— Да, и что? — спросила Лакс.

— Я просто говорю о том, что он слишком стар для тебя. Всем своим видом Эйми выражала озабоченность и желание помочь, а ее «доброта» интуитивно ощущалась в каждом сказанном ею предложении.

«Какого черта она переживает по поводу того, с кем я трахаюсь?» — удивилась про себя Лакс. В одиннадцатом классе Лакс подралась со своей лучшей подругой Джонеллой из-за того Карлоса, который спустя год стал отцом ребенка Джонеллы. Она сломала ей нос, что, однако, не повредило их дальнейшей дружбе. С того момента Лакс смело шагала по жизни, не беспокоясь о задетых чувствах в отношениях с подругами. Разбитые чувства и носы можно вылечить. Лучше всего говорить то, что думаешь.

— В чем дело, Эйми? Ты хочешь трахаться с Тревором? — спросила Лакс.

«Это будет получше, чем история об Энрике», — подумала Брук, подавившись смешком. Ей понравилось, что Эйми явно не ожидала подобной нападки со стороны Лакс и выглядела одновременно изумленной и обиженной.

— Нет! Я говорю о том, что ты платишь слишком большую цену, связываясь со стариком. Я имею в виду, что такой девушке, как ты, этот стиль жизни и деньги могут казаться чем-то притягательным. И тебе кажется, что это стоит того, чтобы закрывать глаза на его морщины и дряблость, но, в конце концов, тебе стоит позаботиться о том, чтобы не остаться любовницей старика на всю жизнь.

«Такая девушка, как я», — подумала Лакс Из всего, что наговорила Эйми, именно эта фраза больно ударила и глубоко задела ее. Все остальное было полной ерундой.

— Тревор превосходный любовник, — заявила Лакс.

— Мне почему-то с трудом в это верится, — парировала Эйми.

— Может, потому, что ты черствая и уродливая? Я же слышала твои рассказы, детка. Сексуальные истории о ногах? Почему в твоих историях нет мужчины? Я все время с этим сталкиваюсь, знаешь ли. Девушка беременеет, девушку бросают. Ты не так уж сильно отличаешься от меня, — бросила Лакс.

От этих слов шейные мышцы Эйми болезненно напряглись.

— Большая разница между мной и тобой, Лакс, заключается в том, что я бы никогда не сделала этого за деньги.

Лакс замахнулась, но опустила руку: беременность Эйми в той же мере, что и большое расстояние между ними, остановили ее желание дать обидчице сильную пощечину. Вместо этого Лакс бросилась на стол, проехала по нему, ухватилась за кудрявую прядь волос Эйми и дернула.

— А! А-а-а! — взвыла Эйми.

За двадцать три года в жизни у Лакс часто появлялись причины, возможность и потребность продать себя. Но из-за глубокого чувства собственного достоинства она лишь однажды взяла деньги, и только по уважительной, как ей тогда казалось, причине (выпускное платье). Этот опыт заставил ее почувствовать себя совершенно разбитой, невозможно было описать ту великую пустоту, которая разверзлась в ее шестнадцатилетнем теле. Она бы никогда не пошла на это снова. А теперь Эйми, живущая в своем чистом, маленьком мирке, обвиняла ее в том, что она спала с Тревором за деньги. Лакс знала: кое-что она от него получала, но наличные никогда.

Эйми не осознавала, какую черту она пересекла, но было совершенно ясно, что она задела Лакс за живое. Она нащупала ее самый уродливый рубец, который не заживал. Никто не называл Лакс шлюхой, потому что она приложила очень много усилий и многим пожертвовала, чтобы не позволить себе стать таковой.

Кудри Эйми крепко обмотались вокруг тонких пальцев Лакс. Она намеревалась просто дернуть ее за волосы и отпустить. Это должен был быть предупредительный выстрел, а не полноценный бой. Но когда, остыв, она разжала кулак, оказалось, что волосы Эйми запутались в ее пальцах. Она стала трясти рукой, пытаясь освободить от ее черных кудрей. Чем сильнее она трясла, тем громче вопила Эйми.

— Ладно, ладно, — попыталась утихомирить их Марго и, вскочив на ноги, схватила Лакс, пытаясь ее удержать. Она не осознавала, какая Лакс тоненькая, пока не обхватила ее своими руками. Марго ощутила, как неистово колотится о грудную клетку сердце Лакс, словно тигр, запертый в клетку. Марго пробовала успокоить ее, пока Брук старалась побыстрее освободить пальцы от тяжелых кудрей Эйми. Как нарочно, последняя прядка зацепилась за дешевое серебряное кольцо на правой руке Лакс.

— Хорошо, хорошо, почти все, — приговаривала Брук, распутывая волосы, застрявшие в кольце.

Лакс тряслась от гнева.

— Отойди от меня, — крикнула она державшей ее Марго, хотя и понимала, что та не сделала ей ничего плохого. Лакс не могла остановить поток гневных слов. Как только Брук освободила последний локон, Лакс сразу метнулась к двери.

— Сука, — выдохнула Лакс, хватая свой блокнот и рывком открывая дверь. — Глупая, тупая сука!

Хлопнув дверью, она ушла. Эйми была в ярости.

— Вы видели, что она со мной сделала?

Марго схватила носовой платок, хотя Эйми не плакала.

— Психопатка! Идиотка! Чертова сумасшедшая девчонка! Она дернула меня за волосы! У меня осталась залысина, Брук?

— Нет, нет, — успокоила ее Брук. — Я думаю, самое страшное — это шок.

— Вряд ли она собиралась дернуть так сильно, — предположила Марго.

— Почему? Почему она это сделала?

— Ну, милая, тебе не стоило ее так называть, — сказала Брук.

— Да, мне кажется, ты зашла слишком далеко, — согласилась с ней Марго.

— КАК? Как ее называть? Как я ее назвала?

— Проституткой.

— Никогда!

— Ты обвинила ее в продажности, — сказала Марго.

— Я не обвиняла!

— Ты это сделала.

— А даже если и так? Очевидно, что я ударила ее по слабому месту! Шлюха! Проклятая сумасшедшая потаскуха!

Будучи начальником отдела оперативной обработки документов фирмы «Уорвик и Уорвик», среди прочих обязанностей Брук отвечала за то, чтобы все предложения на всех листах бумаги, напечатанных в часы ее смены, разделялись соответствующими интервалами. Она делала это для того, чтобы получать дополнительную премию и иметь уверенность, что ее не унесет слишком далеко от реального мира. Иногда в выходные она одевала очень короткую эластичную юбку, туфли на высоких блестящих каблуках и шла в город, притворяясь сумасшедшей i потаскухой. Она никогда не притворялась проституткой.

— Что ж, — сказала Брук, — я могу предположить, что для Лакс «шлюха» — это что-то вроде воображаемой линии на песке, которую никто не может пересечь, не нанеся при этом урон своей прическе.

— Она напала на меня.

— Она дернула тебя за волосы, — уточнила Брук.

— Я хочу, чтобы ее уволили.

— А когда генеральный директор спросит: «Чем это вы, дамы, занимались в конференц-зале?», что ты собираешься ответить? — спросила Марго. — «О, черт возьми, мы читали в конференц-зале грязные истории во время ленча. Это немного безнравственно».

В наступившей тишине Эйми подумала, как, наверное, ужасно жить в постоянном страхе, что однажды ты можешь стать шлюхой.

— Раньше я была лучше, — сказала она.

— Ты по-прежнему хорошая, — попыталась утешить ее Брук.

— Я была доброй, покладистой и великодушной. Что произошло со мной? — сказала Эйми, надеясь, что ее подруги помогут ей придумать оправдание ее отвратительному поведению. Она приняла бы любую причину, кроме правды. Ее мужчина бросил ее во время беременности. Боль сделала ее уязвимой и жестокой. Но подруги не стали успокаивать ее сладкой ложью. На самом деле каждая из них сосредоточилась на своих мыслях.

— Знаешь, — начала Брук, хотя знала, что это не понравится Эйми, — если бы Лакс умела выражать свои мысли, не применяя физическую силу, ее ярость была бы удивительно прекрасна.

Оставшееся время перерыва на ленч Брук и Марго провели, утешая Эйми и соглашаясь с тем, что Лакс сумасшедшая и то, что она сделала, переходит все границы нравственности.

— Спасибо, — поблагодарила их Эйми. — Мне жаль. Мне не следовало принимать ее в этот клуб.

Эйми думала, что они на ее стороне, но в комнате вдруг повисло молчание. Брук и Марго не смогли найти искренних слов, чтобы согласиться с Эйми. Наконец Марго, попрощавшись, ушла — ее высокие каблуки застучали по мраморному полу.