Её подруга не пыталась привить ей своё собственное спокойное безразличие к подобным вещам, но даже попытайся она это сделать, ей бы вряд ли это удалось. Её саму никогда не беспокоили такие вопросы, она никогда не стремилась всерьёз понять, что же стоит за провозглашаемыми ею доктринами.

Но это нисколько не помешало ей взять на себя роль духовного наставника, и она непрестанно давала леди Арктуре всевозможные советы о том, как той добиться уверенности в своём спасении. Она вполне справедливо сказала своей подопечной, что все её трудности происходят из–за недостатка веры, но так и не показала ей Бога, достойного того, чтобы в Него уверовать.

За всё это время Донал ни разу не видел графа, а тот, со своей стороны, не проявлял никакого интереса к тому, успешно ли продвигаются занятия у Дейви. Однако леди Арктура сильно беспокоилась на этот счёт, потому что уже была порядком предубеждена против нового учителя и страшилась его влияния на неокрепший ум мальчика.

В классной комнате была небольшая ниша. Когда–то это был оконный проём, но по какой–то надобности его решили наглухо заложить кирпичами. Как–то раз уже после дневных занятий Донал примостился в этой нише с книгой, а Дейви сидел за партой и усердно писал. Хотя уроки уже кончились, погода на улице была такой слякотной и ветреной, что они решили никуда не выходить, и Донал задал Дейви аккуратно переписать одно небольшое стихотворение. Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошла леди Арктура. С тех пор, как в замке появился Донал, она ещё ни разу сюда не заходила. Ей показалось, что Дейви один, она подошла к нему и заговорила так тихо, что Донал, с головой погружённый в книгу, не заметил, как она вошла. Однако постепенно её голос становился всё громче, и Донал вздрогнул, когда вдруг услышал её слова:

— Знаешь, Дейви, каждый грех, каким бы он ни был, заслуживает Божьего гнева и наказания, и в этой жизни, и в грядущей. И если бы Господь Иисус Христос не отдал Себя ради того, чтобы отвратить Божий гнев и удовлетворить Божью справедливость, понеся на Себе наше наказание, Бог навеки послал бы нас с тобой в ад. Бог прощает нас не ради нас самих, а ради Христа.

Не успела она договорить, как Донал поднялся и вышел на середину комнаты, исполненный праведного негодования.

— Леди Арктура, — проговорил он, — я не смею более молчать, когда в моём присутствии произносится такая гнусная клевета против Всеблагого Бога!

Леди Арктура вздрогнула и покрылась румянцем стыда и замешательства. Но воспитание и природная гордость тут же взяли верх. Она выпрямилась и с достоинством произнесла:

— Мистер Грант, вы, кажется, забываетесь!

— Я был бы только рад начисто позабыть о себе, миледи, — ответил Донал. — Но я не вправе забывать о чести своего Бога. Будь вы язычницей, я, наверное, подумал бы, что настало время просветить вас и открыть вам правду. Но слышать, как благородная и образованная дама, с детства знакомая с Библией, говорит такие вещи о Боге, сотворившем её и пославшем Своего Сына для её искупления, и не сказать ни одного слова в Его защиту, было бы настоящей трусостью!

— А вы–то откуда всё это знаете? Кто дал вам право так говорить? — выпалила леди Арктура. Сила, которую придала ей гордыня, уже начала покидать её.

— У меня была мать–христианка, — ответил Донал. — Да она и сейчас жива, слава Богу! Она научила меня любить только истину и ничего кроме истины. Библию я читал с детских лет, порой даже целыми днями, когда пас коров или овец. А ещё, сколько я себя помню, всегда старался исполнять то, что заповедал мне Господь. Потому–то я и могу сейчас подтвердить, что Бог есть истина, что Он есть свет и нет в Нём никакой тьмы, несправедливости или себялюбия. Я люблю Его всей своей душой, миледи!

Арктура хотела было ответить, что тоже любит Бога всем сердцем, но совесть её воспротивилась, и она промолчала.

— Я не говорю, что вы Его не любите, — продолжал Донал. — Правда, как можно любить Бога таким, каким вы Его описываете, ума не приложу! Тот, кто первым сказал о Нём такие мерзости, просто лжец и грешит против Бога. Ведь Он прекраснее всех самых прекрасных фантазий и мечтаний, которые только могут прийти в голову Его творениям.

Дрожа с ног до головы, леди Арктура поспешно поднялась и стремительно направилась к выходу. У двери она обернулась и позвала к себе Дейви.

