— Похоже на обыкновенный камин, — наконец провозгласил он. — Труба идёт прямо вниз, — пояснил он, снова вглядываясь в темноту, — но тут немного пониже что–то натянуто. Наверное, от галок.

— И что же это такое? — спросил Донал.

— Какая–то решётка, — откликнулся Дейви. — Нет, пожалуй, не совсем. То есть, наверное, решётка, только сделана из проволоки. Если какая–нибудь ворона захочет пробраться внутрь, эта штука ей не помешает.

«Ага! — подумал Донал. — А что если эта проволока натянута с умыслом и как следует настроена?»

— Вам когда–нибудь приходилось видеть эолову арфу, миледи? — спросил он вслух. — Мне лично нет.

— А мне да, — ответила Арктура. — Один раз, когда я была ещё совсем маленькой. Кстати, если подумать, музыка, которая возникает при порывах ветра, действительно напоминает звучание эоловой арфы. Если я правильно помню, все струны там одинаковой длины. Когда ветер дует на струны под определённым углом, они все начинают играть одновременно и издают самые необычные звуки и гармонии. Правда, я не очень хорошо понимаю сам принцип…

— Сдаётся мне, что это и есть наша птичка! — воскликнул Донал. — Та решётка из проволоки, которую нашёл Дейви, вполне может оказаться такими вот струнами. Интересно, есть ли в трубе тяга? Надо мне тоже забраться наверх и посмотреть. Придётся все–таки притащить лестницу.

— Но как можно устроить эолову арфу в дымовой трубе? — спросила Арктура.

— У нас будет уйма времени, чтобы в этом разобраться, когда мы точно уверимся, что это она и есть, — ответил Донал. — Пока же мы знаем, что в трубе есть что–то непонятное, в чём нам хотелось бы разобраться. Может быть, это действительно эолова арфа, а может, и нет.

— Но кто же додумался натянуть её в каминной трубе? Ведь сажа непременно испортит струны!

— А вдруг это вовсе не каминная труба? Скажи, Дейви, там много сажи?

— Нет, сэр, никакой сажи тут вообще нет. Только камни и извёстка.

— Вот видите, миледи? Мы даже не знаем, каминная это труба или нет.

— Какая же ещё, если построена здесь вместе с остальными?

— Может, она и ведёт к камину в одной из комнат, но если бы в нём когда–нибудь разводили огонь, даже очень, очень давно, внутри непременно остались бы следы дыма и сажи. Завтра я вернусь сюда с лестницей и всё выясню.

— А сегодня нельзя? — почти умоляюще проговорила Арктура. — Мне так хочется поскорее во всём разобраться!

— Как пожелаете, миледи. Сейчас схожу и принесу. По–моему, я видел стремянку в самом низу башни, возле садовой калитки.

— Пожалуйста, если вам не трудно!

— Я тоже спущусь и помогу вам её тащить, — предложил Дейви.

— Ты не должен оставлять леди Арктуру одну, — сказал Донал. — Правда, не знаю, смогу ли я втащить стремянку по винтовой лестнице, особенно если она длинная. Если у меня ничего не выйдет, поднимем её блоком, как поднимали уголь.

Донал ушёл, а Дейви с Арктурой остались ждать. Вечер был довольно холодным, но Арктура была тепло одета, а Дейви был вполне закалённым и выносливым парнишкой. Они уселись возле нагромождённых вместе труб и стали разговаривать.

— Знаешь, Арки, ты мне уже давно ничего не рассказывала, — сказал Дейви.

— А зачем тебе мои рассказы? Теперь у тебя есть мистер Грант. Он же нравится тебе гораздо больше, чем я!

— Понимаешь, — задумчиво начал Дейви, ничем не возражая на её грустный полуупрёк, — сначала я его боялся. Правда, по–моему, сам он не хотел меня пугать. Он просто хотел, чтобы я его слушался. А тебя я никогда не боялся.

— Не сомневаюсь, что он гораздо меньше на тебя сердится, чем я.

— Мистер Грант вообще на меня не сердится. А если ты когда–то и сердилась на меня, то я вообще этого не помню. Помню только, что вёл себя не совсем хорошо. Иногда я об этом вспоминаю, когда вечером лежу в постели, и мне становится ужасно стыдно! Но потом я говорю себе, что ты меня простила, и сразу засыпаю.

— А почему ты думаешь, что я простила тебя?

