— Да, места богатые, — согласился русич. — На Руси все земли не бедные. Тем и стоим! Вы-то откуда будете?

— Поляне мы! — с затаенной гордостью похвастал седоусый. — Рази ж, еще кто такую уху сварит?

Русич расхохотался. В такт его смеху зазвенели тихонько кольца кольчуги.

— А ты, добрый человек откель будешь? Что-то лицо твое мне знакомо…

— Я-то? — русич замешкался. — Я…

— Князь, князь, — вынырнул из сгустившейся темноты молодой дружинник. — Тебя воеводы заждались! Претич послал тебя найти…

— Князь? — рот седоусого распахнулся настолько широко, что Святослав испугался как бы жилы не порвал. — Князь!

Только сейчас, когда Святослав хохоча повернулся чуть полубоком, в свете костра блеснула тяжелая серьга с крупным рубином. Сидящие у костра воины как по команде рухнули на колени. Седоусый, совсем растерявшись что-то забормотал.

Все еще смеясь, Святослав поднял старого воина с колен.

— Мы, чай не в тереме княжеском, что б передо мной на колени падать! Жаль, торопят меня. Но за уху спасибо! Порадовали зело! А потому, пусть носит теперь эта застава имя полянского племени. И будет зваться отныне — Полянская застава!

Так оно было или нет, теперь уже никто не скажет. Да и надо ли знать?

Наум, всего несколько месяцев был воеводой Полянской заставы. Но за это время успели его сильно невзлюбить дружинники. Больно скверный у него характер. Придираться готов к любой мелочи. Чуть заметит пятнышко на брони или на шеломе, мигом велит выпороть за недогляд за казенным имуществом. Словно специально высматривал непорядки. Богатырям княжим указывать, правда, не мог, но придирками доводил. Вот и старались богатыри держаться от Полянской заставы подальше. Так и остались на там только простые дружинники. Меж собой давно уже выяснили, что раньше приходилось Науму распоряжаться обозами. Наворовал — жуть. Только не дознались про то, напротив — так ловко ему все удавалось, что повысили. Наум на радостях с повышением согласился. Думал, при княжем тереме будет обеспечивать дружину необходимым. Уже и руки потирал в предвкушении новых барышей, а его в воеводы и на заставу. Как тут не разъяриться?

Да и трусоват был. Вечерами дружинники со смехом пересказывали слышанную каждым по много раз историю, как поехал, раз, Наум в одиночку в ближайшую весь. И случись ему встретится с печенегом. Это потом, много позже выяснилось что печенег был из местных, что решили осесть на Руси. А в тот момент завопил воевода благим матом так, что понес конь с испугу, да седока сбросил. Печенег видя такое дело решил помочь бедняге, но куда там! Стоило ему направить коня к лежащему на земле воеводе, как тот вскочил и бросился удирать во все лопатки. Без остановок бежал до заставы версты четыре. Прибежал, всю дружину всполошил, мол степняки напали. Повскакали дружинники на коней, разыскали того печенега, тут все и выяснилось. Успокоили воеводу. Глядь — а у него порты мокрые, да запашок подозрительный… С тех пор стали за глаза прозывать Обделанным. Вот только опасно это было. Раз услышал свое прозвище Наум, и бедняге, что не уследил за языком столько плетей досталось, что еле выходили товарищи. Но и этого Науму показалось мало, и теперь неосмотрительный воин не вылезал из дозоров.

Докладывали князю Владимиру, что не все благополучно на Полянской заставе. Но князь лишь отмахивался — и без того дел полно, дескать, дружина на заставе бдит и ладно. Вот и лютовал Наум, наслаждаясь воеводской вседозволенностью. Только в те, довольно частые, дни дружина переводила дух, когда Наум уезжал поразвлечься в Сторожец — небольшой городок выросший в дне пути от заставы.

Хозяин корчмы, мелко кланяясь бросился встречать дорогого гостя. Не то чтобы любил воеводу — дюже дурной характер имел тот — но заказывал всегда самые дорогие вина и блюда, как не привечать такого?

— Что изволите? — залебезил корчмарь. — Осмелюсь посоветовать, вчера вино привезли из самой Греции. Аромат изумительный. А вкус!

