— Есть такая, — откликнулся Донал.
— А вы её знаете, сэр? Ну, то есть, вы с ней разговариваете или как?
— Конечно, — ответил Донал. — Я хорошо знаю её деда с бабкой.
— Хорошие люди, — сказал Стивен.
— Это точно, — подхватил Донал. — Лучше не бывает.
— Хотите оказать им добрую услугу, сэр?
— Конечно, хочу!
— Ну тогда вот что, сэр. Сдаётся мне, что у Эппи в замке не всё ладно.
С этими словами он отвернулся и проговорил что–то ещё, но так тихо и невнятно, что Донал ничего не мог понять.
— Если вы хотите, чтобы я что–нибудь смог для неё сделать, — сказал он, — вам придётся объясниться поподробнее.
— Я вам всё объясню, сэр, — проговорил Стивен и снова замолчал с видом человека, который не скажет больше ни единого слова.
Донал молча ждал. Наконец рыбак решился:
— Вы должны знать, сэр, что эта девушка мне уже давно нравится. Сами, поди, видели, какая она красавица. Хоть кого очарует.
Донал ничего не ответил. Он был вполне готов признать, что Эппи хороша собой, но особого очарования в ней не чувствовал.
— Ну так вот, — продолжал Стивен. — Мы с ней, почитай, два года вместе, и всё у нас было хорошо, полюбовно. А весной она вдруг переменилась: одна ветреность на уме, и нос стала задирать. Я уж её спрашивал, спрашивал, что с ней такое стряслось. Сам я вроде ничего дурного не делал, да и она ничего против меня не говорит. И ведь знает, что кроме неё я вообще ни одной девчонке и слова ласкового не сказал, а только то и дело норовит меня с кем–нибудь свести, то с одной, то с другой. Я никак понять не мог, что с ней такое приключилось. Но тут недавно сообразил: это она просто ищет, как бы со мной развязаться. Эх, и горько же мне было, сэр! Ведь она что хочет? Сделать всё так, как будто это я виноват, а на самом деле это ведь не я, а она… Другого себе нашла!
— А вы в этом уверены? — спросил Донал.
— Ещё как уверен, сэр. Только уж простите, не могу вам сказать, как я обо всём этом узнал. Вы не думайте, сэр, я ведь не стану девушку удерживать, если сердечко её от меня отвернулось. Я бы вообще ничего не стал об этом говорить, терпел бы эту муку молча, как и полагается. Ведь от гнева и ярости толку нет: невод с ними не починишь, рыбы не наловишь. Но видит Бог, сэр, боюсь я за неё! Говорят, уж так она в него влюбилась, что кроме него и думать ни о чём не может. А ведь он — молодой граф, а не простой рыбак вроде меня. Вот отчего мне не по себе!
Донал почувствовал, что внутри у него поднимаются великая жалость и великий страх, но ничего не сказал.
— И потом, — продолжал Стивен, — может, с рыбаком–то ей и надёжнее было бы, чем с его светлостью. Потому что, если правду люди говорят, рано или поздно молодому графу придётся самому на хлеб зарабатывать. Земля–то не его, и замка ему не видать как своих ушей, разве только на хозяйке женится. Ведь за Эппи он ухаживает вовсе не затем, чтобы жениться! Разве такие, как он, женятся на простых девчонках?
— Постойте, постойте! — озадаченно перебил его Донал. — Вы что же, намекаете, что между Эппи и лордом Форгом что–то есть? Это какой же надо быть легкомысленной вертушкой, чтобы такое взбрело в голову!
— Да уж лучше бы и впрямь взбрело, чтоб она подумала хорошенько! Тогда, может, и из сердца было бы полегче выкинуть эти глупости… Ох, сэр, тяжко мне и горько, а только не ради себя я с вами заговорил. Ведь если всё это правда, между нами уже и быть ничего не может. Жалко мне её, сэр! И раскрасавица она, и хорошая, а ведь он на ней не женится! Эти благородные такое порой творят, что страшно становится. Недаром бедный люд потерпит–потерпит, а потом как взбунтуется да поднимется, чтобы их скинуть — вот, как в той же Франции!
— Так–то оно так. Но вы сами понимаете, насколько серьёзны ваши обвинения?
— Как не понять. Только даже если всё это правда, кричать я об этом не собираюсь…
— Тут вы совершенно правы. Добра от этого не будет.
