—
Это точно, — подхватил он, — у виртуализатора-то есть своя программа. Но ее можно переписать, пустить в нее вирус, стереть совсем и не пользоваться ей. Ты разве этого не знала-то?
—
Знала, — ответила Настя, — но никогда этого не делала. А что это даст? Кроме возможности, например, сбить с толку своего противника в виртуальности.
—
Особенно — ничего, ты права, — согласился Лоуб.
—
Тогда… — начала Настя, но Лоуб ее перебил:
—
Тогда никакой виртуальности не существует. Надеюсь, это-то ты понимаешь?
—
То есть? — такой поток информации без всякого вступления и попыток все разъяснить просто сбивал ее с толку.
—
То есть виртуальность, все то, что ты видишь в Сети, ощущаешь, то, куда ты заходишь, что берешь, что, в конце концов, преграждает тебе дорогу, — все это не более чем набор нулей и единиц, который виртуализатор превращает в особым образом настроенный поток электрических импульсов, идущих в зрительные области твоей ненаглядной коры. И чтобы пройти сквозь стену, например, в большинстве случаев достаточно просто перестроить программу виртуализатора таким образом, чтобы твоя кора не воспринимала ее как препятствие. А как, скажем, висящий на веревочке полупрозрачный шелк, который ничего не стоит порвать.
—
Теоретически — да, — согласилась Настя, — но так можно перестраивать программу виртуализатора беспрерывно. Причем совершенно точным образом. Ведь если мы превратим каменную стену в шелк, то при такой программе асфальт виртуальной мостовой вполне может превратиться в кипящую лаву со свойствами боевого вируса. И тогда нам станет не до шелка. Разве не так? Все предугадать невозможно.
—
Ты права. Даже если сделать готовые коды для тысяч предметов в виртуальной вселенной, производители исходных кодов вмиг создадут миллионы новых, а то еще и динамически меняющихся, каркасных программ виртуального мира. Ломать виртуальность с помощью постоянной смены кода виртуализатора как минимум нерентабельно, а как максимум — опасно для головы — может и закоротить, поскольку смена кода есть наказуемое законом деяние и по умолчанию нейроконтактом не выполняется. Только в переделках. Вот, можешь на своего дружка глянуть, что бывает от таких переделок. Именно поэтому чип Лугового-Дейла произвел настоящую революцию в технологии виртуальности.
—
Лугового-Дейла? — спросила Настя.
—
Да-да. Именно Лугового-Дейла. Дейл канул в лету, а за Луговым с тех пор так и закрепилась кличка Чип-энд-Дейл.
—
Тогда как можно обойти код виртуализатора?
—
Практически — никак. Если до изобретения этого замечательного чипа виртуальность представляла собой не более чем видеокартинку, спроецированную на зрительные области, то сейчас это скорее поток образов и установочных норм того мира, куда ты попадаешь. Например, ты знаешь, что стена твердая и сквозь нее пройти нельзя. И не нужно создавать никакие защитные программы, просто твое восприятие не сможет сломать запрет на прохождение твердой каменной стены. Понятно?
—
В общих чертах, — честно сказала Настя.
—
Ну хорошо хоть в общих — понятно. Теперь пойдем дальше…
Похоже, Лоуб дорвался до своей любимой темы. Он говорил все быстрей, взмахивал руками и делал театральные паузы. Настя и Мухомор сидели, затаив дыхание и ожидая продолжения. Еще бы, именно то, что было дальше, и являло собой основу главной тайны хакеров. Настоящих хакеров, а не того отребья, с которым до сих пор приходилось общаться Насте. Лоуб был поистине великим хакером. Если принимать на веру все то, что о нем говорили в Сети, то, наверное, самым великим из великих. И его рассказ являлся тому подтверждением. Настя надеялась увидеть продолжение демонстрации его величия в Сети.
—
А дальше, — продолжил Хакер, приподнявшись на локте в своей необъятной кровати, — оказалось, что проблема восприятия существует не для всех. И заметил это сам изобретатель, наш старик Чип. А первым, кто решил эту проблему, был ваш покорный слуга. То есть я!
—
И что? — робко спросила Настя после затянувшейся паузы.
—
И все! — Лоуб вошел в раж. Он брызгал слюной и постоянно срывался на крик. — Нет никаких стен, никаких запоров. Ничего этого нет! Есть только поток битов! Втыкаешь себе в башку вирт-коннектор и идешь, куда хочешь! И все!
—
И что, любой может этому научиться? — с некоторым недоверием спросил Мухомор.
