вы, миледи? — воскликнула экономка. — А я думала, вы спите!

— Я и спала, — ответила Арктура, — но когда проснулась и увидела, что вас ещё нет, решила спуститься сюда. Я так и знала, что вы где–нибудь вместе с мистером Грантом. Нашли что–то ещё?

Миссис Брукс вопросительно взглянула на Донала, но тот решил оставить на её усмотрение, говорить Арктуре об их последних изысканиях или пока нет.

— Мы ходили по дому, миледи, но вниз не спускались, — сказала экономка. — Думаю, нам с вами лучше предоставить это мистеру Гранту.

— Когда вы будете готовы нанять рабочих, чтобы возродить старую часовню к жизни, я буду только рад снова спуститься туда с вами, — сказал Донал. — А пока о ней лучше даже не говорить.

— Как вам угодно, мистер Грант, — ответила леди Арктура. — Давайте не будем больше об этом упоминать, пока я не приму окончательное решение. Видите ли, всё не так просто, как может показаться. Мне не хочется расстраивать дядю. Особенно сейчас, когда ему хуже, чем обычно… А теперь, миссис Брукс, не пора ли нам всем на покой?

На протяжении всех этих страшных и трудных дней в присутствии молодого учителя Арктура всё сильнее ощущала помощь, утешение и защиту. Её ничуть не беспокоило, что он сын бедных и незнатных родителей — ведь это так неважно! — и в прошлом был обыкновенным пастухом и наёмным работником на ферме. Напротив, она всегда думала о его прежней жизни с любопытством и восхищением, пытаясь почувствовать всю прелесть его незабываемого детства и юности. Она никогда не смогла бы уловить их смысл, если бы они не переплетались так тесно с самой Природой — природой божественной, человеческой, животной, вселенской. Донал поделился с ней историей своей души, и благодаря этому Арктура прониклась настоящим благоговением ко всему, что наложило на его характер самые лучшие отпечатки: к его дому и молитвам, к его матери и отцу, к овцам и горам, к ветру и небесным высям.

Он стал для неё надёжной опорой, прибежищем, городом крепким, тенью от высокой скалы в земле жаждущей [33]. Она доверяла ему — ещё и потому, что он никогда не просил у неё доверия, не пытался выставить напоказ свою надёжность, а вместо этого всегда указывал ей на Жизнь, на совершенный Источник их собственного несовершенного пока существа, учил её алкать и жаждать Божьей праведности, уверенно полагаясь на то, что наступит день, и жажда эта непременно утолится. Когда–то она доверилась мисс Кармайкл, правда, не всем своим существом, а лишь рассудком, но в результате и рассудок, и подруга завели её совсем не туда. Донал же учил Арктуру, что единственный проводник к истинной, святой свободе — это послушание, послушание не человеку, но Богу, и тем самым помог ей сокрушить узы тех традиций и преданий, которые в виде авторитетных высказываний той или иной церкви накладывают тяжкие и горькие бремена на души людей. Казалось, для Донала не существует никакого иного поприща в жизни кроме самого Христа, что бы там ни говорили все церкви в мире. Где бы он ни появлялся, ему неизменно предшествовало ощущение мира, оповещавшее о его приходе незримым сиянием покоя и напоминавшее Арктуре о тёплых летних сумерках после захода солнца. Она не спрашивала себя, как она сама относится к Доналу, и у неё ни разу не возникло подозрения, что она потихоньку в него влюбляется. Если она и была, как говорится, в опасности, то сама эта опасность была лучше, чем любое безопасное прозябание.

Утром она не вышла к завтраку. Оказалось, миссис Брукс уговорила её снова денёк–другой полежать в постели. Арктура повторяла, что на самом деле у неё ничего не болит, но почему–то чувствовала себя такой усталой, что была не в силах даже оторвать голову от подушки. Она хорошо спала ночью и ни о чём не тревожилась. Она послала Доналу записку с просьбой отпустить к ней Дейви, чтобы тот ей почитал, и дать ему книжку, полезную для них обоих.