Не веря своим глазам, Бекмер подскочил к трупу. Руки кагана слепо зашарили по застывшей теперь навечно груди зятя. Все верно: вот пробит стальной щиток, вот рана, но от стрелы не осталось ни следа. За его спиной шаманы в спешном порядке читали заклинания призывающие духов оградить их от зла.

— Вон! — вне себя от гнева на неумех прошипел Бекмер. — Кто проронит хоть слово о том что произошло пожалеет что родился зрячим и умным. Немедленно позовите моего сына и византийца.

Наблюдая за переполохом во вражеском стане, Василий ликовал. Не ошибся он в выборе цели и стрела не ошиблась. Как ни повернется дело в дальнейшем, а все одно видно — не простого сотника угробил. Не меньше чем тысяцкий, а то и еще поважнее птица. Жаль, что стрел только три, а рук только две — иначе всех бы вот так, Василий аж глаза прикрыл от заманчивых мыслей.

Вскоре внимание богатыря приковали две новые фигуры спешащие в белоснежный шатер. И если молодой, гибкий хазарин привлек внимание богатыря богатыми одеждами, то другой, одетый совсем не по-хазарски…

Василий всмотрелся. Сердце богатыря екнуло когда человек обернулся в сторону леса, словно почувствовав на себе пристальный взгляд. Не узнать это лицо Василий не мог — тот самый византиец, что договаривался под Киевом с посланцем хазар, тот, кто пустил по его следу Чернобоя, тот, кто умышлял против Руси.

Достав оставшиеся стрелы, богатырь положил одну на тетиву и принялся терпеливо ждать.

Недовольно ворча, Антоний внимательно осматривал тело Бахмета. История с исчезнувшей после прикосновения стрелой, не на шутку встревожила мага. Подтверждались самые худшие опасения — волхвы не дожидаясь удара, начали первыми. Об этом следовало немедленно доложить Совету.

Бекмер терпеливо ждал когда византиец закончит возиться с телом. Старый каган давно догадался что Антоний не простой посол базилевсов, но ни словом, ни жестом не выказал своей осведомленности. В отличие от него, Бекмер-младший непонимающе смотрел за действиями византийца, но видя молчаливое одобрение отца решил отложить выяснения до времени.

Наконец Антоний закончил осмотр и почтительно поклонившись присел рядом с каганом. Бекмер протянул хмурому магу полную великолепного вина чашу. Глаза младшего сердито сверкнули: кто такой этот византиец, что отец оказывает ему такую честь.

Антоний смиренно склонил голову.

— Благодарю тебя, Великий Каган.

— Пей, и поведай нам, что думаешь об этой смерти.

Скривившись будто хлебнул уксуса, Антоний отставил вино.

— Каган, это большая потеря, но для нашего дела это ровным счетом ничего не значит. Так, мелкие фокусы местных колдунов.

— Колдунов? — Бекмер озабоченно потер крепкую широкую шею. — Но если колдуны… Значит русы знают о нашем приближении?

— Не думаю. Если бы знали, давно бы уже привели войска.

Бекмер с сыном недоверчиво переглянулись и маг поспешно добавил.

— Поверь мне, каган, у князя русов сейчас и без нас хватает проблем.

— Ну, если ты так говоришь… — все еще с сомнением пожевал губами каган.

— Просто поверь, — улыбнулся одними губами Антоний. — А сейчас, прости, но сейчас я хотел бы обдумать произошедшее в одиночестве.

Бекмер благосклонно кивнул.

— Мой сын, — он обратился к нетерпеливо ерзавшему на подушках сыну. — Иди с нашим достойным гостем, и отдай приказы сотникам, что бы усилили посты. Нужно быть бдительными.

Каган с нежностью смотрел на вскочившего с готовностью сына. Достойный вырос наследник. Унаследовавший красоту от своей матери Тайчар, что в молодости слыла первой красавицей хазарского каганата, он тем не менее не знал себе равных в сабельных схватках. А доставшийся от отца талант полководца уже не раз посрамлял более опытных, убеленных сединами и украшенных шрамами военачальников. Поддавшись непонятному порыву, Бекмер потянулся к нему.

— Сын мой, будь осторожен… — и не стесняясь византийца, Бекмер крепко прижал сына к груди.