— Потому что я тебя люблю.

Арктура не увидела в его словах никакой логики и задумалась. Она прощала мальчика вовсе не потому, что он любил её; наверное, его любовь к ней уверила его в том, что она простила его! Любовь сама служит себе оправданием и неизменно видит себя во всём, на что смотрит. А прощение неотделимо от неё, и его непременно можно увидеть всюду, где есть любовь.

— Тебе нравится мой брат? — спросил Дейви.

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Потому что все говорят, что когда–нибудь вы с ним поженитесь, но вы почему–то совсем не любите бывать вместе.

— Всё это ерунда! — краснея, отрезала Арктура. — И зачем это люди мелют всякий вздор?

— Ну, ему ты тоже не больно нравишься, — философски заметил Дейви. — Ему нравится Эппи.

— Тише, тише! Ты не должен такое говорить.

— Я видел, как они с Эппи целовались. А тебя он ещё ни разу не поцеловал.

— Только этого не хватало!

— А разве так можно? — спросил Дейви. — Если Форг собирается жениться на тебе, как он может целоваться с Эппи? Разве это хорошо?

— Он вовсе не собирается на мне жениться.

— Он бы женился, если бы ты сама этого захотела. Папа так очень хочет.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, я же не глухой! Однажды он сказал: «Когда замок будет наш…», а я его спросил, как такое может быть. А он говорит: «Когда Форг женится на Арктуре, замок перейдёт к нему. Так оно и должно быть. Титул никогда не должен отделяться от имения».

Кровь жарко прилила к щекам Арктуры и застучала в висках. Неужели её считают лишь безделушкой, существующей в придачу к ценному имуществу? Блестящей обёрткой для дорогого подарка? Но она тут же вспомнила, как причудливо порой ведёт себя дядя. Не будь граф таким странным человеком, вряд ли он стал бы свободно говорить столь дерзкие вещи в присутствии мальчика, который по своей наивности вполне мог пересказать их хозяйке замка.

— Ты же не хочешь никому отдавать свой замок, Арки? — снова спросил Дейви.

— В любом случае, я не отдам его человеку, которого не буду любить.

— На твоём месте я вообще не стал бы выходить замуж и оставил бы замок только себе. Не понимаю, почему он должен достаться Форгу!

— Значит, хочешь, чтобы моим мужем был замок?

— По крайней мере, он хороший, большой и сильный. Будет защищать тебя от всяких врагов. И болтать не будет, когда тебе захочется помолчать.

— Это правда. Но ведь от глупого и бессловесного мужа быстро устаёшь, будь он даже самым большим и сильным.

— Зато он никогда не будет тебя обижать. Я уже не раз слышал, как папа говорит о каком–то муже, который жестоко обижал свою жену. Иногда мне даже кажется, что он говорит про себя. Но ведь такого не может быть!

Арктура не ответила. В её памяти смутно всплыли услышанные когда–то истории, полузабытые намёки и разного рода догадки, указывающие на то, что между дядей и его женой не всё было благополучно. Быть может, теперь дядя сожалеет о своей жестокости? Быть может, мысли о прошлом не дают покоя его совести, и он принимает свои жуткие снадобья, чтобы хоть как–то забыться?

Но рядом с Арктурой сидел Дейви, и она не могла вслух говорить такие вещи о его отце. Поэтому она почувствовала немалое облегчение, увидев, что на крыше появился Донал. Протащить стремянку по крутым и узким поворотам оказалось делом нелёгким, но его упорство победило, и в конце концов он вылез с ней на обзорную площадку. Ещё через несколько минут он пробрался к Арктуре и Дейви, прислонил лестницу к трубе и присел, чтобы немного отдышаться.

— Ну что ж, сейчас мы всё увидим, — наконец сказал он, подымаясь.

— Вы же устали! — возразила Арктура.

— И что в этом страшного, миледи? Мужчине полагается не один раз устать, пока он вечером не доберётся до постели, — весело откликнулся Донал.

— Скажите, мистер Грант, должна ли девушка выходить замуж за человека, которого она не любит? — неожиданно спросил Дейви.

— Конечно нет, Дейви!

— Скажите, мистер Грант, — поспешно перебила Арктура, опасаясь, как бы Дейви не сказал лишнего, — в чём заключается долг женщины, наследующей большое имение? Может быть, ей лучше постараться от него избавиться? Или она должна сама взять его в свои руки?