—
Прям там — любой, — отрезал Лоуб, — только тот, кто может Сеть напрямую воспринимать. Я, например, таких восемь человек знаю вместе со мной. То есть теперь — девять.
—
Что значит — теперь? — спросила Настя.
—
Слушайте, — возмутился Хакер, — вы правда тупые или просто придуриваетесь? Чип тебе, девка, х100 просто так, что ли, поставил? Ты и есть девятая. Чип предполагал, а я вчера проверил. Причем скорость твои мозги развивают просто бешеную. Только совсем они с нею, со скоростью, управляться не умеют. Может, и правда тупые.
—
Кто? — спросил Мухомор. Он уже вообще перестал что-либо понимать.
—
Мозги!
Настя пыталась переварить только что услышанную информацию. Перед глазами все плыло. Сейчас для нее самое главное было понять, кто же все-таки она — несчастная девчонка, попавшая не туда, куда надо, или счастливая обладательница редкого дара, о котором она ничего не знала еще полчаса назад. И более того — что ей это все дает, и что же, черт побери, со всем этим делать? В ее голове никак не хотела уживаться мысль, что она — избранная. Она может общаться с Сетью напрямую! Подумать только! Сколько возможностей это открывало, сколько всего можно было бы сделать. Боже, да о чем это она? Что значит — напрямую? И какие возможности, какая разница — напрямую, накривую? Сеть есть Сеть. Что этим можно изменить?
—
А х100 зачем? — спросила она первое, что пришло на ум.
—
Чтоб мозги разогнать, — ответил Лоуб. — Вернее, не столько мозги разогнать, сколько систематизировать поток информации, льющийся прямо в нейроны. Ведь мозг с такой скоростью, как по Сети биты летают, думать не может. Свихнешься враз. И так свихнешься, ты не переживай. Это здесь, на полигоне моем, все довольно просто. А когда на серьезное дело идешь, то всякие штуки типа синта применять приходится.
—
Наркотик? — спросила Настя. — Но зачем?
—
С медицинской, можно сказать, целью, — ответил Хакер. — Чтоб мозги не сразу отшибло. Тогда, если почувствуешь, что крышу сносит, успеешь отключиться. Если захочешь. Или если тебе дадут это сделать.
—
Как это — дадут? — не понял Мухомор. Он вообще сидел мрачный и какой-то настороженный.
—
Разные люди есть. И хорошие, и плохие. И плохих, не мне тебе рассказывать, не в пример больше. Что им твои мозги — главное, нужную информацию слить. А с мозгами потом сам разбирайся.
—
Сколько хакеров сейчас… — Настя задумалась, подбирая слово, каким это можно было назвать, — в рабочем состоянии?
—
Двое, — мрачно глядя на нее исподлобья, ответил Лоуб. — Ты и я.
—
И вы своим умением, как я понимаю, не пользуетесь теперь?
—
Правильно понимаешь. Если засекут — второй раз мне не уйти. Да и живу я неплохо. Правда, приходится делать вид, что скрываюсь.
—
Правда, есть еще один. Но это отдельная история. Нельзя сказать, что он полностью в рабочем состоянии, хотя еще многое может, — добавил Лоуб после короткой паузы. — Ладно, хватит разговоры разговаривать! Давай, тренируйся! Я уже говорил, что времени у нас в обрез.
С этими словами он протянул Насте проводок вирт-коннектора. Девушка взяла в руки черный провод и поднесла его к разъему за ухом. Ее мысли были заняты последней фразой, сказанной Лоубом. Кто этот третий хакер? Тот, что не полностью в рабочем состоянии. И что это могло бы означать? Она не хотела расспрашивать толстяка — было видно, что он рассказывает ей все с неохотой и, скорее всего, много врет. Но он увлекался. Он, как ребенок, начавший взахлеб рассказывать о своих успехах, который при правильно заданных наводящих вопросах выбалтывал все, что хотели знать взрослые, не мог остановиться, когда речь заходила о Сети и о его былых успехах там. Он явно тосковал по хакерской жизни, полной опасностей и приключений. Да, у него теперь было столь многое, что, казалось, мечтать уже не о чем. Но Настя видела, что не жажда наживы заставила этого человека в свое время стать хакером. Нет, конечно, деньги тоже вещь нужная, и без этого никуда. Но пришел он в этот мир за острыми ощущениями, что дает отлично сработанный хакинг. Именно за ними, а не за деньгами. Наверное, именно поэтому он взялся помогать ей. Чтобы вспомнить былое, чтобы посмотреть на все это хотя бы со стороны.