— Да уж, добра тут вообще ждать не приходится, хоть молчи, хоть говори… Я ведь сейчас как раз иду к молодому графу. Пусть объяснит, как он намеревается поступить с Эппи! И коли задумал что неладное, я ему покажу, где раки зимуют! Лучше уж пусть меня повесят, чем ей, бедняжке, позор на всю жизнь! Я уж сказал, что между нами ничего и быть больше не может, но вот шею его светлости я бы свернул с превеликим удовольствием. Это ведь всё равно, что акулу убить!
— А зачем вы всё это мне рассказываете? — спросил Донал.
— Затем, чтобы вы мне подсказали, где искать молодого графа.
— А вы потом свернули ему шею?.. Но ведь тогда я тоже стал бы соучастником в убийстве!
— Что же вы, хотите, чтобы я ничего не делал и смотрел, как Эппи сама себя губит? — презрительно произнёс рыбак.
— Ничего подобного. Я бы и сам непременно что–нибудь сделал. Причём ради любой девушки — и уж тем более ради внучки моих лучших друзей.
— Неужели вы мне откажете, сэр?
— Я непременно вам помогу, но не стану делать того, о чём вы просите. Позвольте мне подумать. Я обещаю, что обязательно что–нибудь сделаю, только сразу не могу сказать, что именно. Отправляйтесь–ка вы лучше домой, а завтра я приду к вам сам.
— Нет, так не пойдёт, — с упрямой яростью проговорил рыбак. — У меня сердце из груди выпрыгнет, если я чего–нибудь да не сделаю. И сегодня же вечером! Не могу больше оставаться в этом аду. Как подумаю, что этот негодяй опутывает мою Эппи своими лживыми обещаниями, так и жить не хочется! У меня аж вся голова горит, а в глазах даже океан как кровью покрылся!
— Если сегодня вечером вы появитесь в замке, я даю честное слово, что попрошу поймать вас и связать. Вы мне слишком нравитесь, чтобы я позволил вам болтаться на виселице. Отправляйтесь домой и предоставьте всё дело мне. Я сделаю всё, что могу, и обо всём вам расскажу. Если я смогу её спасти, то непременно спасу. Что вы, Стивен! Неужели вы хотите, чтобы против вас восстал Сам Бог?
— А мне думается, что Он–то как раз и будет на стороне справедливости!
— Так оно и есть. Только ещё Он сказал: «Мне отмщение, Я воздам!» Он–то знает: уж что–что, а месть нам доверять нельзя! Потому и не хочет, чтобы мы вмешивались. Ведь Ему больше вас хочется, чтобы с Эппи поступили по справедливости. Поверьте мне, я сделаю всё что смогу!
Какое–то время они продолжали идти в подавленном молчании. Вдруг молодой рыбак вытащил руку из кармана, порывисто сжал ладонь Донала и, должно быть, немного успокоился, почувствовав в ответном рукопожатии настоящую мужскую силу. Затем он повернулся и, не сказав ни слова, пошёл назад.
А Донал начал думать. Да, дельце не из приятных! Что же делать? Что предпринять? Немного зная молодого графа, Донал не мог поверить, что тот намеренно собирается обмануть девушку. Правда, он вполне может слегка поразвлечься себе в угоду, и ему вряд ли придёт в голову, что с его стороны нехорошо и некрасиво проявлять к служанке праздную фамильярность.
Нет, если во всём этом есть хоть малейшая доля правды, их близость надо немедленно прекратить. Но, может быть, всё это — распалённое воображение праведной ревности, воспылавшей из–за того, что последнее время девушка вела себя не так, как должно? Или это вовсе не граф, а кто–то другой? В то же самое время, Донал вполне мог предположить, что лорд Форг, только что вернувшийся из колледжа и очутившийся в почти полном одиночестве, без привычного общества, не обладающий особой любовью к чтению и практически лишённый развлечений, из одной только скуки почувствовал влечение к хорошенькому личику и приятной фигурке Эппи, а потом, почувствовав в ответ её полубессознательное, инстинктивное кокетство, увлёкся ею ещё больше.
Донал понимал, что и говорить, и молчать одинаково опасно. Если для ревности нет никаких причин, само предположение о возможности чувств со стороны графа может оскорбить Эппи — или, ещё хуже, пробудит в ней тот самый интерес, который надо бы как можно скорее загасить! В любом случае, надо на что–то решиться! Он только что прочёл у Филиппа Сиднея, что «человеку, мечтающему предотвратить все возражения и препятствия в великом деле, лучше сразу лечь ничком и ничего не делать». Вот только что предпринять?