Мальчик вопросительно посмотрел на своего учителя, молча спрашивая, идти ему или нет.

— Беги, Дейви, беги, — успокоительно сказал Донал.

Буквально через минуту Дейви вернулся. В глазах у него стояли слёзы.

— Арки говорит, что пожалуется на вас папе, — всхлипывал он. — Мистер Грант, неужели это правда, что вы опасный человек? Я ни за что не могу в это поверить, хотя вы и носите на поясе такой большой нож.

Донал рассмеялся.

— Это нож моего деда, называется скин–ду, — сказал он. — Я очиняю им перья. Но знаешь, Дейви, мне всегда странно, когда люди сердятся, если оказывается, что кто–то знает больше их самих. Им даже кажется, что своими знаниями человек пытается выставить их на посмешище или склонить ко злу, хотя на самом деле он лишь желает помочь им стать лучше!

— Но Арки и так хорошая, мистер Грант!

— Я в этом не сомневаюсь, Дейви. Но она не так хорошо знает Бога, как я, а иначе не стала бы говорить о Нём такие вещи. Теперь нам с тобой тоже придётся как следует о Нём поговорить и во всём разобраться.

— Ой нет, мистер Грант, лучше не надо! Давайте вообще не будем о Нём говорить. Арки сказала, что, если вы не дадите обещания больше не упоминать при мне о Боге, она пожалуется папе, и он вас выгонит!

— Дейви, — серьёзно произнёс Донал, — я не стал бы давать такого обещания, даже если бы взамен мне посулили отдать весь этот замок со слугами в придачу! Ведь Иисус сказал: «Кто отвергнется Меня пред человеками, тот отвержен будет пред Ангелами Божиими», а чем испытывать такое, я скорее брошусь с башни вниз головой! Разве так можно, Дейви? Вот скажи, хорошо ли будет, если человек отречётся от своего отца или матери?

— Не знаю, — ответил мальчик. — Я свою маму вообще не помню.

— Вот что я тебе скажу, Дейви, — сказал Донал, чувствуя внезапный прилив озарения. — Я пообещаю не говорить с тобой о Боге в другое время, если леди Арктура пообещает сидеть рядом, когда я буду говорить о Нём с тобой — ну, скажем, раз в неделю. Пожалуй, будет даже лучше, если мы не станем слишком часто о Нём говорить. Может, тогда мы сможем лучше Его слушаться.

— Спасибо, мистер Грант! Огромное Вам спасибо! — радостно воскликнул Дейви, с облегчением соскочив со своего места. — Я всё ей передам! Спасибо! Я так не хочу, чтобы вы от нас уходили. Если вы уйдёте, я, наверное, целую неделю буду плакать! Вы же не станете говорить ничего дурного, правда? Знаете, Арки читает Библию каждый день!

— Я тоже, — улыбаясь сказал Донал.

— Правда? — обрадовался Дейви. — Я ей про это тоже скажу, и она поймёт, что, должно быть, ошибалась.

Он тут же побежал к своей кузине, чтобы рассказать ей о предложении Донала. Услышав его, леди Арктура пришла в замешательство. Во–первых, она засомневалась, прилично ли это; во–вторых, её смущала неловкость своего положения в этой ситуации. К тому же, её охватил внезапный страх: а вдруг под видом благочестивых рассуждений этот учитель толкнёт её на ложные пути сомнения и заманит в замок великана Отчаяние? — хотя это было просто чудо Божьей благодати, что она не попала туда до сих пор! Что если он убедит её в таких вещах, уверовав в которые, человек навсегда лишается спасения?

Арктура не понимала, что та вера, к которой она стремилась, сама по себе была вечным проклятием. Ибо разве может душа, верующая в несправедливого Бога, обрести блаженство — на небе или на земле? Радоваться такой вере способен только дьявол, а веровать в то, чего не может быть, — не что иное, как вечное мучение. Понятно, что порой человек не видит истинной сущности того, во что, как ему кажется, он верит. Но это не спасёт его от страшной участи незнания Бога, ибо только в познании Его и заключается вечная жизнь. Разве может человек, знающий Бога, верить в то, что Он зол и несправедлив? Многие добрые люди повторяют подобные лживые слова о Боге, но это лишь означает, что сердце их пока разделено, сомневается и не знает покоя, и чтобы хоть как–то утешиться, думая о Боге, они вынуждены уговаривать себя размышлять о хорошем, по мере сил не вспоминая о плохом.