— Давай, — согласился воевода. — И скоренько мечи на стол закуски. Грибочков там, огурчиков… да не забудь поросенка с кашей!

Переломившись в пояснице, корчмарь отвесил земной поклон, и бросился исполнять веление гостя. С кухни донесся рык, подгонявший нерасторопных стряпух. Тем временем верный телохранитель Наума споро очищал от засидевшихся на свою беду за излюбленным столом воеводы, ремесленников. Смачные плюхи перекрыли неразборчивый гомон. Попытавшийся защитится один из мужиков рванув на груди рубаху, кинулся на обидчика. Заученно перехватив мелькнувшую в ударе руку, телохранитель сочно впечатал обтянутый кольчужной перчаткой кулак в подвздошную впадину забияки. Воздух с сипением покинул легкие. Закатив глаза, мужик кулем рухнул на заплеванный и закиданный обглоданными костями пол корчмы. Брезгливо переступив через корчащееся тело, воевода тяжело опустился на освобожденную лавку. Телохранитель удобно расположился за соседним столиком, внимательно следя за проходящими мимо мужиками.

Наум мрачно хлебал дорогое заморское вино, не ощущая тонкого вкуса. Подогретая вином злоба с новой силой ударила в голову. Накануне родственники прислали весточку из Киева — с новым годом поздравили. Быть ему воеводой на этой, забытой князем, заставе еще год. Как тут не напьешься?

В тот момент, когда узкогорлый, расписанный изящными узорами кувшин начал подозрительно двоиться, незнакомая рука протянула воеводе полную чарку. Подняв мутные от обилия выпитого глаза, воевода тупо уставился на непрошеного гостя. Длинные, черные как смоль волосы надежно скрыли лицо незнакомца, пряча от нескромнойго взгляда. Худощавая фигура куталась в темно-серый дорожный плащ, под которым угадывались очертания короткого клинка.

— Громыка! — пьяно взревел воевода, подзывая телохранителя. — Громыка, ящерово отродье, кого допустил?

Телохранитель, раньше подбегающий с полуслова, не отозвался. Наум с трудом повернул тяжелую голову к соседнему столику. Огромный детина мощно посапывал, завалившись красным, обожженным солнцем лицом, в миску с рассыпчастой кашей. — Громыка, маму твою через колено, хватит спать! — воевода, опустошив поданную чарку, запустил ее в спящего телохранителя. Твердая посудина звонко щелкнула Громыку по лбу. Сонно чмокнув, детина переливисто захрапел.

— Он спит, — тонкие губы незнакомца расплылись в хищной улыбке. — И проснется только тогда, когда разрешу я.

Страх, ледяным водопадом окатил сердце воеводы. За какой-то короткий миг, протрезвел, будто в жизни не пил. Настороженный взгляд впился в лицо собеседника.

— Кто подослал? Ты кто?

Ухмыляясь, незнакомец налил в стоявшую перед ним чарочку, кроваво-красного, как дурной закат вина.

— Хорошее вино пьешь, воевода, — похвалил он. — Смотрю, хорошо князь платит своим воеводам!

Наум похолодел. Произнося последние слова, незнакомец так многозначительно подмигнул, точно знал о его темных делишках.

— Неплохо платит, — процедил сквозь зубы воевода, мучительно размышляя что нужно этому чужаку. — Да я не за деньги служу, а за Русь — матушку радею.

Хмыкнув, незнакомец одним махом выпил вино. Протянув руку, по-свойски стянул из миски воеводы крепенький золотистый грибок.

— За Русь, говоришь? — воевода зачарованно смотрел, как острые клыки ослепительно белых зубов, размололи грибок в кашу. — За Русь? Стало быть на благо Руси твой шурин продал купцам две подводы зерна, что предназначались на пропитание вверенной тебе дружины? Или на благо Руси идет та мзда, что платят тебе караванщики, не горящие желанием показывать на заставе для досмотра товар? Продолжать?

Растерянный Наум отрицательно покачал головой. Незнакомец говорил о вещах, о которых не мог знать, но все же знал. Дойдет эта весть до князя, в лучшем случае на кол посадит. А в худшем… Довелось раз Науму побывать в княжеских подвалах. Такого насмотрелся — месяц кошмарами мучался.

— Сколько? — хрипло спросил воевода.