— Все будет в порядке, отец! — блеснув белыми, что жемчуг, зубами, младший отстранился от отца. — Мы покажем этим урусам!

Он поспешил за выходящим из шатра Антонием. Уже выходя, он еще раз обернулся улыбаясь отцу. В бездонных, агатовых глазах, промелькнули искорки смеха.

Бекмер смотрел на качнувшиеся за сыном завеси с непонятной тревогой. Зародившись в сердце легким ледяным уколом тревога, стремительно разрасталась, точно пожар в летнюю засуху. Все еще не понимая, что с ним происходит, каган вскочил и бросился к выходу.

До рези в глазах, Василий всматривался в колыхающиеся завеси, закрывающие вход в белоснежный шатер. Сердце богатыря размеренно билось, мощно гоня кровь к трепещущим в ожидании мышцам.

Прошло совсем немного времени, когда резко откинув завеси, из шатра стремительным шагом вышел Антоний. Следом за ним, стараясь не отстать, спешил и тот молодой воин, что привлек внимание Василия чуть раньше.

Не тратя драгоценных мгновений на прицеливание, зачем, когда стрелы сами находят цель, богатырь отпустил тетиву. Не успела стрела сорваться с тетивы, как привычные руки уже подхватили следующую и пустили следом. Две стрелы — две цели. Василий опустил ставший теперь бесполезным лук.

— Сто-о-ой! — не смог сдержать рвущийся из глубин души крик, Бекмер. — Сто-о-ой!

Едва распахнув завеси, грузное тело кагана метнулось в тщетной попытке сбить сына с ног, укрыть собой, защитить. Замерев на миг в длинном прыжке, Бекмер успел увидеть медленно опускающееся на землю тело Антония и широко распахнутые в удивлении глаза сына.

— Не-е-ет!

Удар тела о тело, заглушил чмоканье впивающейся в молодое, упругое тело стрелы. Падая на землю вместе с сыном, Бекмер уже знал — его нет в живых. Перед мысленным взором кагана, сменяя друг друга с умопомрачительной скоростью, мелькали картинки прошлого. Вот, он смеясь и плача от счастья, поднимает над головой оглушительно орущего младенца. Вот, его сын впервые садится на тонконогого жеребца. Вот, его сын, весело смеясь, подхватывает сильными руками прекрасную, волоокую девушку. Вот, его сын, откидывая завесь шатра, улыбаясь обернулся и искорки смеха блеснули в его агатовых глазах.

Неподвижно застывшие, бывалые рубаки содрогнулись услышав вырвавшийся из груди кагана, тоскливый стон.

— Нет, нет… — истерично шептал Бекмер, гладя навсегда застывшее лицо сына. — Нет, пожалуйста, нет. Почему?…

Каган поднял залитое слезами лицо. Сумасшедшие, заполненные горем глаза остановились на трупе византийца.

— Ты! Ты виноват в том, что я потерял своего сына! — обличающе уткнулся в него дрожащий палец кагана. — Ты соблазнил меня на этот поход. Ты обещал богатую добычу. И что теперь? Зачем мне добыча? Зачем мне слава? Где теперь мой сын? Где?

Не помня себя от горя, Бекмер пинал ногами безразличного теперь ко всему Антония. С большим трудом удалось увести его обратно в шатер, куда уже отнесли тело сына.

Оставшись наедине со своей болью, каган дал волю раздирающим грудь слезам. Оплакивая гибель сына, он словно приходил в себя от долгого сна. Поход на Русь все больше и больше казался сумасшествием которого следовало избегать. Поменять дружбу киевского князя на недолговечную добычу, поменять мир на войну, боги, куда он смотрел? Что за сила заставила поступить против велений рассудка, против велений сердца? Почему, не удалось прозреть раньше, когда сын был жив, когда можно было все изменить вернувшись назад?

Глотая обжигающие слезы, каган молча смотрел на тонкую стрелу торчащую из груди мертвого сына. Он протянул руку к переливающемуся оперению. Мелко задрожав, стрела обернулась струйкой невесомого дыма выскальзывая из его пальцев.

Когда спустя несколько часов, каган вышел из шатра, глаза его были сухи и безжизненны. Ожидавшие его все это время военачальники вздрогнули услышав глухой безжизненный голос: